- Гадание на кофейной гуще,- сказал Дементнй Федорович.

- Дай-то бог, по моему гаданию, а не по-другому.

Этот бандит был всегда рядом с вами в ту пору. Оборотень! Потому и поймать нс могли. В лицо-то его видели, а кто был за холстинкой, не знали. С холстинкой действовал, за ней скрывался. Тоненькая она, холстинка, простая. А тайну сохранила. Метнулся, убил, холстинку снял и пошел рядом со всеми на работу или в погоню за банднтом. Решетом ветер ловили. А после той ночи замер с выжиданием, как в холодном сне задрожал. Холстинкуто перед вами открыл, а убить-сорвалось. Он боялся:

ну как видели. А когда узнал, что не разглядели, он после такого срыва и страха притих-оставил всем для успокоения сказочку о своей гибели в болоте. Вам бы тогда крикнуть: видел! Вот п глянули бы, кто из своей избы исчез.

- Да, это мысль,- согласился Елагин,- но уже запоздалая. Хочу спросить после таких рассуждений. Что же он свидетелей или сообщников его преступлений не убрал? Ведь к ним вы и Федора Григорьевича и Желавина причислили. Это прежде всего должен был бы сделать. Их убрать,-сказал Дементий Федорович.

- Так потому, может, для слуха и исчез. Предоставил сообщникам и свидетелям много возможностей по спасению своей шкуры. Вон и топор в ход пошел. Но есть и еще одно преломление. Остался Желавип и кто-то один неизвестный... Кстати, почему это Ловягин, без чувства своей вины в чем-либо, не навестил родимые края^ Ведь должен был бы навестить. Но его что-то не видели. Ещ"

одна загадка, или все в одной этой загадке и кроется?

Донос очень поспешный. Даже порядка нет в изложении:

с конца начал - поскорее главное сказать: беспокойство чувствуется. Это наводит на мысль: Ловягина Викентия где-то видели или узнали - безвинно живет на свете. Вот и переделка истории Ловягина с подменой лицом неизвестным. Даже разговор, приписываемый вам, не придуман. Не в.;рю. Это был разговор /Келавина с кемто. И замышлено письмо не им.

- Значит, Желании знал бандита? - уточнил Дементип Федорович.

- Без сомнения.

- И убит для сохранения тайны?

- Хитрости ихней пока нс знаю.

- Что же, Федор Григорьевич в их компании? Чепуха явная!

- А он, простите, теперь ни в чьих заботах не нуждается... Не виноват. Так в своей смерти виноват более, не робел бы. А то мимо провалился... Помните, я вам говорил,- напомнил Стройкой Елагину о появлении неизвестного у окна перед Феией.- Если не шутка, то демонстрация факта: убийца, мол, жив. Но какой убийца будет демонстрировать это? Да и вина пала на Федора Григорьевича. А тут расчет, лишний раз подчеркнуть, что убийца жив. Для чего, спрашивается? Чтоб вести следы на неизвестного, куда подальше. Он боится, что его угадают. Следовательно, он где-то рядом. Сволочь жива. Не выползла бы! А вы что замолчали? - обратился Стройков к Родиону Петровичу и подумал, что прежние предположения лесничего теперь могут и пригодиться.- Что про новость скажете?

Родион Петрович вздохнул от своих раздумий.

- Признаться, потрясен. Такая страшная легенда и вдруг... сначала.

- Еще все может быть,-подправил его Стройков.

- Будем надеяться, до того не дойдет. Согласен с вами в одном. Об остальном не берусь судить, чтоб не вбивать вас с толку. Но в одном согласен. Ловягин должен был побывать здесь. Родные места. Тут, на нашем кладбище, и могила его матери. Их было двое братьев - Викентий и старший Антон. Родом они из дворян захудалых, как говорили тогда. Но благодаря торговле лесом дело их процветало. Лесное хозяйство было поставлено отлично. Своя лесопилка, образцовые лесосеки, куда нельзя было ступить без особого на то разрешения. Дичь отстреливали осенью. Охотникам по глухарю или тетереву - остальное везли на продажу. Брусника, клюква, грибы отправлялись обозами. Была у них н небольшая фа.6- рика но производству игрушек и кухонной утвари. Все расписное, яркое занимало ряды на ярмарках и в магазинах. Построили и льнозавод. Кто не имел земли - шли к ним работать, в полутьму, в пыль от тресты, которая крознла легкие. Да и по избам зимой ткали. Лен зацарил на наших полях. Полотно продавали в Москве. Там был магазин Ловягикых I! портняжная. Летние костюмы из холста, рубашки, шляпы. И мастерицы на шитье были.

С зари до зари в потемках вышивали сказочные узоры.

Особой мастерицей была мать Фени. Нитки для ее шитья привозили чуть ли не из Индии. Но и ее нитки, травленные в отварах корней, поражали яркостью. Из нее выжимали все, и ее берегли, как золотую жилу. Она не делала ничего по двору: еду носили чуть ли не с барской кухни.

Построили светлую избу. Всю жизнь, согнувшись над шитьем, просидела у окна из бельгийского особо прозрачного стекла, одинокая, без детей и мужа. Всех парней гнали от нее и даже били. Время только на ночной сон, и ни минуты на любовь и радость. Им нужно было ее одиночество и даже слезы: любовь и радость только в мечтах, которые становились явью лишь в изумлявшем ее шитье. Вышла замуж только после Октября, уже в годах, а родить-то было нельзя. Она и умерла в родах. Дочери досталось наследство: всполох угнетенной когда-то любви ее матери. Но это уже другое. К чему все это говорю. Усадьба Ловягиных рухнула и в огне, и в гневе людском. Антон с женой и сыном бежали. Что из богатства им удалось увезти, не знаю. Что-то, может, и припрятали в надежде на скорое возвращение... Тогда-то и началась легенда о беспощадной его мести за потерянное и за поругание над могилой матери. Памятник с могилы кто-то снял. Он сейчас лежит сзади чайной в бурьяне.

Могила заросла и затерялась. Ее можно узнать только по выродившимся кустикам сирени.

Не было даже креста.

А потом вдруг я заметил березовый крест на могиле.

Он был грубый, едва обтесанный. Решил, что это сделал человек сердобольный и набожный.

- Викентий был,-глухо, с загоревшимися глазами проговорил Стройков.

- Тогда не знали, что он жив,- уклонился от ответа Родион Петрович, чтоб не утверждать то, что не было ему известно.

Когда же поставили крест? - спросил Стройков.- После убийства?

- Да. После.

Стройков встал и взялся за фуражку. Сейчас тронется в обратный путь. Дорога дальняя, будет время подумать. -

- Куда же вы? Ночь,- хотел остановить его Родион Петрович.

- Какая уж ночь! - ответил Стройков и отбросил штору.

За окном воздух был мутным: уже светало.

Строикова проводили.

Он сидел высоко на коне, который чуть боком, упру.

жисто и сильно, как на быстрине, относил его в туман.

^троиков махнул рукой и отпустил поводья.

Дементий Федорович и Родион Петрович долго глядели на дорогу, еще сумрачную среди леса, но за опушкой, где скрылся Стройков, отсвечивало новым железом далекое поле.

- Ну, кое-что понял из разговора, Родион?

в" ~ .^Г ра6 в "Р0""!0", Желавин-то. И такая ярость во лжи и чего им только надобно, таким людям? - сказал Родион Петрович.

-Я видел их там, таких-то, с холстинкой... на душе.

С^У у^авят за власть для себя- А Р°ссия давно уж от8"д мы зеленые- и прекрасные... Ты спросил вчера, будет ли воина? Не знаю. Но таким тварям она оыла бы в руку. Такие ждут ее... чтоб ударить в спину.

* * *

Рано утром перед домом Родиона Петровича остановилась машина - черная "эмка"

Вышел шофер.

бродить"13"1" здесь? военком "Рислал до Вязьмы под.

Возле машины прощались Шофер уже сидел за рулем и ждал сивт^йТ резкий свет зелени с ^янцем и ветерок, доносившии от реки прохладный запах воды.

поло^иТв^до^о3^03^^ которая все чего-то забывалпои^я^Ю^0T вышел- убрал в багажник венок лука] принесла Юлия для военкома.

- Дёме лук не нужен,- сказала Юлия, укладывая для него большой каравай хлеба и кусок сала в просоленной холстине.

- Как не нужен?-шутливо возразил Дементий Федорович.-А кондёр? Какой же без лука ковдёр? Нет, ты уж заверни мне вон ту,- показал он на огород,вон ту крайнюю грядочку.