Антон взял бумажку, на которой числились под номерами, как в ведомости:
1. Часы мужские наручные "Полет"
в металлическом корпусе - 12 шт.
2. То же в корпусе из золота - 3 шт.
3. Часы наручные дамские "Чайка" - 10 шт.
4. Костюм мужской, светло-серый,
польского производства - 1 шт.
5. Транзисторный радиоприемник
"Орбита" - 1 шт.
6. Портфель из кожзаменителя - 1 шт.
- И все? - спросил Антон.
- И все, - ответил Криков. - Что, мало?
- Да нет... Тысячи на полторы наберется... Меня удивляют часы. Откуда в сельмаге "Полет"? Их и в городе не всегда купишь.
- Правильно подметил. "Кубанцы" собираются двадцатилетие совхоза отмечать. Наметили премировать передовиков. Вот запмаг и расстарался, "выбил" часы... Но тут вот еще что. Воры в магазине были недолго, перерыли все, разбросали, видно, искали деньги. Но не нашли, продавец воскресную выручку - почти 2 тысячи рублей - в мешок с мукой спрятал. Непорядок, конечно, надо представление писать. Я думаю, им деньги крайне нужны были. На прилавке коробка кэртопная стояла, там бумажками оставалось рублей пятнадцать и мелочь. Все сгребли... Если бы не деньги искали, они бы вещей побольше взяли. Там были другие костюмы, получше, обувь хорошая, еще кое-что...
А ведь у них машина имелась...
Звякнул телефон, Булатов взял трубку.
- А-а, здравствуйте, Валентина Артуровна!.. Да, все у меня. Маленькое совещание за круглым столом. Вот это здорово!.. Идем.
Алькен положил трубку, победоносно взглянул на товарищей и сказал:
- Пошли к Смолиной. Установлена личность убитого.
- Здравствуйте, мужчины. - Смолина со всеми поздоровалась за руку. Как дела?
- Спасибо, неважно, - за всех отметил Булатов. - Мой оптимизм оказался дутым - эти старшие товарищи меня подавили своей эрудицией.
Криков нетерпеливо перебил.
- Что у вас новенького, Валентина Артуровна? Опознали?
- Опознали ребята из НТО. У убитого, сами знаете, руки сильно обгорели, но Геннадий сделал все отлично.
И вот результат. Это справка учетного отдела. А это-.
адресного бюро.
Читали все сразу. Причем Криков, конфузясь, надел очки.
- Добро. - Криков положил на стол бумажник. - Добро. Я даже и не думал, что все так просто обернется с убитым.
- Улица Заречная, улица Заречная, - пропел Булатов, - улица знакомая моя... А где она, эта улица?
- Не за горами, - сказала Смолина. - Ну что ж, распределим роли?.. Я думаю так: Антон, вы сходу отправляйтесь на Заречную, где живет мать убитого Александра Захаровна Рыбина. Я считаю, пока открываться не надо, правда? Легенду на месте придумайте, смотря по обстановке. Согласны?
Антон кивнул головой.
- А моя роль, товарищ режиссер? - осведомился Булатов.
- Ваша? Вам идти к Егорову. Он сегодня трезв, я звонила на базу. Злой, видно, как бешеная кошка. Я не назвалась, просто спросила, можно ли выписать помидоры для столовой, так он послал меня к богу в рай. У него, сказал, не только что помидоры, даже ананасы растут. Так вы его, Алькен, поостудите и постарайтесь узнать все про машину, про ключ и тэ дэ.
- Ну, а Евмеитий Пахомович, видимо, знает, что делать. - Смолина критически осмотрела наряд майора. - Ничего, хорош. Как вас Алла Алексеевна терпит, не пойму,
Криков сказал опять противным голосом.
- Переживет. Слюбится-стерпится... Я похмеляться пойду. На рынке пиво завсегда свежее, с воблой пойдет. - Он действительно достал из кармана пиджака сухую и тонкую как фанера рыбину. - А на пузырь часы загоню, Он достал допотопные карманные часы с крышкой и длинной цепочкой.
- Мозер, с чугунным механизмом, - пояснил Криков. - Но серебро. Я уже три раза их загонял. По десятке.
Дешевле не уступаю. Купите, Валентина Артуровна, не про"
гадаете...
- Куплю, - серьезно ответила Смолина. - Подарю музею. Ну а я, други мои, если не возражаете, займусь Николенко. Надо его срочно "расколоть", пока не поздно. И этим надо заняться. - Она положила на стол несколько фотографии. Там были изображены стреляные пистолетные гиль.;ы.
- Вот эта найдена в "Волге". А эти-в другом месте...
Посмотрите на капсюль, на след бойка... Ну, как?
- Пожалуй, стреляны из одного пистолета, - не сразу сказал Криков, разглядывая снимки в лупу.
- А что, Валентина Артуровна? - спросил Булатов,
- Да нет, это у меня пока догадки. Если подтвердятся, вечером скажу.
- Связь держим через вас, Валентина Артуровна. Или через дежурного. Но лучше через вас, - сказал Криков.
Когда мужчины выходили из управления, Криков сказал, вроде бы так, сам себе: "Должна она "расколоть"
парня. Должна. Она у нас психолог"...
Шматлай нашел по плану города улицу Заречную. Она не зря носила свое название: начинаясь от самого берега реки, обрывалась на городской черте. Антон начал обход за квартал до нужного ему дома. Он шел по дворам, листал домовые книги и паспорта, задавая обычные в таких случаях вопросы. Прошло около получаса, пока он не подошел к нужному дому А° 45.
Шматлаю открыла калитку опрятная старушка. В руках она держала таз с огурцами. Видимо, на стук пришла с огорода.
- Здравствуйте. Я из горкомхоза, - представился Антон. - Надо посмотреть план участка...
- Можно показать, - сказала старуха, - почему же не показать, раз надо? Есть план, дом наш плановый... Заходите в избу.
Антон вошел в чистенькую комнату. Некрашенные полы чисто выскоблены и вымыты. Опрятные половички, занапески на окнах, коврик-панно с лебедями...
- Вы одна живете? - спросил Антон.
- Одна, сынок, одна. Все разбежались, разъехались.
Одна осталась я...
Антон перелистал домовую книгу. Записей много, но после каждой штамп "выписан"... "выписан"...
- Вот тут прописан был Смирнов Виктор Иванович, это кто?
- Квартировал у меня, учитель. Молоденький такой...
Два года жил, потом, слышь, женился. Квартиру дали, съехал...
- А Рыбина Нина - дочь ваша?
- Да, дочка. Старшенькая. На целину с мужем подалась, в Кустанай, Медсестра она, муж на комбайне. И Ирина записана там, тоже дочка. Она в Свердловске живет.
Инженерша...
Шматлай слушал, а сам смотрел на записи, где значился Рыбин Семен Андреевич. Два раза записан. Два раза выписан.
- Семен - это сын ваш?
- Сын, - тускло ответила старуха.
- Тоже уехал?
- Уехал, - старуха безнадежно махнула рукой. - Недалеко тут он. На руднике...
Антон насторожился.
- Так, значит, на руднике... Работает там?
- Шофер он на самосвале. Уголь возит. Да что толкуто? Что говорю, толку, что работает? Сколько заработает, столько и спустит на водку. А ты что, сынок, про Сенькуто? - вдруг настороженно спросила старуха. - Ты не из милиции, случаем?
- Из милиции я, - тихо сказал Шматлай. - Из милиции, Александра Захаровна. Вы уж меня извините, но поговорить надо с вами. О Семене...
Ему было тяжело. Сидит перед ним эта опрятная старушка, сложила на коленях руки, смотрит на него, Антона, тревожными, испуганными глазами, чует материнское сердце что-то недоброе...
- Что же он опять натворил, Сенька, узнать хоть можно?
Проглотил Антон этот вопрос, ничего не смог ответить.
А она и не настаивала. Сама стала говорить.
- Я-то и виновата, сама виновата... Как бросил нас хозяин, муж мой бывший, Семену только тринадцать вышло.
Пошла я тогда работать няней в детскую больницу. Бывало и в две смены работала... Чужих нянчила, а своего недоглядела. Как первый раз взялся за ножик, порезал одного по пьянке, только тогда и спохватилась. Поздно, видишь, было, девятнадцатый ему шел, работал уже на автобазе. Год отсидки дали. Вернулся. Я за ним тогда глядеть стала, шагу чтоб лишнего не сделал. А разве углядишь за взрослым?
И кричит еще: "Ты брось мне это, мать, мне нянька не требуется теперь. Иди вон своих недоносков пестуй".