Ш е м е т о в а. В первые годы.
Б а к ч е н и н. А потом?
Ш е м е т о в а. Потом вы отдалились. Ушли.
Б а к ч е н и н. Совсем?
Ш е м е т о в а. Да.
Б а к ч е н и н. А вы ко мне, наоборот, приблизились. Вначале, после войны, засуетился я как-то... А сейчас, когда за полдень перевалило давненько уже - и потребность чувствуешь оглядеться, оглянуться, осознать... Неужели тебе безразлично то, что было?
Ш е м е т о в а. Ничего не было.
Б а к ч е н и н. Даже так.
Ш е м е т о в а. Твердо усвойте: не было ничего.
Б а к ч е н и н. Что ты, Оля? Чего ты испугалась?
Ш е м е т о в а. Прекратим.
Б а к ч е н и н. Ничего не было? Так-таки ничего? В крематории сжигают - и то горсть пепла остается... Не помнишь наши первые встречи? Нашу последнюю встречу?
Ш е м е т о в а. Фронтовой эпизод. Мало ли что случается с нашей сестрой. Да еще в войну.
Б а к ч е н и н. Наши вечера не помнишь? И как я к тебе убегал из госпиталя? Не помнишь наше счастье? Наше отчаянье?..
Кружит метель.
2
Г о л о с Б а к ч е н и н а. Неужели не помнишь?
Нет здания аэровокзала, сцена пуста и темна.
...Топится печурка. Это печурка в комнате, где живет Шеметова, в прифронтовом городке. Глухо доносится артиллерийская стрельба. Шепчет приглушенный репродуктор.
У печурки - молодая Ш е м е т о в а в гимнастерке, в лейтенантских погонах, и молодой офицер Б а к ч е н и н.
Б а к ч е н и н. Никогда бы не подумал.
Ш е м е т о в а. Вот, представьте.
Б а к ч е н и н. Чтоб у такой женщины, как вы, - и не было счастья!.. Но вы его любили, да? Раньше. Сначала.
Ш е м е т о в а. Да, конечно. Да, вероятно, - иначе как бы я шла за него? Он так все красиво обставил... Он это умеет, вся их семья умеет. Они знают, когда какой букет надо поднести, и какой праздник как праздновать, и когда что сказать, и кого как принять... Вообще, знают, как надо жить. А мне с ними почему-то - так сонно... чуждо...
Б а к ч е н и н. А я считал, и другие считают, что вас где-то ждет очень дорогой человек.
Ш е м е т о в а. Почему вы считали?
Б а к ч е н и н. Ну - вы часто получаете письма.
Ш е м е т о в а. Главным образом от родителей мужа. Сводки о здоровье моей дочки. Правда, муж тоже пишет аккуратно.
Б а к ч е н и н. Он где, вы говорили?
Ш е м е т о в а. Пока еще в Казани. Видимо, вот-вот они вернутся в Москву.
Б а к ч е н и н. На фронте не был?
Ш е м е т о в а. Он ученый, у него бронь. Не усмехайтесь, пожалуйста, он действительно большой ученый, его под пули не пустят.
Б а к ч е н и н. А вас пустили.
Ш е м е т о в а. Ну, меня!.. Мне знаете что помогло - знание немецкого. Так по штабам с сорок третьего года...
Б а к ч е н и н. И он не возражал?
Ш е м е т о в а. Ну еще бы. Но если человек что-нибудь решил крепко... И у нас не принято давить друг на друга. Бурь, во всяком случае, не бывает. Даже ссоримся вполголоса, добропорядочно.
Б а к ч е н и н. А дочка как же?
Ш е м е т о в а. Она маленькая. Ей с бабушкой и дедушкой неплохо.
Б а к ч е н и н. Скучаете все-таки?
Ш е м е т о в а. Ну, господи!..
Б а к ч е н и н. Дедушка и бабушка - это родители...
Ш е м е т о в а. Мужа. Мои - умерли. Еще до войны... Удивительно!
Б а к ч е н и н. Что вас удивляет?
Ш е м е т о в а. Чуть не каждую ночь ходите смерть дразнить, и еще есть время и охота замечать, кто сколько получает писем...
Б а к ч е н и н. А вы ничего такого не замечаете?
Ш е м е т о в а. Я не хожу смерть дразнить. Вы языка доставляете, я перевожу - мое дело маленькое.
Б а к ч е н и н. Эх, Ольга Васильевна, живой живое думает. Пока живы - что нам смерть?
Ш е м е т о в а. Ненавижу вашу бесшабашность. Ненавижу! Эту отчаянность оголтелую... лихачество сверх всякой меры...
Б а к ч е н и н. Сплошь да рядом, чтоб вы знали, выигрывает отчаянный, а осторожный пропадает. Не подразнив даже, как вы выражаетесь, в полное свое удовольствие.
Ш е м е т о в а. Лезете к черту в зубы - из-за чего: из-за паршивого барана!
Б а к ч е н и н. Ах, это нехорошо! Этого я от вас не ожидал! Вы забыли, какой был шашлык? Сплошная нежность была, не барашек, а неземное существо, косточки во рту таяли, вы же сами хвалили, а теперь говорите паршивый баран, ай-ай-ай!
Ш е м е т о в а. Из-за шашлыка врываться на вражью полосу под огонь...
Б а к ч е н и н. Уж и огонь там. Построчил кто-то из автомата. Всё вам наврали.
Ш е м е т о в а. Но я же серьезно. Это уже не храбрость, Сережа! Нелепость, безумие - так играть своей жизнью, когда конец завиднелся!
Б а к ч е н и н. Какой конец?
Ш е м е т о в а. Войне конец.
Б а к ч е н и н. Когда ей конец, по-вашему?
Ш е м е т о в а. Ну, может, полгода еще, от силы год.
Б а к ч е н и н. Мы с вами можем знать, да? Когда началось, многие тоже говорили - от силы год. Я лично так считал... И что такое год? Величина в высшей степени относительная. И полгода относительная. И день. И минута. Одна длина у мирного года, у военного другая, верно? Одна длина у минуты в Казани, другая - у разведчика на вражьей полосе... Так что "скоро конец" - это смотря для кого... А в общем, ерунда. Суждено так суждено. Чему быть, того не миновать. В нашем деле хочешь не хочешь фаталистом становишься.
Ш е м е т о в а. Глупо.
Б а к ч е н и н. Совсем не так глупо и очень помогает. И как не быть фаталистом, вы подумайте. Жена меня в сорок первом провожала - я на нее рассердился даже: что ты, говорю, меня как мертвого оплакиваешь, я еще живой, слава богу! Да и вся семья чересчур как-то убивалась... И вот, пожалуйста: я до сих пор цел, а уж в каких переплетах приходится бывать, вы знаете, - а они, гражданские люди, которых я оставил в нормальной обстановке, в нормальной квартире в центре Ленинграда, - в первый же год! Все до одного!.. Кто это шутит, интересно? Почему не меня, бойца, призванного отдать жизнь? Почему их - непризванных... уж таких не бойцов, таких смирных людей... (Помолчав.) По справедливости - не должен я уцелеть. Иначе что же...
Ш е м е т о в а. Как ее звали?
Б а к ч е н и н. Нина.
Ш е м е т о в а. Долго были вместе?
Б а к ч е н и н. Год. Третий курс окончил - женился... Какая-то она была невезучая. То на гололедице упадет, расшибется, то у нее деньги в трамвае вытащат... Детство нескладное, без ласки, без красоты... С легкими неважно было, вообще никуда здоровье... Она говорила, что только со мной ей жизнь улыбнулась.
Ш е м е т о в а. Ребенок был?
Б а к ч е н и н. Нет, слава богу. Куда бы еще ребенок в блокаде. Хватит взрослых.
Ш е м е т о в а. Как вы узнали?
Б а к ч е н и н. Написали чужие люди. Вынули мои письма из ящика и написали, чтоб больше не писал - некому... Это к вопросу о том, что фатализм - глупость... что лихачить - нелепо... Эх! Все эти слова благоразумные!.. (Смотрит на часы.) Ну вот. Поболтали мы с вами. (Встает.)
Ш е м е т о в а. Так рано?
Б а к ч е н и н. Велено быть.
Ш е м е т о в а. Разве и сегодня?
Б а к ч е н и н. Явиться всем в двадцать ноль-ноль. А там на кого, как говорится, падет жребий...
Ш е м е т о в а. Сережа!
В репродукторе позывные.
Б а к ч е н и н. Приказ. (Увеличивает громкость.)
Они с Шеметовой ждут молча. Радио передает приказ Верховного главнокомандующего.
(Уменьшает громкость.) Вот так-то! А вы говорите! (Надевает шинель.)
Ш е м е т о в а. Сережа. Все-таки. Я прошу.
Б а к ч е н и н. Быть благоразумным? До свиданья, Ольга Васильевна. Спасибо.
Ш е м е т о в а. До свиданья.
Б а к ч е н и н (у двери). Завтра можно прийти?
Ш е м е т о в а. А как вы думаете?
Б а к ч е н и н. В эту дверь войти, да, и сесть на эту табуретку, к этому огню, да?.. До свиданья.
Ш е м е т о в а. Сережа!.. Сережа, я забыла сказать, я не успела дочитать ваш журнал, я вам отдам завтра...
