– Разве ты ничего не знаешь про Элизабет?

– А что с ней? – спросила она равнодушно. И Кит ей все рассказал.

– Ральф очень страдает. Мне кажется, он чувствует себя виноватым перед ней. А кроме того, этот папистский заговор имел соответствующие последствия даже там, в провинции. Ему пришлось вызвать на суд многих людей, которых он считал друзьями, и отправить их в тюрьму.

Аннунсиата была шокирована, но все же почувствовала жалость к мужу. Его положение было незавидным.

– Он спрашивал обо мне? – поинтересовалась она. Кит бросил на нее короткий взгляд.

– Конечно, он просил зайти сюда и узнать, не нужно ли тебе что-нибудь. Мне кажется, он попросил бы меня уговорить тебя вернуться домой, имея хоть малейшую надежду на это.

Аннунсиата задумалась.

– Он помог Хьюго спастись, – сказала она, как бы отвечая на незаданный вопрос.

– Конечно, – сказал Кит, – Ральф очень лоялен. Ей показалось, что ответ Кита слишком поспешен, ведь еще минуту назад он говорил о любовнице Ральфа. Что мужчины понимают под лояльностью? Но она все еще была женой Ральфа, и лояльность была обязательной и для нее.

В конце января король, в безуспешных попытках спасти жизни и потянуть время, распустил парламент. Аннунсиата в сопровождении Кловиса и всей своей домашней челяди вернулась в Морлэнд. С Китом она рассталась в Лондоне, и, хотя ничего сказано не было, он знал, если даже им и доведется будущей зимой встретиться, они никогда уже не станут любовниками.

В серый февральский день Аннунсиата въехала во двор Морлэнда. Ральф стоял у дверей, приветствуя ее. Она была потрясена произошедшей в нем переменой: за то время, что они не виделись, муж очень постарел – плечи были опущены, лицо озабочено и изрезано морщинами, а шикарная серебристая шевелюра стала совсем седой. Он не подошел к ней, чтобы помочь спешиться, как делал всегда, и, хотя его глаза следили за каждым ее действием, неподвижно стоял на крыльце дома. Клем поспешно взял коня под уздцы и убрал с дороги Брена и Ферна. Он встретился взглядом с Аннунсиатой и возбужденно сказал:

– Добро пожаловать домой, госпожа. Мы все так скучали по вам.

– Спасибо, Клем, – ответила она, поняв по его взгляду, что дела мужа так же нехороши, как и внешность. Подбежал Том и помог ей сойти с коня. Аннунсиата поправила платье и плащ и медленно подошла к Ральфу. Они долго молча смотрели друг на друга, пытаясь разглядеть старые знакомые черты, когда-то близкие и родные. Слишком много всего случилось, чтобы сейчас что-то можно было исправить словами.

Наконец Ральф наклонился, чтобы запечатлеть на ее щеке формальный поцелуй, который она так же формально и восприняла, и, сказав только:

– Добро пожаловать домой, – отошел в сторону, чтобы пропустить ее в дом. Пройдя следом за ней в зал, он добавил: – Я рад, что ты в безопасности.

– Спасибо, – ответила она, спеша навстречу домашним.

Отец Сент-Мор со слезами на глазах поцеловал Аннунсиату и поблагодарил Бога за ее счастливое избавление.

Дейзи очень выросла и выглядела крайне усталой. Доркас, плача и смеясь, рассказала, как радовались ее возвращению дети. Кругом были знакомые лица слуг, желающих поприветствовать ее и получить приказания. Ее личная прислуга толпилась здесь же, внося багаж и осматриваясь с облегчением и удовольствием. Клем коротко и четко отдал всем приказы и подошел к хозяйке, чтобы взять у нее плащ.

– Спасибо, Клем. А где Мартин? Кажется, я только его сегодня не видела?

– Он уехал в город по делам, но обязательно вернется к обеду, госпожа. Он не ожидал, что вы так быстро приедете. – Клем замолчал, внимательно изучая ее лицо. – Прикажете отнести вещи в большие спальные покои, госпожа?

Аннунсиата предполагала, что ей придется решать этот вопрос, но ответ пришел к ней только сейчас. Увидев отсутствующее, страдающее лицо Ральфа, она поняла, что не сможет делить с ним кровать, которую он делил с Элизабет.

– Нет, – сказала она, наконец, – отнесите все а западную спальню.

Утро прошло в лихорадке дел. Распаковывали багаж, доставали и раскладывали по местам вещи, но лишь после приезда Мартина Аннунсиата полностью осознала, что вернулась домой. Он сразу поднялся к ней в спальню, где они с Хлорис разбирали вещи. Обернувшись, она увидела его у дверей. Мартин тепло и удовлетворенно смотрел на нее, и она невольно протянула ему руки со всей той искренностью, на которую только была способна.

– Как хорошо, что вы приехали, – сказал он, целуя ее руки, и долго не выпускал их, пристально глядя ей в лицо. – Прошу прощения за то, что не встретил вас. С вами все в порядке? Мы все так волновались.

– Мне уже полегчало, а скоро станет еще лучше, – ответила Аннунсиата.

Она бросила на Хлорис многозначительный взгляд, и та, прервав свое занятие, поспешила выйти из спальни. Оставшись наедине, они продолжали изучать друг друга, улыбаясь более нежно, чем полагается родственникам. Мартину шел уже двадцать второй год, но выглядел он гораздо более зрелым, а искреннее открытое лицо свидетельствовало об ответственности и авторитете. Ему никогда не стать высоким – он был едва ли выше Аннунсиаты, но в стройном молодом теле чувствовалась необыкновенная сила, а руки Аннунсиаты в его руках неожиданно ощутили его необычайный магнетизм. Она уже не могла вспоминать Мартина, как пасынка, и чувствовала себя ближе к нему, чем к Ральфу.

– У вас здесь тоже было много забот, – продолжила Аннунсиата.

– Да, – сказал он, помрачнев, отпустил ее руки и прошел к окну. На мгновение им овладели тяжелые думы. Ситуация была очень щекотливой. Предстояло слишком многое рассказать и о многом расспросить, но как это сделать, было непонятно. Наконец он повернулся к ней и спросил:

– Вы, конечно, уже видели моего отца? Аннунсиата кивнула.

– Как он? Ответь мне откровенно. По-моему, отец сильно переменился.

– Судя по всему, он очень потрясен случившимся, – сказал Мартин. – Ему было очень тяжело своими руками отправлять друзей в казематы, но он не мог нарушить долг, потому что главным для него было сохранить нас и спасти вас. Он надеялся, что его положение и репутация сослужат вам хорошую службу. А когда это не помогло... – Он замолчал, а затем продолжил: – Отец в полной растерянности. Я думаю, вы уже поняли, что именно я управляю поместьем и веду дела. Он занят только собой и своими лошадьми, и вряд ли его интересует что-нибудь еще.

– Какое счастье, что у него есть ты, – произнесла Аннунсиата. – Управляться с таким хозяйством одному, наверное, тяжело, очень тяжело. Но теперь я здесь и помогу тебе всем, чем смогу.

– Вы помогаете мне одним своим присутствием, – сказал Мартин. Внезапная улыбка осветила его лицо, подобно лучу солнца, выглянувшему из-за туч. – Дети были так возбуждены, ожидая вашего прибытия. Вы уже видели их?

– Нет еще. У меня было очень много дел.

– Тогда пойдемте сейчас? Все равно скоро обед. Пойдемте, вы приведете их в чувство. – Мартин протянул ей руку, она засмеялась и взяла ее, почувствовав себя очень молодой, чего не бывало уже много-много лет.

Мальчики учили уроки с отцом Сент-Мором в комнате для занятий. Аннунсиата не видела их так долго, что почувствовала острую боль от того, что они стали ей почти чужими. Маленькие дети сильно и быстро меняются... При появлении матери мальчики встали, но от смущения не знали, как себя вести, явно подавляя желание броситься в ее объятия. Аннунсиата подозвала их, и дети, покраснев, приблизились, глядя на нее с благоговением и восхищением, чем очень удивили и тронули ее. Руперт, старший сын, вырос высоким и худым и обещал стать красавцем. Его темные волосы спадали на плечи красивыми локонами, глаза были огромными, и он поклонился, держа руку на рукоятке своего меча; в ее честь он надел лучший наряд. Ему было около девяти лет.

Семилетний Чарльз и шестилетний Морис все еще» были малышами и явно находились под покровительством своего девятилетнего брата. Морис был уменьшенной копией Руперта, но Чарльз походил на отца и тоже был очень симпатичным, с круглым кукольным лицом, постоянно освещенным улыбкой. Аннунсиата вдруг вспомнила о том, насколько была близка к тому, чтобы никогда больше не увидеть их, и ей захотелось сгрести мальчиков в охапку и прижать к себе. Но они все еще были смущены и с тем же благоговением смотрели на свою, так долго отсутствовавшую, такую знаменитую мать, что она заставила себя ограничиться несколькими вопросами об уроках и вышла из комнаты, чтобы приготовиться к обеду. Еще будет время подружиться, когда дети немного привыкнут к ее присутствию.