[439] - См.: Kristof N.D. Crisis Shakes Faith In the 'Asian Miracle' // International Herald Tribune. 1997. November 22-23. P. 1.
[440] - См., напр.: Kadlec D. Wall Street's Doomsday Scenario // Time. 1997. August 11. P. 28-29.
[441] - См.: Gleick E. How Low Will They Go? // Time. 1997. November 3. P. 29.
атской нестабильности. В ходе октябрьского кризиса 1997 года индексы в Лондоне снизились на 7,6 процента, в Париже -- на 11,2, во Франкфурте -- на 14,5 процента, причем обратные подвижки были весьма быстрыми[442]. Между началом января и концом июня 1998 года основные фондовые индексы поднялись до небывалых значений: американский Доу-Джонс -- с 7908,25 до 9367,84, немецкий DAX -- с 4249,7 до 6217,83, итальянский MIBTEL -- с 16806 до 26741, французский САС-40 -- с 2998,9 до 4404,9. Максимальный рост в данном случае составил 59,12 процента, минимальный -- 18,46 процента за полгода.
К началу 1998 года стало возможным подвести некоторые итоги азиатского кризиса для западных финансовых рынков и экономики постиндустриального мира в целом. Во-первых, существенно снизились цены на сырьевые и промышленные товары, что было обусловлено девальвацией азиатских валют и увеличением экспорта из охваченных кризисом стран; производители сырья не могли больше ориентироваться на прогнозы об увеличении его потребления в Азии и вынуждены были снижать цены. Уже на этом этапе стало очевидным, что следующей жертвой катастрофы должна стать Россия, экономика которой была в максимальной степени ориентирована на экспорт энергоносителей и сырья. Во-вторых, оказалось, что роль сокращения экспорта товаров и услуг из развитых стран, связанного со снижением платежеспособного спроса в Азии, существенно преувеличена, и этот процесс фактически не коснулся высокотехнологичных производств, в отличие от отраслей, производивших индивидуализированные товары, предметы роскоши, а также туризма и авиаперевозок. В-третьих, и это следует отметить особо, выявилась большая непредсказуемость финансовых рынков внутри самих развитых стран. Так, если взять в качестве примера вполне успешный для американского индекса Доу-Джонса 1995 год, в течение которого он вырос на 31,8 процента, то можно увидеть, что средние ежедневные колебания цен закрытия рынка (безотносительно к тому, заканчивались ли торги повышением или понижением) составили в течение года 20,8 пункта при среднем значении индекса в 4215 пунктов. Напротив, в 1997 году средние ежедневные колебания цен закрытия рынка составили 79,0 пункта при среднем значении индекса в 7639 пунктов. Таким образом, если в 1995 году среднее ежедневное колебание не превышало 0,45 процента, то в 1997 году оно достигло 1,02 процента[443].
[442] - Wall Street Claws Its Way Back // International Herald Tribune. 1997. October 29. P.I.
[443] - Сведения получены из статистических баз системы "Reuters". Автор благодарит за проведенные расчеты старшего трейдера Московско-Парижского банка (г. Москва) г-на Д.Егошина.
Данная тенденция вполне проявилась в следующем году. Начав его быстрым повышением, индекс Доу-Джонса превысил 9000 пунктов 6 апреля и достиг максимума в 9338 пунктов 17 июля. Индексы на европейских биржах росли значительно быстрее; причиной возможного спада могла послужить лишь очередная внешняя дестабилизация. На этот раз источником финансовых проблем стала Россия, страна, фактически полностью выключенная из мировых финансовых и торговых потоков, однако исключительно значимая в политическом отношении. Крайне неблагоприятная внешнеэкономическая ситуация (к этому моменту, несмотря на все усилия ОПЕК, цена на нефть снизилась с 18 до 11,4 долл. за баррель, что стало минимальным значением с начала промышленного использования этого сырья в конце прошлого века), неэффективная экономическая политика, проводившаяся правительствами В.Черномырдина и С.Кириенко, гигантские государственные расходы, неспособность финансовых ведомств обеспечить налоговые поступления в бюджет, а также активный вывоз из страны капиталов, нередко полученных криминальным путем, поставили Российскую Федерацию на грань экономического коллапса. В условиях, когда одной из основных задач считалось поддержание курса рубля, отвечавшее чисто политическим задачам, правительство прибегло к дополнительным заимствованиям, получив согласие на кредит МВФ в сумме 18 млрд. долл. и доведя ставки по рублевым обязательствам до 200 процентов годовых. Перенапряженность финансовой системы привела к отказу государства от выплат по ГКО (17 августа), краху большинства крупных банков, обесценению рубля в четыре раза менее чем за полгода, падению фондового индекса РТС более чем в 12 раз (с 571 пункта в ноябре 1997 года до менее чем 46 в сентябре 1998-го) и приходу к власти поддерживаемого коммунистическим парламентом правительства, возглавленного Е.Примаковым. Убытки, понесенные в России западными инвесторами, достигли 100 млрд. долл.; при этом вплоть до настоящего времени остается нерешенной проблема реструктурирования внешней задолженности страны перед основными клубами кредиторов. Как следствие, все мировые фондовые рынки обнаружили понижательную динамику. Несмотря на то, что конкуренция со стороны российского экспорта, становящегося более дешевым вследствие обесценения рубля, не могла серьезно изменить позиции западных производителей, а капитализация российского фондового рынка составляла десятые доли процента соответствующего американского показателя, российский кризис продемонстрировал неэффективность целого ряда международных финансовых институтов и предлагаемых ими мер преодоления кризисных ситуаций. В результате индекс Доу-Джонса совершил крутое пике, снизившись за неделю, с 25 по 31 августа, с 8602 до 539 пунктов, то есть почти на 20 процентов по сравнению с максимальным для 1998 года значением. В данном случае негативное воздействие на западные рынки оказалось исключительно большим не столько в силу значения России, сколько из-за очевидности того, что ""азиатский кризис" вышел далеко за пределы нескольких малых стран; распространившись на Японию, Латинскую Америку и бывший советский блок, он охватил почти половину мировой экономики" [444]. Однако и на этот раз западные рынки обнаружили способность к быстрому преодолению возникших трудностей. Уже к концу 1998 года котировки восстановились до уровня, близкого к докризисному, а в США и превзошли их. Уверенный рост американской экономики во втором полугодии 1998-го и первом квартале 1999 года привел к достижению индексом Доу-Джонса 10-тысячного рубежа и дальнейшему повышательному движению. В европейских странах фондовые индексы фактически везде, кроме Франции и Италии, оставались при этом ниже своих максимальных значений, однако, на наш взгляд, это может быть объяснено внутренними причинами -- нерациональной экономической политикой социал-демократического правительства в Германии, замедлением роста в Англии и общей слабостью единой европейской валюты, введенной с 1 января 1999 года. Однако наиболее показательна реакция рынков на кризис в Бразилии и девальвацию бразильского реала. С одной стороны, в этом случае ход событий можно было предвидеть заранее (еще в октябре 1998 года Бразилия и МВФ выпустили совместный меморандум по экономической политике, в котором были поставлены задачи реформирования финансовой сферы страны, фактически нерешаемые без девальвации национальной валюты[445]). С другой стороны, большинство инвесторов быстро сошлось в понимании того, что подобные потрясения, как и предшествующие, неспособны нанести американской и европейской экономикам существенный вред и котировки акций на ведущих биржах фактически не снизились. В результате в диспуте между теми, кто предвидел неизбежное падение рынков и мировую финансовую дестабилизацию[446], и теми, кто рисовал перспективы беспрецедентно быстрого роста фондовых индексов на достаточно отдаленную перспективу, к лету 1999 года победа осталась за вторыми [447]. Таким образом, два года, прошедшие между девальвацией тайского бата и последними рекордами американских фондовых ин
