Абсолютно неуместное раздражение поглотило все мысли. Слова пришли сами, и он швырнул их, не думая, о том, что говорит:

– Когда-нибудь у тебя не останется никого, кроме этого... – И коротко, брезгливо взглянул на Меч.

Тело Викки вдруг вспыхнуло ярким белым огнем и исчезло, а Рин, не глядя на улегшегося возле костерка Императора, взмахнул рукой. Тонкие пальцы нарисовали в воздухе замысловатые, светящиеся знаки.

На песке вспыхнули гигантские буквы:

ВИККИ

– Чтобы ты не забыл о ней в первые же полчаса. – глухо бросил Бог непонятно зачем. И... непонятно кому.

«Тебе никогда не приходило в голову, Рин, – Эльрик смотрел в плачущее звездами небо, – что поддайся я чувствам и ты лежал бы сейчас здесь с отрубленной головой?»

Потом навалилось все. Разом. Словно развернулась пружина. И он скорчился у костра, кутаясь в плащ, стиснув пальцы на витой рукояти, дрожа от холода, начавшего жрать его изнутри. Он был один, и все равно кусал губы, чтобы не закричать. За все надо платить. За все. Великая Тьма! Если бы действительно не иметь души!

Если бы...

– И он похоронил ее, горестно оплакивая погибшую любовь. – торжественно закончила Сьеррита.

Молчала Викки. Молчал Майк, хмуро рассматривая свое отражение в пустых экранах локаторов. И в тишине вдруг расхохотался капитан:

– Великие Боги, какой бред!

– Почему? – яростно и недоумевающе вскинулась Викки.

– Обязательно любовь. И обязательно смерть. – Конунг выбил погасшую трубку. – И всенепременное осознание ошибки.

– Hо он же... Сьеррита же сказала, что он тоже полюбил ее. Только было поздно...

– Да я отрубил ей голову. – звериные клыки сверкнули когда он улыбнулся. – Отрубил голову, чтобы, не дай Боги, не ожила.

Викки съежилась в своем кресле. Маленькая, беззащитная, странно-красивая, несмотря на бледность и дрожащие губы.

«Она боится. – с облегчением понял Эльрик. – Боится!» Значит, это просто совпадение. Просто... Он давно уже не верил в совпадения. Но если напугать ее сейчас, вызвать отвращение к себе, разбудить ненависть – тут все сгодится – если суметь сделать это, то он, Конунг, сможет избежать неизбежного. И девочка тоже.

– Это не правда. – Викки смотрела громадными глазами. Туманными глазами – словно она медленно просыпалась. Или погружалась в сон? И страх ее уходил. Ускользал от Эльрика. Терялся. – Ты... Ты не мог.

– Почему?

– Потому что... Hет, ты не такой, я знаю. Я помню.

– Викки! – Майк и Сьеррита обернулись к ней одновременно. – Ты что?

– Я помню. – она стиснула руки, проваливаясь взглядом в пустоту. – Мы считали тебя богом. Древним богом, пришедшим, чтобы спасти Ариэст. Ты ведь и правда бог. Hепобедимый. Могущественный. Я любила тебе тогда. Я вернулась, потому что Любовь вечна. Я возвращалась снова и снова, я ждала, я умирала, я жила на Марсе, века, тысячелетия...

– Что с ней! – Майк осторожно встряхнул Викки за плечи.

– Очнись! – Сьеррита испуганно схватила ее за руки. – Конунг, да сделай же что-нибудь! Объясни ты ей, что... Что? Ты отрубил ей голову? – Сьеррита выпрямилась, разворачиваясь к невозмутимому капитану. – Переселение душ? Я что так много выпила? Или меня заперли в сумасшедший дом? Что здесь происходит? Да сколько тебе лет, черт тебя побери?!

– Четырнадцать тысяч двести. Плюс сколько-то десятков. Hе помню. – Конунг зевнул. – Рин что-то напутал, она не успокоилась. Жаль.

Он легко встал на ноги, словно перелился, миг и уже возвышается над всеми тремя, стремительный, гибкий.

– Hе подходи! – Майк развернулся, готовый защищать Викки от любой опасности. Сьеррита зашипела как дикая кошка.

– Молодые люди, вы как-то болезненно реагируете на старые сказки. – капитан прислонился к стене. – Hичего я с девочкой не сделаю. Один раз не помогло, значит и второй – не поможет.

– Я видела его. – неожиданно сказала Викки. – Слышишь, Эльрик? Он просил найти тебя. Говорил, что ему нужна шпага. Предупреждал меня, – она невесело улыбнулась, – держаться от тебя подальше. Сказал – ты моя смерть. Он правду сказал?

– Hадеюсь, что нет. Где он?

– В Лабиринте.

– Это что?

– Это... место. Там есть такое зеркало... О нем ходят легенды, что...

– Ясно. Место, о котором ходят легенды. Уже хорошо. Для Силы достаточно. А сейчас успокойтесь все. И спать. – он вновь произнес что-то на незнакомом, рыкающем языке. – Майк, переночуешь в моей каюте.

– А ты?

– Уснешь с вами, как же. Я старый уже. Бессонница одолевает. Викки, – он подошел к девушке и наклонился над ней, – ты сейчас заснешь, слышишь? И все забудешь. Все. Забудешь.

– Ладно. – она послушно кивнула, не сводя с него глаз. – А... ты не уйдешь?

– Пока нет. Спи.

Викки уронила голову на спинку кресла и... исчезла.

– Вам туда. – капитан махнул рукой на светящиеся дорожки, уходящие из под ног H'Гобо и Сьерриты. – Команды кораблю стандартные... А, шфэрт! – снова неразборчивое рычание, – Команды стандартные. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи. – вразнобой ответили музыканты. И тихо удалились.

– Все! Hа сегодня никакой магии. – Эльрик сжал пальцами виски. – Место Силы... Лабиринт... И Викки. Hу, Рин, это я тебе припомню.

– Майк, что происходит? – начала было Сьеррита, когда они вдвоем шли по узкому коридору, следуя указаниям огоньков, убегающих из под ног.

– Ш-ш-ш... – неожиданно ожили стены. Словно «Скат» запрещал обсуждать разговор в рубке. Сьеррита вздрогнула и замолчала. Так, молча, они дошли до двух кают, по разные стороны коридора и расстались, даже не пожелав друг другу спокойного сна. Да и какой тут сон, скажите на милость?

"Что-то не так? – мельком подумал Майк, усаживаясь на жесткую койку. "Что-то... – и тут же возопил, сам на себя озлившись:

– Да все не так! Все!" Действительно, все было дико. Сам факт того, что они влипли в эту странную историю вовсе не казался фактом. Он куда больше походил на сумасшедший, но интересный сон. Вот именно, что интересный. А когда интересно, все «не так» становятся не существенны. И все-таки, какое-то «не так» или «не то» было.

«...Я помню...»

Викки, убивающая человека. Свист стали и хлопок синего шелка. И ужасное хрипение, когда легкие еще пытаются дышать, но холодное лезвие уже пробило горло.

Смерть.

А потом, в каюте, ее глаза заволакивающиеся дурманной паутиной.

«... Я помню...»

Не могла она ничего помнить. Не могла! Майк был уверен в этом, хотя вряд ли смог бы объяснить свою уверенность. Он знал только, знал откуда-то, что там, в рубке,

«...Я любила тебя...»

Викки перестала быть собой.

Нужно было разобраться в этом. Достаточно лишь зацепиться, зацепиться разумом за что-то, такое явственное, лежащее на поверхности. Зацепиться, чтобы понять, осознать, исправить. Но зацепиться не получалось. Мысль ускользала, ускользала... Майк обвел глазами крохотную каюту, бездумно задерживаясь взглядом на двух картинах со странными пейзажами; на рассыпанных по столу, возле небольшого ларца, сверкающих перстнях, булавках, цепочках; на маске, сиротливо брошенной тут же... Что-то было совсем близко, еще чуть-чуть и...

Мечи!

Они висели на стене над кроватью. Огромные. Тяжелые даже на вид. И совершенно почему-то незаметные.

Мечи.

И мысли рассыпались, не успев построиться в цепочку. Так и не приведя ни к чему. Рассыпались. Разбежались. Уступили место восторженному восхищению мальчишки. Восхищению перед НАСТОЯЩИМ оружием. Вся коллекция академика Спыхальского не шла ни в какое сравнение с этими двумя молчаливыми клинками в потертых ножнах. Потому что там был музей. А здесь – живые мечи.

Живые? – смутное удивление, как это придумалось такое? А потом Майк потянулся к оружию, снял ножны с крюка, осторожно взялся за темные рукояти, шершавые и холодные.

– Ух ты, какие тяжеленные! – выдохнул он и потянул один из клинков.