Ласковый, полный любви и тревоги, голос Гатибы подействовал на Хюсамеддина, как вино.
- Опасности меня не страшат, мелеке, - сказал он. - Я ничего не боюсь, кроме одного... Боюсь, что мелеке достанется этому ничтожеству Тогрулу! Я начинаю сходить с ума, думая, что он будет обнимать вас и целовать своими слюнявыми губами пропойцы эти прекрасные уста! Представлять себе это-адская пытка! Я знаю, вы понимаете меня, мелеке. Для того, чтобы насладиться запахом самого прекрасного цветка Востока, я лишил жизни двух великих восточных хекмдаров. Но сейчас...
Гатиба поспешила оборвать его.
- Человек, погубивший двух великих хекмдаров, сможет погубить и третьего!
- Да, я погублю и третьего! - твердо сказал Хюсамеддин.
Гатиба опять прижалась к нему и горячо поцеловала в губы.
- Тогрула ты погубишь ради своего счастья, - прошептала она, - а Низами и Фахреддина - ради меня.
Когда тень стержня солнечных часов приблизилась к знаку Хамэля [Хамэль-один из двенадцати зодикадьных знаков; знак Овена], гром литаврой и звуки рогов на городской площади возвестили о наступлении праздника новруз-байрама.
Городская знать, видные военачальники и важные сановники явились во дворец поздравить султана Тогрула с приходом новруз-байрама.
Когда официальная церемония закончилась, наиболее именитых гостей, тех, что были занесены в особый список, пригласили в дворцовый зал, где должно было состояться пиршество.
Гютлюг-Инанч сел по правую руку от султана Тогрула, Захир Балхи и Камаледдин - по левую.
По знаку падишаха поднялся кази Хамадана.
- Счастье и благополучие государства потребовало соединения солнца и луны! - громко сказал он. - Сегодня мы празднуем свадьбу Элахазрета султана Тогрула и нашей уважаемой уляхазрет Гатибы-хатун!
Захир Балхи и Камаледдин, уполномоченные действовать от имени невесты, заявили о ее согласии на этот брак.
Кази прочел брачную молитву, после чего все присутствующие поднялись на ноги и поклонами поздравили султана Тогрула.
Затем к собравшимся обратился Захир Балхи:
- Вездесущий и всевышний Аллах замесил на воде из райского источника Салсал глину и сотворил Адама, - начал он.- Вдохнув в свое творение человеческую душу, он спустил его на землю как пророка, наказав: "Ты должен избрать себе наследника, а твой наследник изберет наследника себе! Прикажешь им распространять среди рабов Аллаха небесные книги и слово всевышнего!" Адам назначил своим наследником пророка Шейса, Шейс - Идриса, Идрис - Мусу, Муса - Юшу, Юша-Ильяса, Ильяс - Алейсу... Таким образом, священная миссия, передаваясь от одного к другому, выпала на долю последнего пророка. Он, как и пророк Адам, тоже назначил себе велиахда. После этого волю Аллаха на земле начали исполнять халифы и их помощники - султаны и падишахи. Падишахи начали назначать велиахдамй наиболее достойных из своих сыновей и родственников. Настал черед нашего великого и могущественного падишаха Тогрула избрать себе наследника. Заботясь о процветании и благополучии государства и своих подданных, верных рабов Аллаха, наш венценосный хекмдар решил провозгласить велиахдом самого мудрого и самого деятельного из рода Эльдегеза. Он перед вами - уважаемый хазрет Гютлюг-Инанч, старший сын покойного атабека Джахан-Пехлеван Мухаммеда! За время своего многолетнего пребывания на посту правителя Рейского государства он доказал свои способности управлять судьбами народов!
После этого Захир Балхи огласил фирман падишаха, утверждающий Гютлюг-Инанча наследником престола.
Гютлюг-Инанч, встав на колени, поцеловал пол перед троном султана Тогрула. По знаку падишаха на его плечи набросили дорогой халат.
Слуги внесли в зал сосуды с шербетом.
Хюсамеддин следил напряженным взглядом за рабом Марджаном, который, обнеся шербетом султана Тогрула, Низами и Фахреддина, выскользнул из зала.
"Сейчас сюда явится смерть, - подумал Хюсамеддин, - умрет султан Тогрул, перестанет биться сердце великого Низами, скончается мой недруг Фахреддин. Но какая польза будет от этого мне?! Чувствую, хитрая Гатиба никогда не будет моей. А если я даже и овладею ею, что в этом особенного?! Она была молода и красива и я любил ее, но она не любила меня, хотя отец ее и обещал отдать за меня свою дочь. Гатиба надсмеялась надо мной, выйдя за другого, богатого и знаменитого, а я, вместо того, чтобы мстить ей, начал помогать ей мстить ее врагам. Тридцать лет я обманываю сам себя. Но вот ей уже скоро будет пятьдесят. Зачем она нужна мне? С ней я никогда не буду счастлив. Она не может жить без козней и интриг. Умертвив султана Тогрула, Низами и Фахреддина, она не остановится на этом. Так не лучше ли, вместо трех трупов, иметь один - ее труп?! Кто знает, возможно, если я спасу от смерти Низами и Фахреддина, многие мои грехи будут прощены мне. Может быть, азербайджанцы отнесутся ко мне великодушно? Может быть, разоблачив Гатибу, я заслужу прощение соотечественников и смогу вернуться на родину?"
Гости, держа бокалы в руках, ждали, когда султан Тогрул первый осушит свой.
Неожиданно Хюсамеддин сорвался с места и бросился на середину зала.
- Азербайджанцы! - закричал он. - Мои соотечественники! Не пейте шербет, он отравлен! Все присутствующие здесь хорошо знают меня. Жаль только, они знают меня, главным образом, с дурной стороны. Да, я сбился с пути и принес много беды моей родине. Я вел армии врагов на ее просторы, я сражался со своими соотечественниками! Но сегодня я хочу положить конец моим предательствам. Сегодня должно было совершиться чудовищное преступление против всего азербайджанского народа! Пусть Фахреддин не думает, будто я заискиваю перед ним. Он мой недруг, и я всегда готов мечами разрешить наши раздоры. Но я не желаю, чтобы такой храбрый воин, как Фахреддин, умер от отравленного шербета. Шербет в бокалах великого Низами и султана Тогрула также отравлен! Я хотел бы, чтобы элахазрет султан и велиахд обменялись своими бокалами! Гости заволновались, зашумели.
Гютлюг-Инанч швырнул свой бокал на пол и, выхватив меч, бросился на Хюсамеддина. Хюсамеддин обнажил свой меч, и они начали драться.
Фахреддин с мечом в руке поспешил встать между ними. - Успокойтесь! воскликнул он. - Мы здесь все умеем владеть мечами! Давайте сначала разберемся во всем, а тогда уж будем браться за оружие.
Гютлюг-Инанч и Хюсамеддин нехотя спрятали свои мечи, ибо знали, что Фахреддину опасно перечить. Султан Тогрул поднялся с трона.
- Я не давал никому права обнажать мечи в моем присутствии! - сказал он гневно. - Действительно, надо во всем разобраться. Если Хюсамеддин не лжет, я прощу ему все его грехи. Если же он обманывает нас, я велю казнить его на этом самом месте. - Обернувшись к Хюсамеддину, он приказал: - Говори дальше, только не лги!
Хюсамеддин, смело глядя на Тогрула, ответил:
- Мне незачем лгать! А казнью меня не путайте. Если вы хотите все узнать, велите притащить сюда чернокожего раба Гатибы-хатун Марджана!
Через несколько минут в зал ввели трясущегося от страха Марджана.
- Кто готовил и разливал этот шербет? - спросил у него султан Тогрул.
- Я, элахазрет...
- Ты можешь осушить этот бокал?
- Если падишах прикажет, я готов умереть...
- Шербет отравлен?!
- Да, элахазрет...
- Это сделал ты?
- Мелеке приказала мне во всем повиноваться хазрету Хюсамеддину...
- В какие же бокалы налит отравленный шербет?
- В те, на которых изображен соловей.
Гости начали разглядывать свои бокалы. Выяснилось, что бокалы с изображением соловья были поданы только троим: султану Тогрулу, Низами и Фахреддину.
Султан Тогрул обернулся к Хюсамеддину:
- Кто задумал это преступление?
- Их трое: мелеке, ее сын Гютлюг-Инанч и сидящий слева от вас джанаб Захир Балхи.
- Позовите мелеке! - приказал Тогрул рабам. - Пусть она тоже примет участие в нашем веселом пиршестве!
- Элахазрет! - воскликнул Захир Балхи, вскакивая с кресла. - Это преступление - дело рук азербайджанцев! Они задались целью оклеветать друзей падишаха, чтобы осуществить свои коварные планы. Надо провести тщательное расследование. Позвольте мне, не теряя ни минуты, пойти к уважаемой мелеке и рассказать ей об этом чудовищном предательстве! Я уверен, Хюсамеддин продался азербайджанцам!
