- Значит я... Я хороший человек! - сказал я и подтвердил это еще раз. - Я хороший человек. С этим я согласен!

Компаньон выпил еще пол-стаканчика. Потом он взял бутылку с оставшейся наполовину водкой и выбросил ее в кусты.

- Что вы дела... - икнул я, - делаете?!

- А ничего. У меня уже норма! Остальное - за борт! Чтобы судно не потонуло, - он немного хохотнул.

Потом мы еще долго разговаривали, сидя на лавке, а когда прощаться стали, компаньон сказал:

- Норма - великая вещь! Она во всем нужна... И даже в любви...

По дороге домой я подумал, почему меня так манит Наташа? Наверное, - это страсть, страсть влюбленного, который всего несколько раз едва пригубил мгновения встречи с любимой... Но тут же я отшатнулся от этого вывода, как от фонарного столба, чтоб не ушибиться! Ибо с Наташей меня единило нечто большее, чем страсть, - нас объединяла тайна!..

- Что ж поделаешь!.. Не всякая наука совершенна в своем применении, - сказал я вслух уже воображаемому компаньону, обратив на себя внимание прохожих.

Наваждение

Под солнечным ливнем бабьего лета, в самом центре города, я, совершенно одинокий, еле волоча ноги, перешел пустынную улицу.

Она была очень легка под моими тяжелыми ногами. Каждым своим шагом я ощущал невесомость улицы, но он доставался мне нелегко. Мне казалось, я был таким тяжелым человеком, что каждый свой шаг должен был бы проваливаться по колено в землю, раздавливая асфальт, как пластилин! Вокруг не было ни единого прохожего, ни одного автомобиля. Город был пуст. Город был только моим... Совершенно никакого движения вокруг. Даже деревья опустили ветви под солнечным светом и замерли... В жизни каждого человека немало есть того, что, принадлежа всем, на самом деле принадлежит ему одному... Когда это поймешь станешь одиноким; когда это станет обычным - станешь неприступным; когда это перешагнешь - станешь человеком...

Одиноко... Я подошел к многоэтажному дому и прислонился к нему лицом. Я боялся, что он рухнет от моей тяжести... "Я уже устал жить без Наташи... Помоги мне, Господи, отыскать ее..." Белый глянец мраморной стены прохладно примагничивал мои ладони и лоб... "Помоги мне, Господи, отыскать ее..."

Я скользнул правой рукой, упругой и тяжелой, за угол здания, мраморная стена продолжалась и там, и вот... К моей руке кто-то прикоснулся! Неожиданно больно кольнуло сердце в груди.

Все еще чувствуя это прикосновение, я потянулся к нему всем своим телом. Преодолевая клейкий солнечный свет, я словно отодвинул от себя изгиб мраморного угла, и... о, Боже!.. Там стояла Наташа...

В белой фате, она пошатнулась вперед. В тот же момент я устремился к ней, и счастье ослепило меня!..

В одно мгновение вся моя тяжесть будто перетекла в улицу. Теперь улица стала свинцовой, а я и Наташа, словно два бумажных человечка, неслись, гонимые внезапно возникшим ветром, по этой тяжелой улице вниз, к набережной.

Через несколько мгновений мы очутились среди вороха серебристых бликов в комнате с видом из окна на зеркально колеблющуюся воду.

Я, так долго воображавший, но прозревший скульптор, любовался Наташей, как своим произведением, прикасался к ее удивительным изгибам плеч. Я словно вылепливал Наташино тело!

Я вылепливал черты ее лица, утонченную шею, гладил послушные руки. Я вылепливал ее смуглые груди.

В пляшущих тенях комнаты лицо у Наташи то вспыхивало солнечным светом, то выразительно заострялось. Наташа чутко улавливала и обвивала полудетскими руками каждое движение любви и наслаждалась им. Ей все было приятно и необходимо. Она ничего не отпускала от себя! Даже сладкие стоны свои она глубоко вдыхала в себя, и они отзывчиво пружинили по всему ее телу.

Мы оба поглощены одним наслаждением...

Время сомкнулось над нашими головами. Теперь мы лежали рядом, а вся остальная жизнь суетилась там, за ворохом серебристых бликов на потолке, за распахнутым окном во Вселенную Земли.

Знакомство

Давно прошло выступление агитбригады перед парткомом бетонного завода. Аню приняли в партию. Потом я еще несколько раз встречался с ней, разговаривали о многом, но в основном о проблемах психологии. Были и загадки, и таинственные намеки в ее словах, от которых я, бывало, не мог долго уснуть по ночам. Потом некоторое время мы не виделись и даже не звонили друг другу.

И вот в моем рабочем кабинете раздался телефонный звонок, в трубке послышался голос Ани:

- Здравствуй, директор!

- Здравствуй, - обрадовался я.

- Узнаешь? - спросила Аня так, словно: "Еще не забыл!"

- Еще бы, сразу узнал. Что так долго не звонила?

- А почему ты не звонил?

- Я?

- Ну ладно, не выпутывайся! Значит, так было лучше! помогла моему замешательству Аня и добавила. - Я теперь на другой работе!

- Что? - словно опомнился я. - Приняли во Дворец Здоровья?

- Да, можно поздравить. Я теперь психофизиолог Областного Дворца Здоровья! - выкрикнула в трубку Аня.

- Ба! - воскликнул я. - Да ты умница! Ну, знаешь, с тебя причитается!

- Банкет не обещаю, но в гости очень даже приглашаю! Милости просим во Дворец моей мечты! Я работаю в паре с удивительным человеком. Да ты уже с ним заочно знаком!

- Что-то не припомню...

- А философские рассказы? - подсказала Аня.

- Корщиков?!

- Он самый, собственной персоной!

- А когда можно будет к тебе подъехать?

- Да завтра вот и приезжай, если сможешь, комната шестьсот двенадцатая.

- Во сколько?

- А во сколько тебе удобно?

- Я завтра же возьму отгул, буду свободен весь день.

- Хорошо. Тогда тебе лучше всего подъехать часикам к одиннадцати, устроит?

- Устроит. Как штык буду!

- Ну, тогда до завтра?

- Всего хорошего, Аня!

В трубке послышались короткие гудки...

На следующий день на шестом этаже Областного Дворца Здоровья в одиннадцать часов я постучал в комнату 612, немного постоял у двери, несколько раз прочел табличку "Психофизиологи" и постучался еще раз.

Директора не любят долго ждать, если ожидание касается лично их. Они избалованы тем, что обычно ожидают их, а не они...

Не дожидаясь приглашения, я приоткрыл дверь и заглянул в помещение. Кстати, до сих пор не пойму, почему во многих зданиях такие коридоры: без окон, длинные, с низким потолком это, наверное, от духовной закрепощенности, низменности чувств и помыслов, - червяку не нужен простор и грация, он ползает по отверстию, облегающему его тело; это тебе не храмы и дворцы с высоким потолком, где человек возвышался духом своим; экономя на стройматериалах, с каждым новым подобным зданием теряем высокую душу; такие низкие потолки, и это во Дворце Здоровья, во Дворце!..

В безоконном коридоре желтели электрические полусумерки, а тут вся комната вспыхнула ярким дневным светом! В комнате было тесно. Плохо соображая, ослепленный, я едва разобрал силуэты двух людей в белых халатах.

Они сидели лицом к лицу у окна за полированными столами, сдвинутыми вплотную друг к другу.

- Можно? - спросил я.

- Входите, - послышался голос какой-то девушки.

Я робко шагнул в комнату, словно из-за кулис на крохотную любительскую сцену, и сразу же почувствовал себя исполнителем главной роли.

- Надя, это ко мне, - словно напомнив о чем-то договоренном, объявился негромко второй голос, тоже голос девушки, но я его сразу узнал: это был голос Ани.

Надя встала из-за стола, глянула в мою сторону, улыбнулась и вышла из комнаты, а я, жмурясь, как на ветру, присел в мягкое кресло возле стола Ани. В белом халате Аня казалась мне вылепленной из ослепительного света.

Наконец мое зрение полностью адаптировалось, и я разглядел пачку бумаг на Анином столе и какие-то карты с изображением человеческих фигур. В десяток секунд Аня что-то очень быстро дописала на обратной стороне одной из карт и ловко отодвинула гибкими руками все бумаги и карты в сторону, на подоконник.

- Сейчас, - сказала она, - придет Корщиков. Надя пошла за ним.