Огонь любви мне в грудь вдохнул жестокий рок,
Я пламенем дышу - вокруг пожар широк.
Я - скорбный соловей, я до того несчастен,
Что в сад мой не влетит рассветный ветерок.
Покинул мотылек обитель бед моих,
И только потому узнали: пламень стих.
При жизни я забыт, но стоит умереть,
Как саван мой пойдет на сотню книг чужих.
Когда она умолкла, Низами поцеловал руку Мехсети-ханум и громко сказал:
-- Если хочешь погубить народ, забери у него три вещи: его язык, его поэзию и его музыку. Наши враги с этого и начали свою борьбу с нами. Но азербайджанский народ доказал в многолетней борьбе свою жизнеспособность. Мехсети-ханум, которую я считаю своей матерью и своим учителем, должна знать, что она будет жить в сердцах людей вечно. Сокровища, создаваемые такими мастерами, как она, никогда не потеряют своей ценности. Настанет время, когда правнуки тех, кто сейчас ненавидит Мехсети-ханум, будут ненавидеть своих предков. Увы, в жизни так бывает: вкусный и душистый плод часто не ценится в разгар сезона. А теперь я хочу попросить нашу уважаемую гостью Дюррэтюльбагдад спеть нам что-нибудь.
- Просим, просим! - закричали присутствующие.
Дюррэтюльбагдад согласилась и запела газель, которая начиналась так:
О путь из Египта в Канан, стократ я изведал его,
Но, кроме очей Зулейхи, не видел я там ничего.
Когда она кончила петь, Мехсети-ханум обратилась к Сюсан: .
- Дочь моя, подай мне уд.
Пирующие, забыв про еду, устремили взоры на старую поэтессу.
- Сегодня вы в последний раз услышите мой голос, - сказала она. - Я прощаюсь с вами, земляки. Жизнь для меня была суровой мачехой, не то бы я не сдалась так быстро старости и
болезни!
Утерев рукой слезы, катившиеся по щекам, она пропела четверостишие:
Вода в истоке мужества горька,
Вот почему не пьют из родника.
Огонь же, разведенный подлецами,
От честных не оставит уголька.
Низами видел, как дрожат пальцы Мехсети-ханум. Мехсети-ханум пропела еще несколько рубай. Дюррэтюльбагдад подошла к ней и, поцеловав ее руку, восторженно сказала:
- Спасибо вам, великий мастер!.. Спасибо, муаллимэ!
Поэтесса ласково улыбнулась ей, затем прислонилась головой к плечу сидящей рядом Рены и замерла, закрыв глаза. Видно было, она устала.
Низами поднялся с кресла и, обведя присутствующих долгим взглядом, заговорил:
- Я считаю уместным повторить одну истину: сегодня я еще раз имел возможность убедиться в том, что женщины не уступают мужчинам в талантливости. Искусство, которое женщины только что демонстрировали перед нами, достойно наивысшей оценки. Не следует особенно удивляться этому, так как женщина уже сама по себе является произведением искусства среди многих чудес природы. Я никогда не соглашусь с оценкой, данной женщинам знаменитым поэтом Фирдоуси, которого я весьма уважаю. Если бы великий Фирдоуси находился сейчас здесь, среди нас, я уверен, он отказался бы от своих стихов, в которых
недостойным образом отзывается о женщине. Из его суждений о женщине видно, что он полностью отрицает роль воспитания и среды и слишком преувеличивает значение наследственности.
Фирдоуси утверждает: "Если дочь порочной, развратной матери отдать на воспитание в благородную, порядочную семью, все равно, когда она ощутит себя женщиной, она пойдет по дурному пути своей матери!" Ему принадлежат и другие слова: "Если яйцо черной вороны положить в раю под паву и, когда вылупится птенец, кормить его райским инжиром, все равно он вырастет вороненком. Труд райской павы пойдет впустую". В другом месте Фирдоуси пишет: "Если взять дерево, приносящее горькие плоды, посадить его в райском саду и поливать водой из знаменитого райского источника Гёвсэр, все равно, когда наступит время плодоношения, плоды этого дерева не будут сладкими". И вот женщины, которые только что пели нам, опровергли мысли Фирдоуси. Ни одна из них не родилась в богатой, знатной семье. Одна из них дочь ремесленника, другая крестьянина, третья - чабана. Талант и воспитание помогли им подняться на вершину большого искусства.
Низами умолк и сел. Опять зазвучали музыка и песни.
Вдруг опять распахнулась дверь, и в зал вошла Гёзель с сыновьями Абубекром и Узбеком.
Фахреддин поспешил им навстречу.
Гёзель некоторое время молча смотрела на пирующих, затем приблизилась к Низами и Мехсети-ханум, поклонилась им, поцеловала их руки, после этого подтолкнула вперед Абубекра и Узбека.
- Прошу вас принять в ряды геройского войска Азербайджана, идущего защищать нашу родину от врагов, моих сыновей. Они истинные азербайджанцы и не посрамят вашего войска. У них храбрые, мужественные сердца, они - потомки Бабека, знаменитого героя Азербайджана.
Низами обнял и поцеловал молодых людей.
Мехсети-ханум собралась уходить. В дверях она обернулась к пирующим и торжественно сказала:
- Каждая пядь земли нашей родины, каждый ее камень - святы и дороги нам! Родина - это самое бесценное, что у нас есть. На днях наше войско отправляется на юг, чтобы защитить Азербайджан от врагов, спасти народ от порабощения. Счастливого пути, соотечественники! Желаю вернуться с победой! Желаю всем большой удачи, прощайте!
НА ХАМАДАН И БАГДАД
Спустя десять дней, после этого пира, последние отряды аранского войска выступали в поход.
Два дня назад Гянджу покинули двадцать пять тысяч всадников под предводительством Сеида Алаэддина. Они должны были миновать Нахичевань, перейти по мосту Зияюльмюльк Аракс и двигаться к Тебризу. В Нахичевани к ним должны были присоединиться еще двадцать пять тысяч аранских всадников.
Вторая часть войска, ведомая Фахреддином и насчитывающая двадцать тысяч всадников, должна была выйти к Тебризу по Худаферинскому мосту, приняв в Карабахе в свои ряды несколько тысяч конников.
Аранцы с букетами цветов в руках вышли проводить войско Фахреддина.
У кладбища Пиран Фахреддин остановил коня, спрыгнул на землю и в сопровождении сыновей Гёзель приблизился к свежему могильному холмику. Сюда же подошла группа уважаемых людей Арана, возглавляемая Низами.
Байраки* аранской армии склонились к земле. На могильном холмике выросла гора живых цветов.
______________
* Баирак - знамя, флаг.
Фахреддин, обернувшись к своим аскерам, заговорил:
- Неделю назад мы похоронили здесь дорогого нам всем человека, нашу знаменитую поэтессу Мехсети-ханум. Мехсети ушла от нас, и все-таки она будет всегда жить в наших сердцах, равно, как и в сердцах наших потомков. Всю жизнь она мечтала о свободе и воспевала ее. Стихами, музыкой и чудным голосом радовала она тысячи сердец, но сама видела в жизни очень мало радости. Так поклянемся же перед могилой нашей незабвенной Мехсети, что будем, не жалея своих жизней, бороться с теми, кто отравлял ее жизнь и отнимал у нее право на счастье! Мир праху твоему, дорогая Мехсети! Чувство мести к твоим врагам поможет нам победить в нашей борьбе! Клянемся тебе, скоро мы принесем к твоей могиле весть о победе! Верь нашим клятвам, которые мы даем, преклоняя перед тобой колени.
Все, кто был на кладбище, преклонили перед могилой Мех-сети-ханум колени.
Низами и Фахреддин, прощаясь, поцеловались.
Выезжая из ворот кладбища, Фахреддин в последний раз оглянулся на могилу Мехсети-ханум. Ему показалось, он слышит ее голос:
Вода в истоке мужества горька,
Вот почему не пьют из родника.
Огонь же, разведенный подлецами,
От честных не оставит уголька.
Аранское войско двинулось в поход.
Кызыл-Арслан и тебризская знать приехали к берегу Аджичая встречать аранское войско, которое шло к Тебризу двумя колоннами: первая - пятьдесят тысяч всадников - через Нахичевань и Софиян, вторая - двадцать тысяч всадников - через Карадаг и Эхер.
Правитель Азербайджана, сидя в красном кресле перед шелковым шатром с раззолоченным куполом, приветствовал проезжающих мимо него всадников.
