Столкнувшись с проблемами азиатского кризиса, нарастанием разрыва между Севером и Югом, а также явной неудачей крупномасштабного эксперимента по построению рыночной экономики в России, экономисты и социологи вынуждены были признать, что современная глобализация не приняла тех законченных форм,
[52] - Подробнее см.: Wallerstein I. After Liberalism. P. 114-115.
[53] - Подробнее см.: Sklair L. Sociology of the Global System. P. 36-37.
[54] - Wallerstein I. After Liberalism. P. 18, а также Р. 166-168.
которые, казалось, были уже на расстоянии вытянутой руки. В условиях интенсивного экономического роста в США и Европе хозяйственные потоки все сильнее замыкаются внутри группы постиндустриальных стран; в результате собственно глобализированная экономика оказывается гораздо меньшей по масштабам, чем это обычно представляется[55]. При этом, несмотря на реальные тенденции к развитию глобальных движений, мир оказался совершенно не готов к проявлению значимых контртенденций, столь заметных сегодня. Так, М.Элброу, акцентирующий внимание на том, что ныне "даже при отсутствии мирового правительства страны мира объединены институтами, имеющими глобальное значение", вынужден несколькими страницами ниже признать, что "как общая тенденция глобализм в первую очередь присущ таким общественным движениям, как борьба за права человека, за мир, экологическим и женским организациям" [56], соглашаясь тем самым, что оптимальный механизм поддержания нового мирового порядка сегодня попросту отсутствует. В гораздо более жесткой манере высказался по этому поводу Дж.Сорос, полагающий, что "развитие глобальной экономики не сопровождается соответствующим развитием глобального общества. Национальное государство остается основной единицей политической и социальной жизни. Существующее международное законодательство и международные институты недостаточно сильны, чтобы предотвратить войны или широкомасштабное нарушение прав человека в отдельных странах. Экологические проблемы не решаются должным образом. Глобальные финансовые рынки находятся вне контроля со стороны национальных или международных властей", и заключающий в этой связи: "я считаю, что настоящее положение вещей ненормально и нестабильно" [57].
В последнее время представления о том, что глобализация должна быть поставлена под контроль и что важнейшей задачей становится формирование институтов, способных в случае необходимости адекватно реагировать на возникающие кризисные ситуации, развиваются экспертами все чаще и настойчивее. Некоторые из них полагают, что в современной экономике, даже если считать ее глобалистской, а не высокоинтернационализированной, роль государства не может быть существенно снижена, а значение политического регулирования социальных процессов лишь возрастает[58] . Другие с еще большим пафосом выступают за укрепление
[55] - См.: Hirst P., Thompson G. Globalization in Question. The International Economy and the Possibilities of Governance. Cambridge, 1996. P. 8, 10.
[56] - Albrow M. The Global Age. P. 123, 142.
[57] - Soms G. The Crisis of Global Capitalism. P. XX.
[58] - См.: Hirst P., Thompson G. Globalization in Question. P. 185.
международного контроля над хозяйственными процессами; так, например, отмечается, что "глобализация не обязательно приведет к военным конфликтам, но это может произойти, если не поставить под контроль ничем не ограниченные силы транснациональной экономики" [59]. Поэтому процессы глобального экономического взаимодействия "могут, в свою очередь, стать объектом целенаправленной регулирующей деятельности" [60].
Что же пугает сторонников глобализации в современных социальных процессах? Ответ на этот вопрос достаточно прост. С одной стороны, они все более отчетливо понимают, что у западного мира не хватает возможностей придать всемирный масштаб созданной им модели. Как отмечают уже цитированные американские эксперты, "на самом деле глобализация не столь глобальна. Транснациональная деловая активность сосредоточена в промышленно развитых странах и в разрозненных анклавах развивающихся экономик. Большинство населения находится вне этой системы, и ряды неимущих и безработных растут быстрее всемирной армии занятых работников" [61]. Но это означает, что ставится под сомнение достижимость "открытого общества", которое западные идеологи провозгласили важнейшей своей целью. С другой стороны, попытки ускоренного "догоняющего" развития потерпели явную неудачу, и в новых условиях бессмысленно надеяться, что многие страны, пострадавшие от кризиса или даже не вкусившие плодов индустриального прогресса, сумеют на основе собственных ресурсов продолжить формирование рыночной экономики, конкурентоспособной в мировом масштабе. Все эти сомнения понятны и обоснованны. Между тем многие социологи приходят на этом фоне к выводу, который представляется сколь очевидным, столь и неверным. Полагая, что "открытое общество" эквивалентно глобалистекой экономике, и считая, что оно может быть создано только в планетарном масштабе, они готовы призвать (как это, в частности, и делает Дж.Сорос) к массированным мерам поддержки тех стран, которые оказались сегодня в наиболее сложном положении. Не отрицая гуманного характера таких мер и благородства намерений их инициаторов, мы хотели бы отметить, что вся история последних столетии показывает: наибольшие успехи социумов, так или иначе отвечающих критериям "открытого общества", приходились на те периоды, когда они (пусть это и воспринимается как каламбур) развивались во вполне закрытой среде.
[59] - Martin H.-P., Schumann H. The Global Trap: Globalization and the Assault on Prosperity and Democracy. Pretoria (South Africa)-L., 1997. P. 11.
[60] - Sassen S. Globalization and Its Discontents. P. 214.
[61] - Bamet R.J., Cavanagh J. Global Dreams. Imperial Corporations and the New World Order. N.Y" 1994. P. 427.
Это утверждение нуждается в пояснениях. Традиционно историки противопоставляют не столько периоды "открытости" и "закрытости" социальных систем, сколько периоды относительной стабильности и нестабильности, причем первые, как правило, больше обусловлены установившейся гегемонией определенной страны, чем режимом прочного международного мира. Говоря о том, что "период с 1990 по 2025/2050 год, скорее всего, будет характеризоваться отсутствием мира, стабильности и законности", И. Валлерстайн полагает причиной этого утрату какой-либо одной из стран ее доминирующего положения в мире. В качестве же исторических примеров он приводит ситуации, порожденные уникальным положением Объединенных провинций (Голландии) в середине XVII века, Великобритании в середине XIX и США в середине XX[62]. Едва ли можно согласиться с такой трактовкой экономической истории. Не говоря о том, что ни середина XVII, ни середина XIX, ни, тем более, середина XX века не отличались особым миром и стабильностью, следует отметить, что результаты обращенной вовне экспансии и гегемонизма ни в одном из названных И. Валлерстайном случаев невозможно признать сколь-либо впечатляющими. На наш взгляд, более продуктивным в современных условиях является анализ не "стабильных" и "нестабильных" состояний, а периодов "открытости" и "закрытое" развитого мира. Постоянная смена экспансии и протекционизма наблюдается на протяжении всей истории человечества, начиная с античной цивилизации, и нельзя не отметить, что в периоды экспансии ("открытости") особое значение обретали преимущественно политические процессы, тогда как в эпохи господства протекционизма ("закрытости") -- экономические и социокультурные. Так, политическое расширение и военные успехи античных республик привели в конечном счете к их краху, в то время как реальная база экономического прогресса времен средневековья была заложена отнюдь не в эпоху цезаризма, а на протяжении Темных столетий[63]. Экспансионистская политика эпохи Великой французской революции и наполеоновских войн обеспечила распространение новой политической и идеологической системы, но привела к серьезному экономическому ослаблению Франции, надолго лишив ее лидирующей роли на Европейском континенте. И, наконец, наиболее очевидный пример являет история Совете
