– Это целиком моя идея, – сказал Карелли. – Я заставил Мориса пойти со мной. Не надо его наказывать.

– Ведь я уже говорил тебе, чтобы ты подумал над своим поведением, – сказал Мартин, пытаясь сдержать душивший его смех. Карелли низко склонил голову, изображая раскаяние. – Хотя результат твоих раздумий мне непонятен, но ведь теперь ты осознаешь, насколько был не прав?

– Мы не имели в виду ничего плохого, – оправдываясь, сказал Карелли. – Мы просто думали, что будет очень весело.

– Так бы оно и было, если бы не касалось юных леди. Надо быть очень-очень осторожным там, где может быть задета репутация юных дам.

– А они вообще ничего не делали, только одолжили нам одежду. И мы только подали еду...

– Я знаю. Я знаю, что вы не хотели сделать ничего плохого, но слухи и сплетни очень жестоки к девушкам. И если однажды на них показали пальцем, то эту печать не смоешь никогда, поэтому вам следует быть более чем осторожными. Вы должны вести себя по отношению к девушкам безукоризненно. Понятно? Ясно?

Карелли понимающе посмотрел в глаза Мартина.

– Да, сэр.

– Очень хорошо. Теперь можешь идти, а ко мне пришли Мориса. Я подумаю о достойном наказании для вас обоих. – Когда Карелли дошел почти до двери, Мартин добавил: – Когда-нибудь все забудется, и вы должны будете повторить представление для меня и вашей мамы. Мне кажется, это будет очень забавно.

Карелли повернулся, его глаза сияли озорным блеском:

– Морис был очаровательным, сэр! Клянусь, я взял бы его в жены, не будь он парнем!

Аннунсиата почти расстроилась, когда подошел конец недели и Гидеон запряг экипаж, чтобы ехать в Бенингборо за молодыми хозяйками. Пока они отсутствовали, в доме царили ничем не нарушаемые спокойствие и мир, и Аннунсиате было жаль расставаться с атмосферой любви и согласия, объединившей ее, детей и Мартина. Она уговорила его поехать с ней в последний раз. Взяв двух грумов и пару грейхаундов, они поехали в северные поля поохотиться на зайцев и уже возвращались назад через Тен Торн Гэп, собираясь повернуть к северу, в сторону Бек Филда, чтобы присмотреть еще одно место для возможного расположения дома в Шоузе, когда услышали зов и, повернувшись, увидели Карелли на лошади без седла. Мальчик направлялся к ним.

– Что такое? Что он здесь делает? Он должен быть в школе, – сказала Аннунсиата. – Молю Бога, чтобы он не выкинул еще чего-нибудь ужасного!

Карелли подъехал к ним почти бездыханный, покрасневший от потрясения, хотя старался держать себя в руках.

– Почему ты не в школе? – сурово спросил Мартин.

– Всех отпустили, как только до нас дошли новости, – сказал Карелли, не спуская глаз с матери. – Дома вас ждет курьер, мадам. В королевской ливрее, – и, ко всеобщему удивлению, залился слезами.

– Что такое, дитя мое? Что случилось? – встревоженно спросила Аннунсиата.

Слезы продолжали бежать по пыльному лицу Карелли. Наконец он вымолвил:

– О, матушка, король умер.

Коронация короля Джеймса и королевы Марии состоялась 23 апреля. Сила реакции против вигов и их политики ощущалась во всем, даже среди лондонцев, в которых был очень силен дух республики и протестантства. По этому случаю они предавались неуемному веселью: почти целую неделю длились народные гулянья и фейерверки, приемы, балы, салюты; постоянно звонили колокола. Со всей округи в Лондон съехались люди, желающие продемонстрировать новому королю свою лояльность. На десять миль от Уайтхолла невозможно было найти пристанища ни человеку, ни лошади.

Одним из приятных событий, связанных с коронацией, было возвращение Хьюго с войны. Он приехал вместе с Дадли Бардом, и приятели остановились в Чельмсфорд-хаус. Аннунсиата нашла, что Хьюго очень изменился; опыт пребывания за рубежом пошел ему на пользу. Полнота сменилась тугими мышцами, на лице ясно читались ум и чувство долга, что шло ему гораздо больше, чем надменность и вечное недовольство, которые раньше не сходили с его лица. Он с полным пониманием дела рассказывал о событиях за границей, о своем участии в кампаниях, причем был красноречив, но скромен. Аннунсиату ошарашила первая встреча с Хьюго. Сын приехал без парика, и из-за коротких волос и увеличившейся лысины она не сразу узнала его.

Руперт тоже приехал в Лондон на коронацию. Ему уже исполнилось пятнадцать, и он был невероятно похож на своего великого деда, так что Дадли переводил взгляд с него на Аннунсиату со все растущими подозрениями. Как и ожидала Аннунсиата, сын вырос красивым и высоким. Увидев его одетым в торжественный костюм по случаю коронации, она почувствовала благоговейный трепет от того, что смогла произвести на свет такое чудо. Занятия в Оксфорде у Руперта шли хорошо, он был всеобщим любимцем, а его манеры были настолько безукоризненны и дружелюбны, что и Дадли, и Хьюго сразу же приняли юношу в свою компанию. Майкл тоже изменился к лучшему, хотя, конечно, не шел ни в какое сравнение с Рупертом. Он немного подрос, приобрел привычки джентльмена и, благодаря открытости и простоте, был приятным собеседником и хорошим товарищем.

Когда официальное празднование закончилось и Лондон немного успокоился, Аннунсиата занялась более неформальными визитами и развлечениями. Она не была в Лондоне с тех пор, как умер Ральф, и ей многое надлежало узнать. Дейзи и Джон Элисбери, которые тоже прибыли на коронацию, уехали через неделю, поскольку Дейзи была беременна и ее муж не хотел, чтобы она оставалась в Лондоне в такое жаркое время года. Аннунсиата попросила Джона Элисбери сопроводить младших мальчиков до Йоркшира. К ее удивлению и скрытой радости, Хьюго настоял, чтобы Каролин вернулась в Йоркшир, по той же самой причине, что и Дейзи, однако, судя по всему, он хотел заняться в Лондоне делами, которым жена явно станет помехой. Каролин же не желала так быстро расставаться с мужем, с которым давно не виделась, и, прежде чем подчиниться его воле, взяла с него обещание, что он вернется домой до конца лета и привезет с собой Эли. Арабелла тоже решила ехать с ней: верховая езда и охота в Лондоне были гораздо скучнее, чем дома. Таким образом, Аннунсиата осталась единственной женщиной в доме, полном мужчин. Такая ситуация всегда очень нравилась ей.

Она нанесла формальный визит принцессе Анне и принцу Джорджу, найдя их играющими в карты с королевой Доваджер.

Анна была горда тем, что недавно стала матерью, родив очаровательную дочь. Ей явно нравилась замужняя жизнь, и столь же явно она обожала мужа, о чьем здоровье неустанно пеклась. Аннунсиата нашла, что принц выглядит печальнее, чем в предыдущую встречу, и приписала это скуке лондонской жизни: здесь не было обожаемых им развлечений – верховой езды и военных действий. Он стал еще толще, и во время визита Аннунсиаты не переставая жевал сладости и засахаренные фрукты, стоявшие рядом с ним на маленьком столике.

Принцесса все время говорила о своей лучшей подруге Саре Черчиль, о своем друге – муже Сары, о ее детях, а когда она замолкала, все погружались в глубокую тишину, потому что ни принцу Джорджу, ни королеве Доваджер сказать было нечего. Аннунсиата пробыла у них столько, сколько требовали приличия, так как Анна была следующей на очереди к трону, особенно сейчас, когда умер король Чарльз. Выйдя в конце концов от принцессы, она испытала такое чудесное облегчение, что почти без чувств упала в свой экипаж.

Парламент собрали в мае, чтобы по просьбе короля Джеймса утрясти определенные финансовые проблемы. Это был самый слабый и лояльный парламент.

– В это невозможно поверить, – сказала однажды Аннунсиата за обедом окружавшим ее мужчинам. – Они утвердили бюджет короля до конца его жизни. Единственная причина, по которой король когда-нибудь еще раз созовет парламент, – это лишь требование денег. Так что они могут быть вполне уверены, что больше их не соберут никогда.

– Может быть, этого окажется мало, – предположил Хьюго. – По-моему, королям всегда не хватает средств.