- Не хватило денег? - спросил Сакердон Михайлович.

- Нет, денег хватило в обрез, - сказал я, - но я вспомнил,

что не могу пустить ее в свою комнату.

- Что же, у вас в комнате была другая дама? - спросил Сакер

дон Михайлович.

- Да, если хотите, у меня в комнате находится другая дама,

сказал я, улыбаясь. - Теперь я никого к себе в комнату не могу

пустить.

- Женитесь. Будете приглашать меня к обеду, - сказал Сакердон

Михайлович.

- Нет, - сказал я, фыркая от смеха. - На этой даме я не же

нюсь.

- Ну, тогда женитесь на той, которая из булочной, - сказал

Сакердон Михайлович.

- Да что вы все хотите меня женить? - сказал я.

- А что же? - сказал Сакердон Михайлович, напоняя рюмки. - За

ваши успехи!

Мы выпили. Видно,водка начала оказывать на нас свое действие.

Сакердон Михайлович снял свою меховую с наушниками шапку и швыр

нул ее на кровать. Я встал и прошелся по комнате, ощущая уже не

которое головокружение.

- Как вы относитесь к покойникам? - спросил я Сакердона Ми

хайловича.

- Совершенно отрицательно, - сказал Сакердон Михайлович. - Я

их боюсь.

- Да, я тоже терпеть не могу покойников, - сказал я. - Под

вернись мне покойник, и не будь он мне родственником, я бы, дол

жно быть, пнул бы его ногой.

- Не надо лягать мертвецов, - сказал Сакердон Михайлович.

- А я бы пнул его сапогом прямо в морду,- сказал я, - Терпеть

не могу покойников и детей.

- Да, дети гадость, - согласился Сакердон Михайлович.

- А что по-вашему хуже: покойники или дети? - спросил я.

- Дети, пожалуй, хуже, они чаще мешают нам. А покойники все

таки не врываются в нашу жизнь, - сказал Сакердон Михайлович.

- Врываются! - крикнул я и тотчас же замолчал.

Сакердон Михайлович внимательно посмотрел на меня.

- Хотите еще водки? - спросил он.

- Нет, - сказал я, но спохватившись, прибавил: - Нет, спаси

бо, я больше не хочу.

Я подошел и сел опять за стол. Некоторое время мы молчим.

- Я хочу вас спросить, - говорю я наконец, - Вы веруете в Бо

га?

У Сакердона Михайловича появляется на лбу поперечная морщина,

и он говорит:

- Есть неприличные поступки. Неприлично спрашивать у человека

пятьдесят рублей в долг, если вы видели, как он только что поло

жил себе в карман двести. Его дело: дать вам деньги или отка

зать; и самый удобный и приятный способ отказа - это соврать,

что денег нет. Вы же видели, что у того человека деньги есть и,

- 40

- Не жнаю, - ответила Марья Васильевна.

- Когда это было? - спросил я.

- Тоже не жнаю, - сказала Марья Васильевна.

- Вы разговаривали со стариком? - спросил я Марью Васильевну.

- Я, - отвечала Марья Васильевна.

- Так, как же вы не знаете, когда это было? - сказал я.

- Чиша два тому нажад, - сказала Марья Васильевна.

- А как этот старик выглядел? - спросил я.

- Тоже не жнаю, - сказала Марья Васильевна и ушла на кухню.

Я пошел к своей комнате. "Вдруг, - подумал я, - старуха ис

чезла. Я войду в комнату,а старухи-то и нет. Боже мой! Неужели

чудес не бывает?!"

Я отпер дверь и начал ее медленно открывать. Может быть это

только показалось, но мне в лицо пахнул приторный запах начинав

шегося разложения. Я взглянул в приотворенную дверь и на мгнове

ние застыл на месте. Старуха на четвереньках медленно ползла ко

мне навстречу.

Я с криком захлопнул дверь, повернул ключ и отскочил к проти

воположной стенке.

В коридоре появилась Марья Васильевна.

- Вы меня жвали? - спросила она.

Меня так трясло, что я ничего не мог ответить и только отри

цательно замотал головой. Марья Васильевна подошла ближе.

- Вы ш кем-то ражговаривали, - сказала она.

Я опять отрицательно замотал головой.

- Шумашедший, - сказала Марья Васильевна и опять ушла на кух

ню, несколько раз по дороге оглянувшись на меня.

- Так стоять нельзя. Так стоять нельзя, - повторил я мыслен

но. Эта фраза сама собой сложилась где-то внутри меня. Я твердил

ее до тех пор, пока она не дошла до моего сознания.

- Да, так стоять нельзя, - сказал я себе, но продолжал стоять

как парализованный. Случилось что-то ужасное, но предстояло сде

лать что-то, может быть, еще более ужасное, чем то, что уже про

изошло. Вихрь кружил мои мысли, и я только видел злобные глаза

мертвой старухи, медленно ползущей ко мне на четвереньках.

Ворваться в комнату и раздробить этой старухе череп. Вот, что

надо сделать! Я даже поискал глазами и остался доволен, увидя

крокетный молоток, неизвестно для чего, уже в продолжении многих

лет, стоящий в углу коридора. Схватить молоток, ворваться в ком

нату и трах!...

Озноб еще не прошел. Я стоял с поднятыми плечами от внутрен

него холода. Мысли мои скакали и путались, возвращались к исход

ному пункту и вновь скакали, захватывая новые области, а я стоял

и прислуши вался к своим мыслям и был, как-бы, в стороне от них,

и был, как бы, не их командир.

- Покойники, - объясняли мне мои собственные мысли, - народ

неважный. Их зря называли покойники, они скорее беспокойники. За

ними надо следить и следить. Спросите любого сторожа из мертвец

кой. Вы думаете, он для чего поставлен там? Только для одного:

следить, чтобы покойники не расползались. Бывают, в этом смысле,

забавные случаи. Один покойник,пока сторож по приказанию началь

ства мылся в бане, выполз из мертвецкой, заполз в дезинфекцион

ную камеру и съел там кучу белья. Дезинфекторы здорово отлупце

вали того покойника, но за испорченное белье им пришлось рассчи

тываться из собственных карманов. А другой покойник заполз в па

лату рожениц и так перепугал их, что одна роженица тут же произ

вела преждевременный выкидыш, а покойник набросился на выкинутый

плод и начал его, чавкая, пожирать. А когда одна храбрая сиделка

ударила покойника по спине табуреткой, то он укусил эту сиделку

за ногу, и она вскоре умерла от заражения трупным ядом. Да, по

койники народ неважный, и с ними надо быть начеку.

- Стоп! - сказал я своим собственным мыслям. - Вы говорите

чушь. Покойники неподвижны.

- Хорошо, - сказали мне мои собственные мысли, - войди тогда

в свою комнату, где находится, как ты говоришь, неподвижный по

койник.

Неожиданное упрямство заговорило во мне.

- И войду! - сказал я решительно своим собственным мыслям.

- Попробуй! - насмешливо сказали мне мои собственные мысли.

Эта насмешливость окончательно взбесила меня. Я схватил кро

кетный молоток и кинулся к двери.

- Подожди! - закричали мне мои собственные мысли. Но я уже

повернул ключ и распахнул дверь.

Старуха лежала у порога, уткнувшись лицом в пол. С поднятым

крокетным молотком я стоял наготове. Старуха не шевелилась.

Озноб прошел, и мысли мои текли ясно и четко. Я был команди

ром их.

- Раньше всего, закрыть дверь! - скомандовал я сам себе.

Я вынул ключ с наружной стороны двери и вставил его с внут

ренней. Я сделал это левой рукой, а в правой я держал крокетный

молоток и все время не спускал со старухи глаз. Я запер дверь на

ключ и, осторожно переступив через старуху, вышел на середину

комнаты.

- 42

Чемодан стоит передо мной, с виду вполне благоприятный, как

будто в нем лежит белье и книги. Я взял его за ручку и попробо

вал поднять. Да, он был, конечно, тяжел, но не чрезмерно, я мог

вполне донести его до трамвая.

Я посмотрел на часы: двадцать минут шестого. Это хорошо. Я

сел в кресло, чтобы немного передохнуть и выкурить трубку.