Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Соломин решил сразу поставить его на место:

– Ты где шлялся эти дни, не являясь ко мне?

Не робея, казак объяснил, что, пока держится твердый снежный наст, он на собаках смотался к Охотскому морю – до деревни Явино, где недавно пропал почтальон.

– Упряжка вернулась, а нарты пустые, был человек, и нет человека. Приходи, кума, любоваться!

Помня о притязаниях уездного врача Трушина на пост начальника Камчатки и зная, что в Петропавловске немало противников урядника, Соломин сменил гнев на милость:

– Ну, садись, узурпатор окаянный. Сейчас я «мокко» заварю. Ты когда-нибудь «мокко» пил?

– А как же! – последовал ответ.

– Где?

– Конешно… в Сингапуре. Бывал и в Японии, – сказал Мишка. – Жить, не спорю, и там можно. Но больно уж комары у них дикие. Летают, стервы, понизу и, ровно гадюки, хватают за ноги. Жрут так, что ажно слыхать, как они чавкают…

Пришлось удивиться и признать, что урядник человек бывалый. Во рту его, поражая воображение, сверкал золотой зуб.

– Это мне в Шанхае вставляли, – похвастал он.

Помимо золота во рту, он имел на груди «Георгия».

– А за крестом ты куда ездил?

– Это мне за китайцев дали. Слыхали, чай, о «боксерах»? Они несколько ден подряд Благовещенск из-за Амура пушками обстреливали… Вот с ними и дрался.

– Не «боксеры» ли тебе и зуб выставили?

– Наш выставил… хорунжий. Я сапоги с вечера забыл наярить, а он заметил. Кэ-эк врежет! Ажно вся конюшня ходуном заходила. «Сапоги, доложил он мне, надобно чистить с вечера, чтобы утром надевать их на свежую голову…»

Знакомство состоялось, пора приступать к делу.

– Дай ключ от сейфа, – велел Соломин.

Урядник, звякнув шашкою, поскоблил в затылке.

– Помню, что таскал его на груди, вроде гайтана божьего. На ключ, можно сказать, молился. А его не стало.

– Неужели посеял?

– А хучь убейте, выходит, что посеял…

Общими усилиями отодвинули несгораемый шкаф, надеясь, что с помощью отвертки удастся отвинтить заднюю стенку. Но сейф оказался монолитен.

– Слесарь в городе сыщется?

– Да мы уж всяко! – отвечал урядник. – Ковыряли гвоздем и шилом – не открывается. Правда, один способ я знаю. Способ уже проверенный. У нас в казачьей дивизии, когда казначей запил, тоже ключ от сейфа потеряли. Но мы не растерялись. Быстро пороху в замок насыпали, фитилек подпалили, потом все по канавам разбежались и крепко зажмурились. Тут как рвануло до небес – и пришла кума любоваться!

– Это не способ, – сказал Соломин. – За такой «способ» меня выкинут в отставку без права на пенсию… Как же я стану управляться с Камчаткою без копейки казенных денег?

– Скоро аукцион – сразу разбогатеете.

Андрей Петрович в бессилии треснул по шкафу ногой:

– Ручаешься, что здесь сорок семь тысяч?

– Так точно. С копейками.

– Ну, ладно. Верю. Считай, что казну я принял…

Соломин велел построить вооруженные силы славного камчатского гарнизона. Он сказал об этом без юмора, а Мишка Сотенный – тоже без юмора! – построил их моментально. Гарнизон Петропавловска составляли девять казаков, в числе которых двое были еще школьниками, а трое безнадежными инвалидами.

Итого, к бою готовы четыре верных бойца.

– Как же вы тут управляетесь с Камчаткой?

– А што нам! – сказал Мишка, заломив набекрень шапку. – До кутузки-то пьяного дотащить – так мне гарнизону хватает.

– В порядке ли карцер?

– Приходи, кума, любоваться.

– Сидит там кто-нибудь сейчас?

– Не без этого. Даже обязательно.

– Пойдем – покажешь…

Прежде чем отомкнуть запоры, Соломин приставил глаз к смотровому отверстию – и в этот же миг глаз ему залепил смачный плевок, метко посланный изнутри камеры. Сотенный с бранью отодвинул засов – обрюзглый господин в коверкотовом пальто и галошах сделал Соломину медвежий реверанс.

– Извините, сударь, что плюнул, не подумав, – сипло проговорил он. – Я ведь решил, что это Мишка меня озирает… самозванец хуже вора Гришки Отрепьева! Это он, это он, Лжемихаил, власть над Камчаткою у закона гнусно похитил…

Соломин, вытираясь, спросил, кто это.

– А это наш Неякин, – объяснил урядник, – тот самый, что у покойного Ошуркова в помощниках бегал.

Андрей Петрович в бешенстве заявил Неякину:

– От службы в уездном правлении вы давно отстранены, так чего же околачиваетесь на Камчатке? Кроме того, на вас заведено дело, и вы обязаны предстать во Владивостоке перед судом. Прошу с первым же пароходом покинуть Петропавловск.

На что Неякин отвечал ему с иронией:

– Да какой же олух сам себя на суд отвозит? Ежели я суду надобен, так пускай он сюда приезжает и судит меня.

– За что вы посажены в карцер?

– А я разве знаю? – огрызнулся Неякин.

– За роялю сидит, – мрачно пояснил Сотенный. – У нас в школе рояля была… едина на всю Камчатку! Так он с приятелями среди ночи давай роялю на улицу выпирать. Я всякое в жизни видел, – гордо сказал казак. – Однажды, когда посуды не было, пришлось и в балалайку мочиться. Но такого зверского обращения с музыкой еще не видывал. Они ее, эту несчастную роялю, с боку на бок по снегу дыбачили, будто сундук какой…

Соломин велел Неякина из карцера выпустить.

– И чтобы с первым судном убрались во Владивосток!

– А ты меня учи… щенок, – отвечал Неякин.

Соломину было уже под пятьдесят.

* * *

Вернувшись в канцелярию, он спросил:

– А этот Хам Нахалович нормальный ли?

– Тут все, пока трезвые, нормальные… Вы с этой гнидой поосторожнее. Неякин и напакостить может, потом и лопатой не отскребешь. Он же прихлебатель у нашего Расстригина…

Сотенный выложил на стол протокол:

– Не хотел говорить у карцера, а дело такое, что Неякин замешан в ограблении имущества умершего зимою купца Русакова. Вот и показания родственников, которые уже обвылись, а Неякин добром украденное не отдает.

Ознакомясь с делом, Соломин обомлел:

– Просто уголовщина! А ведь такой вот Неякин занимал высокий пост, он мог бы стать и моим заместителем.

– Мог бы… Потому я и действовал как самозванец! Сразу, когда Ошурков пятки раскинул, я все бумаги опечатал, к казне караул приставил и заявил, что до решения в генерал-губернаторстве ни единого прохиндея до дел камчатских не допущу.

– Правильно сделал… молодец!

Этот толковый парень нравился ему все больше, и сейчас Соломин даже пожалел, что сгоряча перешел с ним на «ты», – урядник заслуживал уважения.

– Начнем же с маленького, чтобы потом взяться за большое. Ты, Миша, опись имущества покойного Ошуркова составил?

– Не.

– А надо бы… Пойдем и сразу покончим с ерундой этой.

Описывая имущество в доме покойника, случайно обнаружили шкуры морских бобров. Сотенный повертел их в руках, дунул на мех, чтобы определить глубину подшерстка.

– Это бобер с мыса Лопатка… точно! Одно не пойму: на Лопатке лежбище охраняет особая команда. Каждому бобру ведется табель, а когда с бобра шкуру спустят, ее представляют в казну при особом рапорте… Приходи, кума, любоваться!

Это значило, что, прежде чем попасть на аукцион, бобр проходил регистрацию и ни одна шкура по могла миновать казенного учета. Из разговора с урядником выяснилось, что врачебный инспектор Вронский в прошлую навигацию вывез с Камчатки сразу трех бобров, даже незаприходованных в аукционных листах… Сотенный рассказывал без утайки:

– Тут, ежели в сундуках покопаться, так много чего сыщешь: чернобурки, песцы, соболи – первый сорт. Чернобурок-то на Камчатке уже малость повыбили, но зато их на Карагинском острове еще хватает…

Соломин знал, что Командоры были родиной голубого песца, а Карагинский остров считался в России естественным питомником черно-бурых лисиц… Андрей Петрович спросил:

– Миша, сколько стоит мех одной чернобурки?

– У нас?

– Да, в местных условиях.

– По совести – больше сотни, а в Америке уже за тыщу долларов. Конешно, я не продавал, но так мне сказывали.

9
{"b":"123984","o":1}