Алазариан сунул в огонь палку и стал смотреть, как горит ее конец. Его чувства были задеты сильнее, чем ему хотелось признать, но, похоже, Джала это не заботило. Он не только не хотел пить из одного меха с Алазарианом, но теперь, кажется, не хотел делить с ним даже костер. Сильный удар грома потряс пещеру, так что свод затрещал. Потом сумрак стремительно прорезали две стрелы молнии, бесшумно упавшие в отдалении. Выглянув наружу через неподвижное плечо Джала, Алазариан увидел, что небо совсем потемнело и полностью закрылось черными тучами. Волосы священника развевались на ветру. С той минуты, как они вошли в пещеру, они обменялись всего парой слов, и разделявшая их стена неожиданно стала гораздо выше. Чувство одиночества заставило Алазариана содрогнуться.

Видя, что дождь не утихает, Джал Роб, в конце концов, вернулся к костру, чтобы погреться. Он протянул руки к угольям, словно ничего особенного не случилось.

- Проголодался? - спросил он. Алазариан молча покачал головой.

- Ну, мы могли бы поесть - хоть какая-то польза от остановки будет. Как только дождь перестанет, мы снова отправимся в путь.

- Ну, так ешь, - сказал Алазариан. - Никто тебе не мешает.

Джал посмотрел на свои сумки. Они по-прежнему были полны припасами: Фалгер и его люди дали им столько продуктов, сколько нужно было, чтобы добраться до Фалиндара. Однако Джал Роб не стал браться за сумки, и, казалось, забыл о еде. Вместо этого он присел напротив Алазариана и смущенно улыбнулся. Сквозь языки пламени Алазариан бросил на него быстрый взгляд.

- До деревни совсем недалеко, - сказал Джал. - Если дождь перестанет, то мы очень скоро до нее доберемся. Может, получится купить пару мягких кроватей на ночь. Это было бы славно, правда?

- Конечно, это было бы очень приятно. А может, на этот раз мы сможем получить отдельные комнаты.

Казалось, этот укол задел Джала. Он неловко поерзал и опустил глаза на свои руки. Наступило ужасное молчание. Спустя несколько минут Джал заговорил.

- Мне очень жаль, - сказал он. - Я ничего такого не имел в виду.

- Неужели? - с горечью отозвался Алазариан. - А мне показалось, что имел.

- Рядом с твоим волшебством я чувствую себя неловко, парень. Я просто немного его опасаюсь, вот и все. - Сквозь огонь Алазариан увидел, как Джал пытается улыбнуться. - Не забывай: я ведь священник. Волшебство греховно.

- Ну, это меня сильно утешило. Спасибо. Джал сел прямее.

- Ты же знаешь, о чем я говорю. В конце концов, ты ведь рос в Талистане и когда-то принадлежал к нашей церкви. Священные книги говорят нам, что колдовство - грех.

- Так вот кем ты меня считаешь? Колдуном?

- Я не знаю, кто ты. Я знаю только слово Бога. А преломлять хлеб с магами - грех. - Джал пожал плечами. - Ты проклят злой судьбой, парень. Твоей вины тут нет, и я тебя в этом не виню.

Эти слова совершенно не утешили Алазариана. Он сердито ткнул палкой в огонь. Его мать была права: ему не следовало открывать свою тайну никому даже священнику.

- Господи, - вздохнул он, - как я устал хранить тайны! Я так устал оттого, что все меня сторонятся - даже те, кто не знает, кто я.

Он швырнул палку в огонь и стал смотреть, как ее охватывает пламя. Он не сказал самого главного - что устал от одиночества. Для Алазариана после смерти матери мир стал пустым.

- Мне тебя жаль, - сказал Джал Роб. - Искренне жаль. Ты не заслужил этого проклятия. Но оно меня пугает.

- Это не болезнь, Джал. На тебя это не перейдет. Джал грустно улыбнулся.

- Тогда что это? Ты это знаешь? Алазариан молчал.

- Конечно, не знаешь, потому что такова природа магии. Она потаенная, темная. Она никогда не показывает своей сути.

- Знаешь, что меня пугает больше всего, Джал Роб? Люди вроде тебя. Бог мой, ты же священник! Тебе положено помогать людям, а не отталкивать их. Всякий раз, когда я сталкиваюсь с кем-то вроде тебя, мне становится страшно, потому что я не знаю, что обо мне подумают и что со мной сделают, если узнают, что я наполовину триец или владею магией. Вот что меня пугает. Попробуй хоть немного пожить с этим, а потом говори о страхе.

По ту сторону костра Джал Роб посмотрел на Алазариана и смущенно покраснел.

- Тебе не нужно меня бояться. Бог - это любовь. В Его сердце найдется место для каждого. Даже для тебя.

- Никакими молитвами и разноцветными витражами не изменить моей природы, Джал, - с горечью сказал Алазариан. - Ничем не заставить людей от меня не шарахаться.

- О, тут ты не прав, - возразил Джал. - Не путай храмы с Богом. Моя вера - не в этом. Храмы и песнопения - это поэзия моей веры. Они дают мне утешение, но и только. - Он пересел чуть ближе к Алазариану, обогнув костер и оказавшись на расстоянии протянутой руки. - Я нахожу Бога в каждой песчинке, - заявил он, - а не в творениях рук человеческих.

- Но ты обожал Собор Мучеников. Я же знаю. Я запомнил это с того момента, как до тебя дотронулся.

- Это было удивительное здание, - признал Джал. - По-моему, это самое великолепное здание, которое когда-либо существовало в мире.

- Моя мать тоже его любила, - сказал Алазариан. - Ей хотелось когда-нибудь меня в него отвести. Кажется, она мечтала, что там пройдет мое бракосочетание. Только Элрад Лет никогда бы этого не допустил. Он ненавидит столицу Нара и церковь.

- Уж я-то это прекрасно знаю, - согласился Роб. Алазариан вздохнул.

- Я очень любил мать. Теперь, когда ее не стало, я никак не могу себя найти. Она единственная меня любила, не считая деда. А он... ну, ты знаешь.

Джал Роб не сказал ни слова. Он просто наблюдал за Алазарианом во всполохах костра, не мешая ему изливать яд, накопившийся в его душе за короткую жизнь.

- Элрад Лет - настоящее чудовище, - прошептал юноша. - Он все время бил мать. У нее даже остался на лбу шрам от перстня, который он носит. Я всегда пытался ее защитить, но я был настолько меньше! Я не мог с ним справиться. - У Алазариана задрожали губы. Он почувствовал, что у него перехватывает горло. - Один раз он начал душить мать. Я бросился на него и сказал, что убью его. Мне было еще совсем немного - лет двенадцать, кажется. Он...

У Алазариана пропал голос, и он вынужден был отвести взгляд.

- И что? - подтолкнул его вопрос Джала. - Что было потом?

- Он снял ремень и выпорол меня, так что у меня вся спина была в крови, - прошептал Алазариан. - Ему было все равно, что я громко кричу, и что мать умоляет его перестать. Он бил меня почти час. Я слышал собственный плач. Казалось, это плачу не я сам, а кто-то другой - он все плакал и плакал... - Алазариан покачал головой, не понимая, как подобное могло быть правдой. - А когда он кончил меня бить, он утащил меня наверх, в мою спальню. Там был маленький чулан - в него едва помещался человек. Он запер меня там. Я сидел в чулане два дня, и только тогда он меня выпустил. И когда я оказался на свободе, то из-за темноты ничего не видел. Мои глаза... - Алазариан прижал ладони к глазам. - Я ослеп.

Он обвел взглядом темную пещеру. Иногда в тесных помещениях он все еще начинал кричать.

- Боже правый! - прошептал Роб.

Потрясенный священник смотрел на Алазариана, а тот, впервые рассказав другому человеку этот эпизод, почувствовал себя совершенно обессилевшим.

- И знаешь, что хуже всего, Джал? - спросил он. - Другого отца я никогда не знал. Сколько бы он меня ни бил, какая-то часть моего существа все равно жаждала его признания. Но он меня никогда не принимал.

Алазариан закрыл глаза. Эта исповедь довела его почти до слез. Ему было стыдно признаваться в таком извращении, но он искренне хотел добиться любви Элрада Лета. Неправильно было иметь только материнскую любовь, когда отец был так близко.

В пещере наступила потрясенная тишина. Алазариан чувствовал на себе пылающий взгляд Джала Роба. Если бы не гроза, Алазариан сейчас сбежал бы.

- Алазариан, встань, - неожиданно приказал Джал Роб. Открыв глаза, Алазариан увидел, что священник стоит рядом с ним.