Мать прервала его размышления, с неожиданной теплотой сказав:

– Потерпи, мой дорогой. Уже скоро. Как только мистер Виссинг закончит набросок, тебе больше не придется стоять на коленях. Не так ли, сэр?

– Я думаю, миледи, что на сегодня мы можем закончить, если юному джентльмену нужен отдых, – сказал Виссинг.

Руперт с облегчением вздохнул и попытался встать, но колени не разгибались, и Аннунсиата со смехом наклонилась и помогла ему. Они подошли к мастеру, чтобы взглянуть на набросок.

– Да, да, я знаю, что все отлично, – сказала Аннунсиата. – Ты согласен со мной, мой дорогой? – добавила она, целуя Руперта в макушку. Ей не пришлось сильно наклоняться: с Рождества сын очень вырос. – Можешь пойти переодеться, дитя мое.

Руперт поклонился матери и мистеру Виссингу и вышел из комнаты. Когда он выходил из одной двери студии, Гиффорд открыл другую и сказал:

– Миледи, прибыл мистер Морлэнд.

– Который мистер Морлэнд? – удивленно спросила Аннунсиата.

– Мистер Мартин, госпожа.

– Один? А, наверное, он выехал вперед. Впусти его, Гиффорд, и проводи мистера Виссинга к его экипажу. Вы еще придете, мистер Виссинг?

– В ближайшие пару дней – нет, миледи. Я навещу вас на следующей неделе. Здесь очень много работы, как вы понимаете...

– Да, да, конечно.

Художник вышел, и у Аннунсиаты осталось время, чтобы до прихода Мартина привести в порядок платье, в котором она позировала. Он на секунду задержался у дверей, глядя на нее, и губы расплылись в такой знакомой улыбке, что внезапная тоска по дому охватила графиню. Мартин поклонился, но она протянула ему навстречу руки.

– Мартин, как приятно видеть тебя! Быстро обними меня.

Он пересек комнату, крепко обнял ее. Аннунсиата прижалась к нему и почувствовала запах свежего воздуха. Руки Мартина были очень сильными, а волосы мягкими и шелковистыми. Когда он, наконец, разъял объятия, в ее глазах стояли слезы.

– Ну, что такое? – мягко спросил он, прикасаясь к ее щеке пальцем, чтобы осушить слезы.

– Твои волосы пахнут листьями, – сказала она невпопад. – Я соскучилась по тебе.

– Вы не должны жить вне дома, бедная моя. Как же вам здесь печально и одиноко! Мы все думали, что вы приедете, когда принц... – он не закончил предложение, не в силах подобрать нужные слова.

– Я собиралась, но почему-то так и не смогла уехать. И потом, ты же знаешь, я здесь не одна. Со мною Руперт, время от времени приезжал Кловис и...

– По тому, как вы это говорите, вам явно было одиноко, – констатировал Мартин.

Его симпатия была столь острой, что Аннунсиата сочла необходимым прервать этот интимный разговор и весело произнесла:

– Как вышло, что ты приехал один? А остальные скоро прибудут?

– Да, очень скоро. Кловис едет в экипаже с Дейзи и двумя детьми, но мой конь не в состоянии так медленно тащиться. Наверное, он знал, что несет меня к вам, – усмехнулся Мартин.

– Ты почти прервал работу над нашим портретом, – сказала Аннунсиата. – Когда ты входил сюда, навстречу прошел мистер Виссинг.

– А я-то думал, кто это так быстро бежал отсюда, – сказал Мартин, улыбаясь глазами, и она поймала себя на том, что покраснела.

– Сэр, пожалуйста! Придержите язык. Это просто новый портрет для восточного камина.

– Прекрасно! Значит, вы снимете тот, где изображены верхом? Я никогда не любил его.

– Правда? – вскинула Аннунсиата брови.

– Вы получились не слишком удачно, правда лошадь хороша!

– Портрет перевесят в мою спальню, поэтому тебе не придется смотреть на него, – бездумно сказала Аннунсиата.

Он взял ее руку, прижал к сердцу и произнес:

– Моя леди, какие жестокие слова! Точный удар, и по заслугам.

– Ой, перестань, – Аннунсиата с трудом сдерживала смех, и от этого сразу помолодела. – Не хочешь ли вина? Я горю желанием выслушать новости.

– Давайте пойдем в сад и прогуляемся. По моему, здесь очень жарко, несмотря на ваши чудесные огромные окна.

В саду, под сенью деревьев, было немного прохладнее. Июнь был жарким, но июль – просто удушающим. В предыдущие годы к этому времени пустовали все дома высшей знати – их хозяева выезжали в загородные резиденции. Но сейчас при дворе назревали важные события, поэтому Аннунсиата послала за Карелли и Морисом. Кловис любезно согласился съездить за ними и доставить в Лондон.

– Ну, скажи мне, почему Дейзи решила ехать в Лондон? – спросила Аннунсиата. – По-моему, такая погода может повредить ей.

– Сначала дайте мне руку. Я чувствую себя неуютно, когда у моей руки нет женщины. Ну вот, так гораздо лучше. Теперь можно гулять спокойно, – он взглянул на нее ярко-синими глазами – казалось, они вобрали в себя весь свет этого солнечного летнего дня. – С вами очень удобно идти об руку, мы ведь одного роста. И Арабелла, и Дейзи гораздо выше меня.

– Я не хочу говорить об Арабелле, – прервала его Аннунсиата. – Ответь на мой вопрос.

– Ну, хорошо. Эта поездка в любом случае пойдет ей на пользу, хотя я с большим удовольствием послал бы ее в Хэроугейт или Скарборо, но точно знаю, что туда она не поедет. Я сказал, что нам необходимо сопровождать детей и я не хочу ехать один, поэтому ей пришлось согласиться. Ведь Дейзи очень много работает, и я решил любой ценой вырвать ее оттуда. Она никогда не покидала дом, работая с утра до ночи.

– А Каролин ей не помогает? – спросила Аннунсиата, заранее зная ответ.

– Каролин не привыкла заниматься хозяйством, – раздраженно сказал он. Не в его правилах обсуждать женские дела, но Каролин обращалась с Дейзи, как с горничной: подай то, принеси это, постоянно требовала то почитать ей, то развлечь ее. – А когда забеременела Арабелла, стало еще хуже. Раньше она большую часть дня отсутствовала, но теперь прикована к дому и руководит Дейзи круглые сутки.

Аннунсиата подумала, что беременность не улучшила характер дочери.

– Таким образом, ты решил предоставить ей возможность отдохнуть от домашних забот?

– Она такая худая и бледная, – сказал Мартин. – Я боюсь, что ее здоровье не совсем в порядке.

– А ведь это твоя вина, – заметила Аннунсиата.

– Моя? Почему?

– Потому, что ты должен был давным-давно выдать ее замуж. Все ее неприятности именно от того, что она сидела дома и до сих пор не пристроена.

– Отец должен был найти ей мужа!.. – ответил Мартин, но тут же осекся, понимая, что, взяв на себя все обязанности отца, должен был позаботиться и о судьбе Дейзи.

Аннунсиата смягчилась:

– Впрочем, тебя можно понять. Ты всегда был очень привязан к ней, и для тебя она всегда – твоя маленькая сестренка. Тебе очень трудно осознать, что она уже выросла. Здесь есть и моя вина. Я хозяйка Морлэнда и должна была позаботиться об экономке на время своего отсутствия, не пуская дело на самотек. Ладно, постараюсь исправить наши ошибки. Ты должен оставить Дейзи со мной, я найду ей мужа. И если не смогу сделать это здесь, при дворе, никогда больше не верь мне.

– Спасибо, моя леди, – сказал Мартин, хотя в этот момент к чувству благодарности примешивалась острая тоска: Дейзи была его единоличной собственностью.

– Значит, вы еще не собираетесь домой?

– Думаю, что в августе приеду на пару месяцев. А что? Что-то случилось?

– Отец... Он не совсем здоров. О, нет, ничего особенного. Но он теперь редко покидает свое кресло. Мне было бы гораздо спокойнее, если бы я знал, что вы ненадолго задержитесь здесь.

Аннунсиата обеспокоенно посмотрела на него.

– Ты думаешь... – и она закусила губу.

– Мадам, он уже стар, – мягко сказал Мартин.

– Ему всего пятьдесят два, король на год старше.

– Для некоторых пятьдесят не возраст, но мой отец – старик.

Некоторое время они молча шли по саду, а потом Аннунсиата попросила:

– Ну, расскажи мне остальные новости. Хоть что-нибудь хорошее есть?

– Эта зима была ужасной, зима смертей. В ноябре – принц Руперт, в январе – Анна Саймондс, в феврале Кэти и Кит потеряли единственного оставшегося в живых ребенка, болезненную дочь Хиро. В апреле Каролин на месяц раньше срока родила второго ребенка, и он не прожил и нескольких часов. Наверное, вы уже слышали, что Кэти опять беременна?