Подмена взаимодействия с другим приводит в итоге к тому, что индивидуум начинает жить в пугающем мире, где ужас не ослабляется любовью. Индивидуум боится мира, он опасается, что любое столкновение будет тотальным, разрывающим, проникающим, раскалывающим и поглощающим. Он боится хоть в чем-то дать себе "волю", выйти из себя, потерять себя в каком угодно переживании и т. п., поскольку тогда будет исчерпан, истощен, опустошен, ограблен, иссушен.
*Эго фраза Киркегора из книги "Болезнь к смерти", использована здесь с абсолютно иными коннотадиями.
Поэтому изолирование "я" является следствием потребности находиться под контролем. Человек предпочитает скорее красть, чем быть отданным. Он предпочитает скорее отдавать, чем иметь что-либо, по его ощущениям, украденное у него, то есть ему приходится контролировать все входящее в него и все покидающее его. Подобная система защиты, по нашему предположению, разрабатывается для того, чтобы скомпенсировать изначальный недостаток онтологической уверенности. Индивидууму, уверенному в собственном бытии, не требуется прибегать к подобным мерам. Однако попытки удержать трансцендентное "я" вдали от опасности и установить дистанционное управление непосредственным переживанием и действием приводит к нежелательным последствиям, которые могут намного перевесить явные цели, которые должны были быть достигнуты.
Поскольку "я" при установлении изолированности и обособленности не посвящает себя творческим взаимоотношениям с другим и занято фантазиями, размышлениями, воспоминаниями и т. п. (имаго), которые нельзя прямо наблюдать или прямо выражать другим (в некотором смысле), возможно все что угодно. Какие бы успехи или неудачи ни случались с системой ложного "я", "я" способно оставаться незадействованным и неопределимым. В фантазиях "я" может быть кем угодно, где угодно, делать что угодно и владеть всем. Таким образом, оно всесильно и совершенно свободно -но только в фантазиях. Если оно хоть раз посвятит себя какому-то реальному проекту, оно испытает муки унижения -необязательно из-за неудачи, но просто потому, что ему придется подвергнуть себя необходимости и случайности. Оно всесильно и свободно лишь в фантазиях. Чем больше позволено такого фантастического всесилия и свободы, тем более слабым, беспомощным и скованным оно становится в действительности. Иллюзия всесилия и свободы может удерживаться только внутри магического круга его собственной заколоченности в фантазиях. А для того чтобы такое положение не рассеялось из-за минимального вторжения реальности, фантазию и реальность необходимо держать порознь друг от друга.
действие, значимое Рис. 1
восприятие, нереальное
действие, тщетное Рис.2
Очень хорошо описывает такое расщепление Сартр в своей книге "Психология воображения" [36]:
"...Мы можем различать в нас самих два разных "я":
мнимое "я" с его склонностями и желаниями - и реальное "я". Существуют мнимые садисты и мазохисты -люди неистового воображения. В каждый момент наше мнимое "я" раскалывается на мелкие осколки и исчезает при контакте с реальностью, уступая место реальному "я". Ибо реальное и мнимое не могут сосуществовать по самой своей природе. Суть состоит в двух типах объектов, чувств и поступков, которые совершенно не сводимы одни к другим.
Следовательно, можно подумать, что индивидуумов нужно разбить на две большие категории в соответствии с тем, какую жизнь они предпочитают вести -мнимую или реальную. Но необходимо понять, что означает какое-либо предпочтение для мнимого. Суть вовсе не в предпочтении одного вида объектов другому. Например, мы не должны считать, что шизофреники и патологические мечтатели пытаются главным образом заместить нереальным, более соблазнительным и ярким содержанием реальное содержание жизни и стремятся забыть о нереальном характере своих образов, реагируя на них так, будто они являются действительно существующими объектами. Предпочтение мнимого означает не только предпочтение роскоши, красоты и мнимого богатства существующей посредственности несмотря на их нереальную природу. Это означает к тому же выбор "мнимых" чувств и поступков ради их мнимой природы. Выбирается не просто тот или иной образ, но мнимое состояние вместе со всем, что оно подразумевает; это побег не просто от содержания реального (бедности, неразделенной любви, неудачи собственного предприятия и т. п.), но от формы самой по себе реальности, характера ее присутствия, своеобразного ответа, которого она требует от нас, приспособления наших поступков к объекту, неистощимости восприятия, независимости, самого пути, каким должны развиваться наши чувства".
Такой раскол между фантазией и реальностью является центральным для понятия аутизма у Минковского.
Но личность, которая не действует в реальности, а действует только в фантазиях, сама становится нереальной. Действительный "мир" для такой личности становится иссушенным и обедненным. "Реальность" физического мира и других личностей перестает использоваться в качестве пиши для творческих упражнений в воображении и, следовательно, начинает сама по себе обладать все меньшей и меньшей значимостью. Фантазия, не будучи либо в некоторой степени укоренена в реальности, либо обогащаема инъекциями "реальности", становится все более и более пустой и быстро улетучивающейся. То "я", чья связь с реальностью уже незначительна, становится все менее и менее реальным "я", а все более и более фантастическим по мере все большего и большего вовлечения в фантастические взаимоотношения с собственными фантомами (имаго).
Без открытой двусторонней цепи между фантазией и реальностью в фантазии, становится возможным все что угодно. Разрушение в фантазии продолжается без желания заняться компенсирующим исправлением, поскольку чувство вины, намекающее на сохранение и внесение поправок, теряет свою настоятельность. Разрушение в фантазии может неуправляемо свирепствовать таким образом, что мир и "я" -в фантазии -превратятся в прах. При шизофреническом состоянии мир стоит в руинах, а "я" (очевидно) мертво. По-видимому, никакого количества искренней деятельности не хватит, чтобы привнести жизнь обратно.
Таким образом, происходящее оказывает прямо противоположное желаемому воздействие. Реальные жабы вторгаются в воображаемые сады*, и призраки бродят по реальным улицам. Так, несколько по-иному, индивидуальность "я" вновь ставится под угрозу.
*Марианна Мур. "Собрание стихов"
Не совсем правильно говорить, что "я" связано только с самим собой. Необходимо ослабить это утверждение в одном отношении и усилить в другом. Мы уже ослабили данное утверждение, прояснив то, что мы говорим о прямых и непосредственных взаимоотношениях. Становятся важны именно такие прямые и непосредственные взаимоотношения с другим, и даже с теми сторонами собственного бытия личности, находящимися за пределами анклава "я".
К примеру, один пациент, внешне ведший сравнительно "нормальную" жизнь, но разработавший такой внутренний раскол, изначально пожаловался на тот факт, что никогда не мог заниматься любовью со своей женой, а только с собственным образом жены. То есть его тело имело физическую связь с ее телом, но его ментальное "я" в процессе этого могло лишь взирать на то, чем его тело занимается, и (или) воображать себя занимающимся любовью со своей женой как объектом воображения. Он объяснил виной за подверженность такому поведению то, что искал совета психиатра*.
Вот пример того, что я имею в виду, говоря, что фантазия и реальность держатся порознь друг от друга. "Я" избегает прямой связи с реальными людьми, а связывает себя с собой и с объектами, которые само постулирует. "Я" может связывать себя непосредственно с объектом, который является объектом его собственного воображения или воспоминаний, но не с реальной личностью. Конечно, это не всегда очевидно, даже для самого индивидуума, а еще меньше для какого-либо другого. Жена описанного выше пациента не знала, что он чувствует то, что "он" никогда не занимался любовью прямо с ней; он занимался любовью лишь с имаго, которое оказалось достаточно хорошо совпадающим с ней в действительности, поскольку никто, кроме него, не понимал этой разницы.
