- Ты-то хоть не перебирай орхи. Сейчас нужна ясная голова - город в опасности.
- Зато вижу ее. Стоит рядом, смотрит. Все молчит только...
- Мертвые не говорят, Джено. Успокойся. "Господи, еще и этот сумасшедший на мою голову!"
Она осталась с ними, ни во что не вмешивалась, только слушала и, редко, бросала несколько слов, как совет, не больше... Ее воля замещала волю обоих мужчин и, как всегда, незаметно. Они стали жесткими и собранными, приказы отдавали лаконично, настрой на действия и борьбу передавался их подчиненным. И Бренде полегчало: забыла о Пини, о тяжко больном брате... Думы о них ушли в подсознание и не мучили больше. Настала ночь, тревожных вестей не поступало.
Бредовое сообщение долго молчавшего гелиографа Флаверы о "восстании стиксов" не подтвердилось. Единственная странность касалась отрядов чистильщиков, подчиненных Джено - они, видно, стали толковать его приказы, как самим удобно. Не присоединившись к гарнизону, охранявшему центр города, чистильщики взяли под контроль кварталы вокруг Белой церкви - спокойный и тихий район. "Ищут, где отсидеться, сволочи..."
К утру Бренда вздремнула на диване в кабинете Майла, но и тогда продолжалась в ней невидимая душевная работа. "Не все потеряно, не все. Еще можно бороться и спастись". Привиделось, что с Пини ничего плохого не случилось, да и не нашли днем среди мертвых ее тела. Под конец послышался далекий, скорбный зов и с глубоким вздохом Бренда очнулась, так и не поняв, что ее разбудило. Начинался новый день, пора возвращаться в Гнездо.
На площади рабочие готовились разобрать останки виселицы. А пока на помосте кривлялась уличная певица - худущая девка с огромным носом. Но голос знатный богатого диапазона, со звенящим металлическим отливом на высоких нотах. Вокруг собралась кучка бездельников, из тех ничтожеств, кому нечего делать ни днем, ни вечером, а любое несчастье лишь тешит их любопытство, пока случилось не с ними.
...На жирных лицах их видны
Приметы счастья и богатства,
А остальные все должны
В трудах тяжелых надрываться.
Наоми, ты хотела нам
Вернуть достоинство и гордость,
Но спины долго гнуть рабам,
Пока стоит проклятый город.
Бренда выругалась, но, подумав, подошла ближе.
И не бывает никогда,
Нигде в своей стране пророка,
Упала яркая звезда
Наоми, ты ушла до срока...
"Быстро же лепят новую святую!"
...Певица допела песню, слушатели кидали мелочь в жестяную коробку. Звякнула брошенная Брендой монета в два реала. Девушка благодарно глянула на Бренду и засобиралась прочь, поняв, что здесь ловить больше нечего.
- О ком пела, девушка?
Она удивилась.
- Не знаете?
- Слышала, конечно, но не видела. Расскажи подробности, я любопытная. Отблагодарю.
Перед полста-реаловым золотым шалава не устояла. Пошла вместе с Брендой, расписывая вполголоса события, известные Бренде намного лучше и Бренда слушала ее в пол-уха. А та продолжала, уже нехотя, трепаться, бросая на поясную сумочку Бренды жадные взгляды.
- Родственников у нее, говорят, не было и потому хоронить досталось Братьям это их святой долг. Слепой старый стикс потащил повозку, тент взметнуло ветром, и я видела, как Белая сестра склонилась над телом Наоми.
Бренда встала, как вкопанная. Пини!! Она, она, она! Ее белая накидка похожа на одеяние Сестры. "Не уследила... Раньше я всегда ощущала присутствие Пини. Почему же с возрастом виденье так заметно оставляет меня? Я еще способна ломать напором своей воли сопротивление окружающих, но дар, бесценный дар уходит... Зачем так наказана, за что?
Сунула в руку девушки золотой.
- Возьми. И проваливай - расстроила ты меня.
Теперь Бренда ясно представила себе ход мыслей Пини. Проводить ставшего, несмотря ни на что, родным человека в последний путь. Попросить Братьев похоронить их вдвоем и покончить с собой прежде, чем они успеют ее остановить. Именно там, на Черном кладбище и надо было вчера искать ее тело.
С силой втянула воздух раздувшимися ноздрями, подняла голову, отыскивая меж крыш серебром горящий на солнце купол Белой церкви. Она пойдет туда... Потребует... И... и... "ЧТО Я НАДЕЛАЛА! КАК НАЙТИ БЕЗЫМЯННУЮ МОГИЛУ СРЕДИ ТЫСЯЧИ НОВЫХ!" Завыть в голос от отчаянья. Просить Бога или черта или человека о немедленной смерти. Или мгновенно сойти с ума и навсегда все позабыть. Как вспышки молний, мелькали в голове Бренды обрывки мыслей. И тут землю словно выдернули из-под ног.
Не удержавшись, Бренда упала навзничь, но сознания не потеряла. Успела увидеть, как здание Ратуши осветилось изнутри и всеми четырьмя этажами осело внутрь себя, превратившись в окутанную облаком пыли приземистую груду камней. Землетрясение?! Нет... Нет! В воздухе стоял отдаленный прерывистый гул. В северной стороне небосклона плавал в небе белый лоскут, раскачиваясь на невидимой привязи - коробчатый змей таких размеров, что при умеренном ветре мог нести человека. С высоты нескольких сот метров наблюдатель с ручным гелиографом корректировал огонь батареи Северной заставы, и город лежал под ним, как на ладони. Крепостные орудия, развернутые прошлой ночью в направлении Вагнока, разносили в прах его центр.
"Когда он успел? Как?! И где же армия Габа?" Еще один снаряд лопнул высоко в небе, рассеяв облако белых искр. Они росли в размерах, кружились... сотни белых листков усеяли площадь, а один опустился Бренде на грудь.
К жителям города Вагнок!
К вам обращаюсь я - адмирал Арнольд Сагель, муж убитой вами Наоми Вартан. Я приговариваю город Вагнок к смерти и никто не найдет у меня пощады, будь то мужчина, женщина или ребенок...
Бренда с силой скомкала лист, каждая строчка которого дышала безумием и ненавистью. Попыталась встать, но к горлу вдруг подступил соленый ком. С усилием Бренда поднялась на четвереньки. Сутки она практически ничего не ела, держалась на одних нервах, и теперь острые сухие спазмы напрасно выворачивали желудок.
А воздух полнился трагическим, стонущим воем слитных залпов орудий: самая мощная батарея Острова, призванная хранить его прекрасную столицу, сейчас губила своим огнем все то, что должна была защищать. 12. ИСКУПЛЕНИЕ
"Записки доктора Рона Гаяра". Цензура Хозяйки оказалась мягкой, но некоторые места она выдрала с корнем. Таким вы и читаете мой мемуар.
...Итак, вернемся в Гану июля 1327 года. С той поры, как Наоми просто и без затей выставила меня вон (едва не поколотив при этом), я постарался выбросить из головы эту женщину. Даже в памяти называл ее не иначе, как "госпожа Вартан". Хотел, все же съездить в Норденк и не решился - выходило, что я тащусь за ней следом - отвергнутый, но верный воздыхатель. Ни к чему. Практичный и сметливый ум Наоми не позволял ей оставаться у кого-то в долгу, а если такое случалось, то она спроваживала подальше предмет своей благодарности. Как, к примеру, меня.
Такую моральную свободу, граничащую с душевной нечистоплотностью, я не принимал. Вспомнил ее манеру манипулировать, почти неприкрыто, людьми и заметно прогрессирующую манию величия. Добавил к перечню отвратительных черт и всегдашнюю небрежность в одежде, нежелание, за редкими исключениями, выглядеть женщиной, а не дикаркой. Она даже стриглась сама, обрезая мешавшие пряди остро заточенным ножом.
Когда мой список "Наоми - дрянь" хорошенько разросся, я с облегчением ощутил, что ненужная привязанность оставила меня. Подобный метод лечения рекомендую всем, заболевшим любовью.
Тем временем Арни окончательно выздоровел, стал бодр и весел. Отросшая густая русая бородка сделала его похожим на какого-нибудь лесоруба из Эгваль в поисках лучшей жизни, а не на второго адмирала вольных моряков. Пока Наоми совершала рейд на "Громовержце" по периметру Острова, пугая Вагу и его прихвостней неизбежным разгромом, Арни договорился с Советом о военной поддержке их с Наоми честолюбивых поползновений. Я не присутствовал на переговорах,... шеф потихоньку отодвинул меня в сторону. Образно выражаясь, аккуратно "вывел за дверь", тогда как Наоми еще раньше сделала то же самое невежливым пинком. Спасибо, Арни хотя бы соблюл видимость приличий...
