[286] - Подробнее см.: Dertouws M.L. What Will Be. P. 270-272.
постиндустриального мира, оказывается, что показатель производительности не отражает сегодня реальной степени хозяйственного прогресса того или иного государства.
Третий парадокс информационной экономики состоит в том, что ни масштаб инвестиций, ни темпы роста производительности не дают оснований говорить как об устойчивости экономического роста в традиционном его понимании, так и, тем более, о хозяйственном развитии страны в целом. В условиях, когда в 90-е годы нормы сбережений в США оказались самыми низкими среди постиндустриальных стран, американские компании вполне эффективно инвестировали капиталы за рубеж (их инвестиции почти в полтора раза превосходили суммарный объем заграничных капиталовложений Японии и Германии), причем отдача американских инвестиций за рубежом оставалась значительно более высокой, нежели капиталов, вложенных японскими, английскими и немецкими корпорациями в экономику США[287]. Не менее характерно и то, что в Соединенных Штатах на протяжении всего периода 90-х годов прибыль на вложенный капитал оставалась в целом по экономике гораздо более высокой, чем в Германии или Японии[288]. Экономический рост в США также был вполне устойчив: с 1970 года только пять лет завершались спадом производства, в остальные же периоды экономика росла на 2-3 процента в год, причем в 1973 году--на 5,8 процента, а в 1984-м -- на 7 процентов. Хозяйственный рост продолжается непрерывно вот уже на протяжении семнадцати лет, с 1982 года (правда, в 1990 году показатели балансировали около нулевой отметки), причем в 90-е годы темпы роста оказались выше, чем за период с 1978 по 1996 год (так, пятилетие 1991-1996 годов характеризовалось ростом 2,8 процента в годовом исчислении, а упомянутый период 1978-1996 годов -- 2,4 процента[289]). В последнее время отрыв США от всех других постиндустриальных стран в этом аспекте лишь усиливается: по итогам четвертого квартала 1998 года рост американской экономики в годовом исчислении составил 6,1 процента, тогда как для одиннадцати стран, образовавших в начале 1999 года зону единой европейской валюты, этот показатель не превысил 0,8 процента. В то же время экономики Германии и Японии, основных соперников США, сделавших акцент на индустриальный сектор, несмотря на сохраняющиеся высокие уровни инвестиций, пребывали в условиях хозяйственного спада (-1,8 и -3,2 процента соответственно) [290].
[287] - См.: Spulber N. The American Economy. P. 135.
[288] - См.: Spence A.M. Science and Technology Investment and Policy in the Global Economy // NeefD., Siesfeld G.A., Cefola J. (Eds.) The Economic Impact of Knowledge. P. 66.
[289] - См.: Kiplinger К. World Boom Ahead. P. 42-43.
[290] - См.: The Economist. 1999. April 3. P. 96.
В данном случае речь идет уже не о том, что американским производителям удается успешнее конкурировать на международной арене; они создают совершенно новые правила конкуренции, изменяя незыблемые, казалось бы, ее принципы, существовавшие на всем протяжении нашего столетия[291].
Все эти факты и тенденции порождают множество вопросов, и самый интригующий среди них -- действительно ли в современных условиях низкие нормы сбережений и инвестиций совместимы с бурным хозяйственным ростом или же мы переживаем относительно нерепрезентативный момент и ближайшие годы восстановят прежнее состояние дел? К ответу на этот вопрос можно подойти двояким образом.
С одной стороны, можно пытаться пересмотреть данные о масштабах накоплений и инвестиций, подвергнув их существенной ревизии с точки зрения статистической корректности. Наиболее интересная и впечатляющая из таких попыток предпринята К.0мае, который привел кажущиеся фантастическими выкладки относительно методик расчета нормы накопления в США и Японии (обычно считается, что разница между ними составляет 12,3 процентных пункта) и пришел к выводу, что американцы и японцы сберегают фактически равные доли своих располагаемых доходов[292]. Основные аргументы автора сводятся к тому, что в американской и японской статистике по-разному отражаются, например, проценты, выплачиваемые по потребительским кредитам, средства, направляемые на покупку недвижимости и ее ремонт, а также многие другие факторы и обстоятельства подобного порядка.
С другой стороны, что было бы, на наш взгляд, более правильно, к инвестициям в современных условиях следует относить и затраты на повышение творческого потенциала личности, на поддержание ее способности эффективно участвовать в общественном производстве. В этом случае кажущаяся на первый взгляд противоестественной динамика получаемых американцами (после уплаты налогов) доходов и сбережений (первые с 1991 по 1997 год выросли с 4,35 до 5,79 триллиона долларов, то есть более чем на треть; вторые за тот же период сократились с 259,5 до 121,0 млрд. долл., то есть более чем в два раза[293]) не будет восприниматься столь шокирующим образом. Такой подход, который не нашел пока адекватного отражения в статистике, способен серьезным образом изменить наши представления об обусловленности эко
[291] - См.: SchorJ.B. The Overspent American. P. 172.
[292] - Подробнее см.: Ohmae К. The Borderless World. P. 146-147; Ohmae K. The End of the Nation-State: The Rise of Regional Economies. N.Y., 1995. P. 18-19.
[293] - См.: Alsop R.J. (Ed.) The Wall Street Journal Almanac 1999. N.Y., 1999. P. 133.
комического роста активностью инвестиционного процесса. Учитывая затраты на образование, здравоохранение, любые формы обучения и даже поддержание социальной стабильности в обществе как инвестиционные по своей природе, мы обнаружим, что норма инвестиций в последние десятилетия радикальным образом выросла, но отнюдь не сократилась. К сожалению, сегодня это обстоятельство начинают принимать в расчет в первую очередь на корпоративном, а не общенациональном, уровне: здесь влияние не поддающихся строгому учету нематериальных активов, рассматриваемых в качестве "человеческого капитала", "интеллектуального капитала" и даже "капитала взаимоотношений", оказывается наиболее заметным, так как от него зависит как рыночная оценка компаний, так и реальная отдача на вложенный капитал[294].
В заключение этого небольшого, но важного раздела сформулируем некоторые выводы. Во-первых, в современных условиях норма сбережений не оказывает существенного воздействия на масштабы инвестиционной активности в постиндустриальных странах. Во-вторых, уровень самой инвестиционной активности в ее традиционном понимании, то есть масштаб капиталовложений в производственные мощности, оборудование и даже технологии, не определяет ни показателей производительности, ни экономического роста в целом. В-третьих, хозяйственный прогресс, как показывает практика последних лет, оказывается даже более быстрым в тех странах, где не абсолютизируются показатели экономического роста и повышения производительности[295]. Отсюда следует, что в современных постиндустриальных обществах сформировался саморегулирующийся механизм, позволяющий осуществлять инвестиции, стимулирующие хозяйственный рост, посредством максимизации личного потребления, которое всегда казалось антитезой накоплениям и инвестициям. И в этом мы видим одно из важнейших условий становления постэкономического общества, поскольку именно так возникает ситуация, в которой человечество не только получает в виде информации неисчерпаемый ресурс для развития производства, но и делает фактически все основные виды потребления, связанные с развитием личности, средствами создания этого ресурса. Таким образом, постиндустриальные общества фактически создали механизм самоподдерживающегося развития, когда экономический прогресс может быть инициирован развитием личности, а бурный хозяйственный рост способен продолжаться десятилетиями в условиях не только низкой, но и отрицательной
нормы накопления в ее традиционном понимании. Там, где индустриальные нации вынуждены идти по пути самоограничения в потреблении, постиндустриальные способны максимизировать его, причем с гораздо более впечатляющими и масштабными результатами. Дальнейшее укрепление позиций постиндустриального мира может происходить поэтому даже без излишних усилий с его стороны.