- Если мы с пользой поговорим о планах местной партийной организации, если мы обсудим их, так сказать, всенародно - это будет способствовать росту доверия народа к партии и тем самым росту энтузиазма колхозников, работающих на полях!
Махмудов не нашел, что возразить против этого довода.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Оживленные голоса на улицах деревни заставили Кесу, уже несколько недель скованного жестоким приступом застарелого ревматизма, подняться с постели, подойти к двери. Он увидел свою двоюродную сестру, тридцатипятилетнюю вдову Гюльэтэр, которая подходила к его дому (приземистой хибаре в одну комнату), окруженному зарослями густого бурьяна.
- Что происходит в деревне, сестрица? - начал допытываться Кеса, когда Гюльэтэр вошла в дом.
- Жернов везут... Сам знаешь, всегда так: этот хвастун Годжа-киши любит поднять шум на весь свет!... И еще говорят, будто к нам приехал какой-то большой начальник...
Кеса принялся упрашивать сестру, чтобы она сходила и узкала точно, кто приехал. Гюльэтэр ушла.
Эта рано состарившаяся, безвременно увядшая женщина, мать двоих сирот, была единственным человеком, кто не отвернулся от Кесы, пришел на помощь в трудный для него час. Возможно, если бы не она, Кеса не выжил бы. Еще неделю тому назад он был настолько плох, что не мог пошевельнуть рукой, поднести ко рту ложку с рисовой кашей. Мало-помалу болезнь сдавалась, и в последние два дня Кеса начал даже высовывать нос из дома на улицу.
Когда-то, лет пятнадцать назад, Кеса был немного влюблен в Гюльэтэр. Он даже неоднократно намекал ей о своем чувстве, но до официального предложения дела не довел. Гюльэтэр подождала-подождала, а потом, боясь навеки остаться в девицах (ей уже перевалило за двадцать), вышла замуж за пожилого мельника из соседней деревни Ардыджлы. "Какой ни есть, а все-таки муж!..." - рассудила она. Старик жил недолго, однако, уходя в царство небесное, успел все-таки оставить в память о себе двух хилых, рахитичных детишек, двух сынков. Привязав одного младенца к спине платком, другого держа на руках, неудачница вдова вернулась в Дашкесанлы. Поселилась в родительском доме, убогой глинобитной хибарке, отдав всю себя воспитанию сыновей. Но и в этом деле ей не повезло. Сыновья росли бестолковыми. Достигнув отроческого возраста, начали обижать мать, ни во что не ставили ее, помыкали ею, как хотели.
Бедная женщина, чувствуя, что "любовь" сыновей и впредь не предвещает ей ничего доброго, мечтала обрести себе хоть какую-нибудь защиту от них. Когда в деревню неожиданно вернулся Кеса, ее "первая любовь", эта мечта обрела более реальные контуры, хотя ее тяжело больной двоюродный братец в это время был ближе к воротам деревенского кладбища, чем к столу сельсовета, где теперь по новым правилам, без моллы и Корана, скреплялись брачные узы.
Однако строптивый характер эгоистов сыновей не подавал надежд на перемены к лучшему в ее жизни, и поэтому Гюльэтэр все-таки склонялась мысленно к семейному союзу с Кесой. "Он свой, близкий, родной человек!... - рассуждала она. - Как-никак сын моего дяди, двоюродный брат!... Он меня всегда защитит!..." Гюльэтэр ухаживала за больным, готовила ему еду, убирала в доме и выполняла все другие, часто довольно неприятные обязанности больничной сиделки.
Гюльэтэр вернулась довольно скоро. Кеса к этому времени уже опять лежал в постели.
- Ну, сестрица, узнала? - спросил он нетерпеливо, едва Гюльэтэр закрыла за собой дверь. - Кто приехал?
- Узнала, узнала, братец! - оживленно затараторила женщина. - Все узнала, как ты просил! Для тебя я все и всегда готова сделать!...
- Так кто же приехал к нам? Говори скорее, не тяни, прошу тебя! взмолился Кеса.
- Демиров...
- Демиров?! Сам Демиров?! Наш райком?!
- Он самый.
Лицо Кесы запылало. Взволнованно забилось сердце. "Зачем приехал Демиров?... Что случилось?... Может, председатель Годжа-оглу совершил какое-нибудь противозаконие?... Может, Демиров приехал снять главу колхоза, свергнуть?! Но кого тогда назначат на его место председателем?..."
Гюльэтэр прервала мысли Кесы самым прозаическим образом:
- Братец, а где кастрюлька? Ты съел кашу, которую я сварила тебе утром?
- Поел немного, - ответил Кеса.
- А почему не всю? Ты должен много есть, братец, иначе совсем ослабнешь...
- Пусть ослабну!... - капризно сказал Кеса. - Пусть подохну!... К черту все!... К дьяволу!...
- Упаси аллах, братец!... Упаси аллах!... - запричитала женщина. - Зачем ты так говоришь?! Ведь я тебя так же уважаю, как и твоего покойного отца, моего дядю Гулалы! Ты же знаешь, что у меня никого больше нет, кроме тебя!... А ты так говоришь!... Побойся аллаха!... Ты должен много есть, тогда ты окрепнешь, поправишься и опять пойдешь на свою службу!... Ведь ты немаленький человек в районе!, Сам исполком приезжал навестить тебя... этот... как его?... Субханзаде... Субханверзаде... или как его там?... Не могу выговорить... А когда он уехал, по деревне пошли всякие слухи...
Кеса заерзал под рваным, нечистым одеялом, приподнялся на локтях, оторвав голову от подушки.
- Что же говорят люди?
- Да всякое...
- Что именно? Говори поскорее, женщина! Не томи душу!
- Говорят: Кеса большой человек. Не будь это так, к нему не приехал бы сам исполком!
Надо сказать, что после того как некоторое время тому назад Субханвердизаде побывал в Дашкесанлы и навестил больного Кесу в его жалкой лачуге, Гюльэтэр начало распирать от гордости. Судача с соседками, она превозносила до небес своего братца, похвалялась будущим муженьком.
- А что еще говорят обо мне? - поинтересовался Кеса. - Расскажи, пожалуйста, сестрица!...
- Говорят, Кеса опять поднимется в седло, возьмет в свои руки власть! - В голосе Гюльэтэр прозвучало нескрываемое ликование. - Ну и другое тоже говорят... Завистников много! Болтают всякое... Особенно эти из рода Годжи-киши, да накажет их аллах!... Старик и его родичи никогда не были в Дружбе с нашим родом. Не были и не будут!
- А что говорит сам Годжа-киши, женщина? Знаешь, наверное? Что болтает обо мне?...
- Знаю. Говорит: Кеса - шайтан, доносчик, кляузник!... Будь он неладен этот Годжа-киши!... Не могут люди из его рода вынести чужой славы, не хотят, чтобы человек не из их рода сверкал!... Сами хотели бы затмить солнце!
- Что еще они говорят?
- Говорят: Кесу надо выгнать из деревни, Кеса - зараза для дашкесанлинцев! Враг, братец, всегда говорит по-вражьи... Они хотели бы, чтобы вся власть находилась в их руках. Они злятся, что из нашего рода, гулалинского, вышел большой человек - ты, Кеса!... Ты - у них бельмо на глазу! Они страшно мучаются оттого, что ты, Кеса, стражем стоишь у больших дверей всего нашего района!... Очевидно, они сами хотели бы захватить в свои руки те двери! Они думают: почему ключ от этой двери власти должен находиться в руках Кесы?! Этим ключом, считают они, должны владеть они сами!
Губы Кесы искривились, он презрительно усмехнулся, произнес тихо и желчно:
- Если бы они могли, они овладели бы ключом даже от двери самого аллаха!... Что ж, пусть попробуют!... Пусть попробуют подступиться к двери аллаха!... Но если я не умру - мы посмотрим, чья возьмет! Посмотрим!...
- Ах, братец, ради всевышнего, не говори о смерти! - слезливо взмолилась Гюльэтэр. - Не пугай меня!... Я не переживу этого!... Пожалуйста, братец!... Ради аллаха!...
По лицу женщины потекли обильные слезы. Кеса отвернулся к стене, прохрипел:
- Кастрюльку с кашей унеси, душа не принимает... К черту все!... Подохнуть бы!...
Гюльэтэр заплакала навзрыд. Кеса прикрикнул на нее:
- Перестань!... Ступай отсюда, женщина!... Мешаешь мне думать... Надоела со своими слезами!...
Гюльэтэр тотчас примолкла, взяла с табуретки кастрюлю с остатками каши и, шмыгая носом, тихо вышла.
Кеса остался один в темной комнате. В возбужденном мозгу рождались картины недавнего прошлого...
Вот он, всемогущий Кеса, правая рука самого председателя райисполкома (да что там рука - шея, про которую сказано: "Куда шея захочет - туда и повернет голову!"), вот он стоит в приемной у двери кабинета Гашема Субханвердизаде, а посетители со страхом, мольбой в глазах, с благоговением смотрят на него, хотят заручиться его благосклонностью.
