Войнович, конечно же, прав: это не Солженицын, - но сатирическое впечатление во многом зависит, как и во всех иных случаях, от сложной игры (искажение - узнавание), а введение в сюжет многих подробностей, имеющих прямое отношение к Солженицыну, только подтверждает сознательность замысла.
Карикатура на Солженицына, в особенности в первых главах романа, безжалостна и изобретательна, что абсолютно закономерно в рамках этого жанра. Комическая сила этой карикатуры спасает роман, антиутопический сюжет и повествовательная перспектива которого в ином случае были бы намного менее запоминающимися. На страницах, посвященных Сим Симычу, возникает эффект, на который всегда и рассчитывает сатирик, не очень заботясь о справедливости и взвешенности собственного высказывания. От автора сатириче-ской фантасмагории трудно ожидать, поскольку это противоречит закону жанра, подробных объяснений относительно того, есть ли привычка Симыча, пришедшего к власти, распинать коммунистов всего лишь шутка, не имеющая в виду никакой конкретной личности, или проекция реальных взглядов реального человека.
Однако литературные произведения появляются и живут в рамках определенного контекста. К началу 80-х предположения о том, что Солженицын ведет переговоры с представителями правительства и КГБ в отношении собственного возвращения и места в каком-то зловещем националистиче
ском движении, высказывались вполне серьезно (точно так же впоследствии эмигранты отводили Солженицыну ведущую роль в движении общества "Память"). Одновременно с этим, после относительно умеренного тона, принятого даже в полемических работах о Солженицыне на протяжении 70-х годов, стали появляться неуважительные или попросту оскорбительные высказывания (некоторые из них упоминались выше). В 1981 году свет увидело 1000-страничное издание Флегона с безвкусными картинками, изобилующими всевозможными скабрезностями, непристойными монтажами и попросту личными оскорблениями41. Сравнительно безобидной на этом фоне выглядит опубликованная Багричем Бахчаняном разношерстная коллекция фотографий, в которой, как утверждалось, были приведены снимки, изображающие якобы "Сто однофамильцев Солженицына"42. В 1986 году, к моменту выхода роман Войновича, появилось в неформальном парижском "информационно-просветительском листочке "Вечерний звон"" еще одно сатирическое и довольно грубое описание встречи честного повествователя с напыщенным Солженицыным в имении последнего (очерк Эдуарда Лимонова "Кавендиш, штат Вермонт").
Ничего общего между Флегоном и Войновичем, разумеется, нет и быть не может. Однако эти примеры приведены для того, чтобы показать, что его роман "Москва 2042" появился вовсе не на однообразном фоне хвалебных песнопений Сол-женицыну как неприступному классику. И столь же закономерно, что кое-кому тогда, особенно в России, сочувственно относившемуся как к Солженицыну, так и к Войновичу, роман последнего должен был показаться ошибкой, поскольку он облекает в сатирическую форму издевки над жизненными свершениями другого писателя. Сам Войнович опубликовал личную переписку такого содержания и там же, в рамках публикации, отстоял свою позицию.
* * *
Беллетристические конструкции, обзор которых я представил на этих страницах, не поддаются какой-либо однозначности вывода. Мифы продолжают цвести и размножаться, пусть косвенно, представляя собой дань значению и жизненности Солженицына (дань, от взимания которой сам Солженицын, вероятно, предпочел бы уклониться), продолжающего по сию пору провоцировать полемику и возбуждать желание увидеть его в "истинном" свете.
Однако, как я попытался показать, мифотворчество, окружающее Солженицына, не может быть сведено к какому-то одному источнику - ни к одержимости и слепоте его поклонников, ни к грязным проискам левых идеологов, ни к массовой загипнотизированности западных либералов, ни к патологической ненависти недоброжелателей-плюралистов. Мифами неизбежно обрастают люди, чья известность или дурная слава вторгается в рассуждения правительств, будь то на Западе или на Востоке, кочует с континента на континент и набирает силу по воле меняющихся обстоятельств на протяжении десятилетий. Не только брежневское Политбюро столкнулось с делом Солженицына и проявило свою полную несостоятельность. На Западе правительства Вилли Брандта и Олафа Пальме пошатнулись, когда их действия в отношении Солженицына разошлись с общественным мнением. Сменяющие друг друга президенты США недоумевали, как же относиться к Солженицыну.
В тот самый момент, когда я заканчивал статью, АПН передало сообщение. Якобы незадолго до штурма захваченного террористами Театрального центра на Дубровке в Москве в октябре 2002 года "президент России Владимир Путин пал духом и даже решил посоветоваться с 85-летним лауреатом Нобелевской премии по литературе Александром Солженицыным. Президент неожиданно высказал предположение, что, возможно, писателю ...> удастся найти магический рецепт разрешения кризиса. Но помощники все же отговорили Путина от подобного варианта". В заключение сообщения Солженицын выглядит имеющим власть над президентом, подобной той, что некогда обладал Распутин: "Пока неясно, впрочем, не вернется ли Путин к идее интеграции во власть старика Солженицына, который на протяжении последних 40 лет производит мистическое впечатление на многие неокрепшие души. - АПН следит за развитием событий"43.
Очередной миф? Но даже и за пределами этого экстравагантного сценария всегда казалось, что собственное мнение о Солженицыне было у всех - от Папы Римского до террористов, от бывшего гитлеровского архитектора до наследника британского трона. Премии и почетные награды сопровождали перипетии этой необыкновенной истории на каждом шагу, равно как насмешки и оскорбления. И разумеется, настоящий обзор в свою очередь не может претендовать на олимпийскую объективность и отрешенность от описываемых процессов и эксцессов. Далеко не все тексты, мифологизирующие личность Солженицына, бессмысленны и, напротив, не все мифы одинаково хороши, но даже такие эфемерные и вторичные порождения, как Андрей Соколов или Николай Кубячев, могут пролить частицу света на то, каким в общественном мнении представал этот волнующий воображение образ.
г. Оксфорд
Перевод с английского М. Щеголевой.
1 Nicholson M. Solzhenitsyn: Effigies and Oddities. Solzhenitsyn in Exile: Critical Essays and Documentary Materials/Ed. J. B. Dunlop et al. Stanford, Cal: Hoover Institution, 1985. P. 132.
2 Bieneck H. Solschenizyn und andere. Essays. Mьnchen: Carl Hanser Verlag, 1972. S. 9.
3 Ruiz E. A. Solzhenitsyn "Un Bravo". Madrid: Playor, 1975. P. 7.
4 Lйvy B.-H. La barbarie а visage humaine. Paris, 1977. Цит. поизданию: New York: Harper Colophon Books, 1980. С. 153.
5 К этому времени появилась отдельной книгой библиография произведений Солженицына и литературы о нем, содержащая более двух с половиной тысяч источников на сорока языках. Fiene D. M. Ed. Alexander Solzhenitsyn. An International Bibliography of Writings by and Him. Ann Arbor: Ardis, 1973.
6 См. отчет: Шиллера Н. Один день из их жизни//Русская мысль. 1974. 5 сентября. С. 9.
7 Swanwick K., Lee P. A Day in a Life: A Choral Work (Unison Voices and Piano, with Optional Instruments) for Stage or Concert Presentation. Oxford University Press, 1977. Четверть века спустя, в октябре 1999-го, в Лионе была поставлена опера по роману "В круге первом". См. интервьюсГилбертомЭйми: "Le Premier cercle": un opйra politique, pas historique//Le Figaro. 1999. 11 Оctobre. P. 25, - и полное либретто, опубликованное в издании Оpйra National de Lyon в 1999 году.
8 James C. The Case of Torynitzkyn//The Observer. 1978. 6 May.
P. 35. Этот пример взят из нескончаемой путаницы, звуковой игры и народной этимологии, поводом для вдохновения которой десятилетиями служила фамилия Солженицына.
9 Amerikaner bewundern Solschenizyn//Frankfurter Allgemeine Zeitung. 1976. 4 May.
10 Renaissance Live at Carnegie Hall//Sire Records. Таместьитакаястрофа: "Mother's son, freedom's overdue. Lonely man, he thinks of you. He isn't done, only lives for you. Mother Russia, can't you hear him too?" ("Cын своей матери, свободы заждались. Одинокий, он о тебе думает. Мать Россия, разве ты его не слышишь...")
