Он появился неожиданно из комнаты матери и ребенка и с недовольным видом подошел к нам.

- Что вы здесь делаете? - свирепым голосом спросил он.

- Играем в бильярд, партия три рубля и пиво маркеру за счет проигравшего, - немедленно отозвался Сеймур, и я испытал в этот момент уважение к его мужеству, сделав вид, что не заметил сеймуровского юмора, то есть притворился, что в этот раз не увидел огромного двузначного номера его сорта.,

Даже несмотря на то, что появление товарища Тагиева оказало на мой чахнущий в сыром, подвале дух действие скоростного лифта с включенным вентилятором и кнопкой "мимо", мне в отличие от Сеймура было не до шуток. Только теперь я с полной мерой остроты ощутил, сколько надежд мною возлагалось на эти гастроли,

- Объявления надо слушать! - сквозь зубы сказал товарищ Тагиев, и я всецело был на его стороне. Действительно, это же совсем нетрудно послушать очень важное для себя же объявление! - Пять раз передавали. Пошли! - Мы двинулись за ним - Я один, а вас много!..

- Не очень, - успел вставить Сеймур, - вместе с солистом нас всего восемь человек.

- А вы, как руководитель оркестра, могли бы собрать всех в депутатской комнате, - совсем уже сердито сказал товарищ Тагиев. - Я из-за вашего багажа задержался, пришлось пилота просить, чтобы он разрешил пронести в самолет ваши инструменты. -- Он неожиданно остановился, поднял палец. - Вот! В шестой раз передают!

"Эстрадную группу "Фламинго" просят подняться на второй

этаж, в комнату для депутатов. Повторяем..."

Мы все молча переглянулись.

И тогда свирепое выражение сползло с лица товарища Тагиева. Теперь оно выглядело смущенным и даже застенчивым, он потер лоб и виновато улыбнулся.

- Извините, - сказал он, почему-то обращаясь ко мне. - Извините. Забыл сообщить вам, что вашему оркестру присвоено официальное название - группа "Фламинго". Совсем из головы вылетело. Вам нравится это название?

На посадку мы и впрямь прошли через комнату для депутатов. Я был уверен, что нас повернут в дверях обратно, в этих делах наш оркестр обладал солидным опытом, но все обошлось. В большой прохладной комнате с пальмами и фонтаном стояли удобные мягкие кресла и столики с разложенными на них журналами и газетами. За одним из столов сидели и разговаривали несколько мужчин и женщин, они мельком глянули на нас и продолжили разговор. Товарищ Тагиев сказал нам, чтобы до его прихода мы никуда отсюда не отлучались. Сказал и исчез. Из окна напротив моего кресла виден наш самолет, пассажиры столпились у трапа, посадка еще не началась.

В дверях появилась дежурная в синей форме и шапочке и направилась к нам. По пути остановилась перед футлярами и чемоданами, сложенными в кучу на полу. Молча поглядела, только головой покачала, подошла, спросила довольно-таки суровым тоном:

- Вы группа "Фламинго"?

Никто из нас сразу не ответил, и напрасно, потому что за соседним столом в этой паузе разговаривать перестали и хором уставились на нас. Мы посмотрели на Сеймура, ждем, чтобы он ответил, а он вдруг возьми до подмигни этой дежурной. Она ужасно удивилась, и не только она, даже все мы обалдели, в том числе и сам Сеймур.

- Мы группа "Фламинго", - сказал Адик и встал. Она с трудом отвела взгляд от Сеймура. И потом, пока разговаривала с нами, нет-нет да глянет на него с ужасом, и каждый раз этот осел ей подмигивал. Он потом под эти подмигивания подводил всякие теоретические фундаменты, и ребята верили ему, все, кроме меня; я то сразу понял, что в первый раз он подмигнул ей с перепугу, потому что думал, что она пришла нас выгонять, а дальше продолжал мигать по инерции.

- Я пришла вас проводить на самолет. Берите, пожалуйста,

вещи и пошли.

Мы прошли к трапу сквозь толпу пассажиров- и первыми

вошли в самолет.

В дверях нас встречал товарищ Тагиев. Он сказал, чтобы мы побыстрее сложили вещи в гардеробе, а потом познакомил нас с командиром корабля и штурманом. Не знаю, что он там о нас говорил, но разговаривали они с нами так, будто мы действительно представляем собой что-то очень ценное и значительное. Командир корабля, когда узнал, что мы впервые летим на Ил-18, пригласил позже, во время полета, зайти к нему в кабину. В ответ мы пригласили их всех на наше выступление, и они долго благодарили.

Товарищ Тагиев раздал нам всем билеты, паспорта и дополнительно вручил каждому запечатанный конверт.

Только после того, как мы заняли свои места, началась посадка. Я сразу же вскрыл конверт, в нем были деньги, новенькие бумажки и мелочь, всего сто двадцать рублей сорок копеек. В конверте Адика оказалось девяносто пять рублей. Как потом объяснил товарищ Тагиев, это был аванс в счет наших будущих заработков. Все происходило словно в прекрасном сне! И как часто бывает во сне, мне вдруг показалось, что скоро он кончится. Я не удержался, и, как только он сел, его место оказалось рядом с моим, я спросил у него, чем можно объяснить необычное внимание легкого состава к нашему оркестру. Он внимательно посмотрел на меня, у меня было ощущение, что он вначале собирался улыбнуться, но почти сразу раздумал и серьезным тоном сказал:

- Ребята должны привыкнуть к мысли, что вы очень хорошие музыканты. А то, что вы до сих пор оставались в неизвестности, - это случайность. Скоро все встанет на свои места, увидите. Вы мне верите? - он переводил взгляд то на Адика, то на меня.

В этот раз я не кивнул, потому что действительно не мог решить, шутит он или говорит серьезно.

В Симферополе в аэропорту нас встретил представитель филармонии - парнишка наших лет - и объявил, что турне мы начнем с Ялты. С товарищем Тагиевым - он назвал его по имени и отчеству, Давудом Балаевичем, - Валера разговаривал очень почтительно, впрочем, не только с ним, он вообще оказался вежливым и услужливым человеком. Потом выяснилось, что к нашей группе его прикрепили по просьбе товарища Тагиева, они хорошо знали друг друга по прежним гастрольным поездкам. Пока мы грузили в "Латвию" наше имущество, они на минуту отлучились, и товарищ Тагиев вернулся, значительно повеселев. Я еще в Баку понял, за тот месяц, что мы репетировали программу, каким способом он так быстро улучшает настроение. Правда, пьяным мы его ни разу не видели, только по блеску в глазах и легкому запаху можно было определить, что, по выражению Сеймура, "товарищ хорошо подготовился по линии вина и фруктов". Он эту подготовку как-то наблюдал в буфете филармонии, товарищ Тагиев подошел к стойке и поздоровался с буфетчицей, а та сразу налила ему стакан коньяка и положила на тарелку половинку соленого огурца. Тут он увидел Сеймура, почему-то не поздоровался, только глянул сердито в его сторону, и разом выпил весь стакан, а через несколько минут как ни в чем не бывало сидел в зале и слушал, как мы репетируем. На репетициях он всегда сидел молча и внимательно слушал. За все время сделал всего несколько замечаний, надо сказать, что все они были по делу. Ни к одному из музыкантов он с этими замечаниями и советами не обращался, в перерыве или после окончания репетиции поднимался на сцену, и подходил к Сеймуру, и начинал, да так, как будто перед ним не Сеймур стоит, нормальный лабух по кличке Глыба, а по крайней мере Эдди Рознер или Макс Грегер: "Маэстро, вам не показалось, что..." Сеймур первое время от "маэстро" вздрагивал и смотрел на него настороженным взглядом, не только ему, нам всем казалось, что товарищ Тагиев придумал хитрый способ подшучивания, но потом привык и на "маэстро" откликался без напряжения, хоть какие-то сомнения по поводу иронического подтекста у него оставались. Он и программу концертов попросил Сеймура составить, в целом он ее принял, только добавил две-три вещи. Сеймур попробовал было поспорить, но товарищ Тагиев посмотрел на него кротким взором и сказал, что он по всем пунктам возражений полностью с Сеймуром согласен, но поправки принять придется на том основании, что деятельность нашего оркестра будет проходить не в вакууме или башне из слоновой кости, а в окружающем нас обществе, а с его требованиями и запросами мы считаться обязаны.