После него, честно скажу, мне и самой идти уже было не так страшно.

В редакции я увидела Виктора, разговаривающего, точнее говоря, кивающего незнакомому мужчине. Это был холеный джентльмен в хорошем костюме, в стильном галстуке. Глядя на него, сразу же приходила мысль о преуспевающем бизнесмене или об областном чиновнике, плотно сидящем трудовой задницей на финансовых потоках.

Виктор оглянулся и кивнул – теперь уже мне. Это означало в переводе на человеческий язык, что джентльмен спрашивал меня.

– Я главный редактор Бойкова Ольга Юрьевна, – представилась я гостю.

Виктор мягко обошел меня и вернулся в кабинет.

– Очень приятно, – осклабился джентльмен, поглаживая меня влажным взглядом. От таких взглядов я разучилась краснеть совсем недавно. Пусть посмотрит, может, хамить не будет, как говорит Маринка в таких случаях.

Джентльмен протянул мне свою визитку и тут же озвучил ее:

– Балашов Сан Саныч, помощник вице-мэра по социальным вопросам.

Тут я увидела, что из кабинета с очень деловым видом выходят Маринка с Кряжимским и, не обращая на нас внимания, направляются к компьютеру Сергея Ивановича. Виктор остановился возле кабинета и вопросительно посмотрел на меня. Я ему улыбнулась и повернулась к Балашову.

– Прошу ко мне, – пригласила я его.

В кабинете Сан Саныч быстро осмотрелся, пробормотал что-то вроде «миленько-чистенько» и, подождав, когда я займу свое командирское место за столом, сел напротив на стул для посетителей.

– Чем могу быть полезной? – спросила я, и Балашов не стал тянуть кота за хвост, он оглянулся на закрытую дверь и, снова улыбнувшись мне, с невинным видом произнес:

– Я посмотрел нужные бумажки в министерстве информации области. Вашей газете через два месяца нужно будет продлевать лицензию. Кроме того, у санэпидстанции были к вам какие-то претензии в прошлом году, но это мелочь, конечно же. Госкомимущество, как я слышал, имеет виды на это здание, хотя срок аренды у вас еще и не истек… – Балашов замолчал и вновь одарил меня сладкой улыбкой.

Мне улыбаться не хотелось.

– А в чем суть дела? – холодно спросила я.

– Хорошая у вас газета, – с чувством произнес Балашов, словно не расслышав моего вопроса.

– Я в курсе, – призналась я.

– Мы все были бы заинтересованы, – с убеждением в голосе произнес Балашов, – чтобы ваша газета выходила каждый день, каждый месяц и каждый год.

Он замолчал, выжидающе глядя на меня. Я выбила из пачки сигарету и закурила.

– Курить можно, – нейтральным тоном сказала я. Смысл моей фразы был, однако, обратным: кому можно, а кому и нежелательно. Поднатасканный в подковерной чиновничьей возне Сан Саныч понял меня правильно.

– Спасибо, – добросердечно поблагодарил Балашов, – но я не балуюсь такими вещами.

– А я балуюсь, – с вызовом ответила я. – Потрудитесь, пожалуйста, уважаемый Сан Саныч, объяснить суть вашего визита. А то вы пришли сюда, пугаете бедную девушку, и я даже и не знаю, что про вас подумать.

Это было правдой. Ясно, что Балашов пришел в редакцию «Свидетеля» не просто так, не затем, чтобы познакомиться со мною, хотя ради этого тоже можно было бы прийти. Было два варианта объяснения его прихода. Оба варианта назывались одним словом «вымогает». Только вот что конкретно?

Вряд ли он пришел просить денег на какую-то областную или городскую программу и вряд ли на программу свою, личную. Это делается по-другому.

Вряд ли он пришел «приструнить» нас за какой-нибудь ставший неугодным репортаж. За последнее время мы не публиковали никаких громких материалов, затрагивающих городские или областные власти. В портфеле редакции тоже не лежало никакой бомбы. Что ему нужно?

Я думала и пока не находила ответа, поэтому решилась спросить напрямую, тем более что сам Балашов не злоупотреблял дипломатическими изысками, а сразу, с первого же шага, если можно так сказать, дал мне понять, что в состоянии устроить мне грустную жизнь. Ишь ты, даже санэпидстанцию приплел, мелочный какой!..

– Ну что вы, Ольга Юрьевна, – всплеснул руками Балашов, – как я могу пугать такую замечательную девушку и наверняка такого великолепного организатора, как вы! Что вы! Я пришел сюда как проситель и очень надеюсь, что вы со вниманием и пониманием отнесетесь и к моей скромной персоне, и к моей маленькой просьбочке!

После того как на меня, можно прямо говорить, наехали, и довольно беспардонно, я не намерена была любезничать ни под каким соусом.

– Излагайте вашу просьбочку, – все так же холодно сказала я, – я внимательно слушаю.

Балашов вздохнул и притворно потупил глазки, словно застеснялся чего-то.

– Ну зачем же вы так сухо и сурово, Ольга Юрьевна! – наигранно огорчился он. – Однако если вы настаиваете, то я, пожалуй, и приступлю. – Он еще удобнее расположился за столом, как будто не он у меня, а я у него была в кабинете, положил локти на стол, скрестил пальцы и произнес: – Вы наверняка в курсе, что на днях произошло прискорбное событие, одно в череде нескольких. – Балашов сделал паузу и настороженно взглянул на меня. Кажется, мой взгляд не отобразил ничего хотя бы потому, что я ни о чем не успела подумать. Балашов еще раз вздохнул и продолжил: – Произошла авария, и трагически погиб мой товарищ по совместной работе и хороший знакомый Будников Иван Алексеевич. Он работал по договору с администрацией, и нам, – Балашов выделил слово «нам» интонацией и паузой, – не хотелось бы, чтобы к этому, еще раз скажу, трагическому событию было обращено пристальное внимание прессы и, как следствие, граждан.

Балашов замолчал и выжидательно посмотрел на меня.

– Что вы называете «пристальным вниманием»? – спросила я. – Погиб человек, если он погиб, конечно, – я увидела, как при этих словах у Балашова удивленно взметнулись брови, – труп-то не найден пока, – мягко напомнила я, опережая его вопрос. – А вы наверняка помните принцип: «Нет трупа, нет и…»

– Он погиб, – сокрушенно вздохнул Будников, – но я вас понял, Ольга Юрьевна. Вы правы. Если происходят такие события, то не писать о них нельзя, но ведь можно же не смаковать горе людей! Человек умер, это печально, но это не повод для сенсации.

– Не повод, – согласилась я. – Но никто сенсации и не устраивает. Мы заинтересовались этим делом исключительно по причине его незавершенности. Если я правильно понимаю, расследование еще продолжается, и дело прокуратурой не закрыто. Какие претензии к нам? Мы ни в чем не нарушили закона о средствах массовой информации. Ведем себя прилично, как всегда…

– Прилично, – с сомнением покачал головой Балашов. – А это, простите, родео, которое вы устроили во дворе второй городской больницы? Это что? Если это приличное поведение, то я… то я… – Балашов замолчал, ища, с кем бы приличным себя сравнить, и тем самым дал мне паузу, которой я сразу же и воспользовалась.

– К родео, как вы выразились, мы не имеем ни малейшего отношения! – твердо заявила я и даже легонько пристукнула ребром ладони по столешнице. – Ни малейшего! – Я повысила голос, имея на это полное моральное право. Это что же такое?! Сегодня обвинят в том, что мы хулиганим на улицах, а завтра что еще придумают? Такое спускать нельзя. – Понятия не имею, кто гонялся на тех зеленых «Жигулях», – продекларировала я и затушила сигарету в пепельнице. Очень здорово у меня это получилось, даже самой понравилось. – Но зато я знаю, что комендант дома, где жил этот ваш Будников, угрожал нашему сотруднику в присутствии свидетелей. Это как объяснить?

– Секундочку! – Балашов отбросил свой сладкий тон, навалился на стол грудью и резко спросил: – А разве это не ваш «афганец»-фотограф был за рулем этой машины?

– Еще чего выдумали! – откровенно возмутилась я. – Он все это время находился здесь в редакции и, насколько мне известно, никуда не отлучался! Вы что же это, собираетесь приписать нам явную уголовщину? Не выйдет, господин Балашов!

Я так рассвирепела, что даже вскочила со своего кресла и вышла из-за стола.

– Это комендант дома угрожал нашему журналисту, и вполне возможно, что именно его люди нанесли увечье нашему сотруднику. В любом случае здесь есть чем заняться правоохранительным органам, а к этому происшествию около больницы ни я, ни один из сотрудников газеты не имеем никакого отношения!