— Но ты в этом не заинтересована! — Эти слова были произнесены ровно и холодно. — Ну, давай, давай, выплевывай, выплевывай, все что ты хочешь сказать.
— Я не заинтересована иметь с тобой связь, Грант. Вот, что я пытаюсь сказать.
— Я понимаю. — Он сосредоточенно взглянул на нее, потом на его лице мелькнула быстрая улыбка. — А не скажешь ли ты мне, почему?
— А как ты думаешь, почему?
— Но я хочу выслушать твои причины.
— Я не могу объяснить и себе самой…
— Да. — Она охнула, когда его руки крепко обхватили ее. — Да, именно не можешь. — Ты была потрясающа в моих объятиях прошлой ночью, и если ты думаешь, что я собираюсь…
— Если ты думаешь, что я собираюсь оставаться здесь и… и выслушивать графическое описание моего поведения в твоей постели…
Она замолчала, лицо ее горело, дыхание было прерывистым. Он невозможен. Невозможен! Она здесь, с ним, ее сердце разрывается, а он демонстрирует ей, что под внимательным, нежным, страстным мужчиной, каким он был прошлой ночью, скрывается эгоцентричный, самонадеянный негодяй, не желающий отпустить ее до тех пор, пока, черт возьми, ему хорошо с ней и он желает ее.
То, что от нее сейчас требуется, это сохранить спокойствие. Превратить все в конфронтацию не означает облегчить ситуацию.
— Грант, — сказала она осторожно, — не надо придавать этому такого значения. Просто я не хочу продолжать это соглашение…
— И когда ты пришла к такому заключению?
Сегодня утром, подумала она, как только осознала, что оставаться хотя бы еще на один день означает только продлевать страдания.
— Я не знаю точно.
— Ты не знаешь точно. — Его тон был зловеще спокойным. — Давай, Ханна, постарайся уточнить. Это произошло вчера вечером, когда ты пришла в мои объятия в саду? Или на рассвете, когда ты разбудила меня тем, что…
Она отшатнулась от него.
— Прекрати!
— Почему я должен прекратить? — Грант схватил ее и повернул к себе лицом. — Когда ты разбудила меня и заявила, что с тебя довольно этого соглашения? Ты ждешь, что я буду приветствовать это и скажу: позволь, Ханна, узнать, когда отправляется домой следующий самолет и…
— О Господи! — Ее пылающее лицо было повернуто к нему. — Или ты, черт возьми, привык к тому, что все происходит так, как тебе хочется, и даже не представляешь, что женщина может сама подумать о себе или…
— И что же это? Порыв к женскому освобождению?
— Если тебе так угодно думать. Я не намерена защищать свое решение.
— А я говорю, черт возьми, ты мне все объяснишь.
Они в упор смотрели друг на друга, и единственным звуком в комнате было их дыхание, и неожиданно Ханна почувствовала, словно стены сомкнулись вокруг нее. Она должна вырваться из этого помещения, где еще сохранялся слабый запах их любви, должна увидеть что-то другое, кроме разгневанного лица Гранта и разбросанной постели за ним.
Она проглотила комок в горле и только тогда смогла произнести:
— Давай лучше продолжим эту дискуссию за завтраком.
— Это первая разумная вещь, которую ты сказала за все утро. — Он отпустил ее, повернулся и направился в ванную. — Я пойду приму душ.
Как только Ханна услышала шум льющейся воды, она сбросила халат, надела джинсы и блузку и вышла в атриум на яркое утреннее солнце.
Эстрелла уже поставила серебряный кофейный сервиз на маленький столик возле бассейна. Ханна налила себе кофе и сразу выпила полчашки. Кофе должен прояснить ей голову. Она долила чашку и опустилась в кресло. Главное — не допустить, чтобы он вынудил ее защищаться. Она подняла голову при звуке его быстрых шагов. Он выглядел посвежевшим в мятых хлопковых брюках и джинсовой рубашке, но за его расслабленной внешностью скрывался тлеющий гнев.
Ее сердце тревожно забилось. Она должна быть сильной.
— А теперь, — его слова прозвучали отрывисто, когда он вытащил кресло, перевернул его и оседлал, — что, черт возьми, означает вся эта болтовня, что ты не хочешь продолжать связь со мной?
— Просто я так чувствую, — спокойно сказала она, — я сожалею, если невольно подтолкнула тебя думать об этом как-то иначе.
— Вот так?..
— Да. Вчера вечером, когда ты говорил, чтобы остаться…
— Это забавляло тебя? Что я планировал будущее, в то время как ты планировала бегство?
— Глупо так говорить, Грант. Я не собираюсь устраивать никакого бегства. Я просто хочу вернуться в Сан-Франциско, чтобы могла…
— …вернуться обратно к своей жизни. Да. Замечательная фраза. Но что это означает?
— Я думаю, это очевидно. Я нуждаюсь в работе, в крыше над головой.
— Возвращение к твоей столь желанной независимости, — холодно сказал он.
— Да, верно.
— И ты не хочешь продолжать связь со мной. Давай не уходить от этой темы. — Он встал и налил себе чашку кофе. — Тебе никто не говорил, что вежливость требует дождаться приглашения, прежде чем отвергнуть его?
— Что это означает?
— Ты высказала мне свое решение раньше, чем я спросил тебя о чем-нибудь. Но ты всегда была очень восприимчива. — Он холодно улыбнулся ей поверх чашки. — Ну, продолжай, черт возьми! Я не дурак, знаю, что у тебя на уме.
— Потрясающе, каким образом ты всегда узнаешь, о чем я думаю?
— Полагаю, что ты имела в виду нашу женитьбу.
— Да, если бы я знала, если бы я знала, что ты этого ожидаешь от меня, то… — Она оборвала фразу и повернулась к нему спиной. — Слушай, это все не относится к делу. Я хочу домой. И хватит об этом.
— Ты имеешь в виду, что если бы знала, что я ожидал, что ты будешь вести себя как женщина, а не машина, ты бы никогда не согласилась выйти за меня замуж.
— Что, что? — Ханна резко повернулась, вся пылая.
— О, я знаю, чего ты хотела, Ханна. — Его голос сейчас был вкрадчив и мягок. — Ты думала, что получишь все, не дав взамен ничего, что ты можешь получить все выгоды этого соглашения без того, чтобы в нем участвовать.
— Я не хотела никакого соглашения, черт бы тебя побрал! — на ее глаза навернулись слезы.
— Конечно нет. Зачем тебе напоминать о том, что женские потребности и желания оказались замороженными в той глыбе льда, которую ты называешь сердцем?
— Теперь я поняла. — Ханна опустила чашку. — Великий Грант Маклин думает, что он разбудил мое либидо, и теперь ожидает, что его официально отблагодарят за это. — Она поднялась на ноги. — Что ж, в таком случае у меня есть для тебя кое-какие новости. Ты не разбудил ничего. То, что произошло этой ночью, не имело к тебе никакого отношения.
— Разве?
Его голос был угрожающе мягок, но Ханна уже ничего не слышала, кроме своего собственного гнева и боли. Она встала на ноги, лицо ее пылало, руки уперла в бока.
— Ты прав, — выпалила она, — да, у меня имеются определенные потребности, а у кого их нет? Ты просто оказался в нужном месте в нужное время.
Он сделал к ней быстрый шаг и схватил за запястье, вывернув кисть руки так, что она оказалась у нее перед глазами.
— Что ты видишь? — процедил он сквозь зубы.
— Отпусти меня!
— Отвечай на вопрос! Отвечай мне, что ты видишь?
— Я не…
— Кольцо. Кольцо из желтого золота. — Его улыбка была ледяной. — И я тот мужчина, который надел его.
— К моему великому сожалению, — отрезала Ханна.
— Приятные слова жены своему мужу после первой брачной ночи, дорогая. — Грант горько засмеялся.
— Перестань пороть чепуху! Ты мне не муж!
— Нет, черт побери, я тот, кем назвался, — пробурчал он. Их взгляды скрестились. — И я говорю, что мы все еще женаты.
— Но ты сказал… вчера вечером…
— К черту прошлый вечер! — Он с трудом сдерживал ярость. — Для меня он был, словно прыганье через обручи!
— Что?
— Тебе придется найти самого лучшего адвоката, которого только можно найти за деньги, если ты хочешь вырваться из этого замужества.
— Это не замужество, — быстро произнесла она. — И ты знаешь это. Это было соглашение.
— Скажи об этом судье. — Лицо Гранта потемнело.
Он отпустил ее кисть, прошел мимо нее и вошел в дом, даже не взглянув на нее.