"В результате халатного отношения кассира почтового отделения к своим обязанностям стало возможным..." - укажем в другом официальном послании.

Время отсчитывало последнюю минуту до прихода Задонской. В том, что она явится, я не сомневался. Я встал, чтобы забрать у Ханзады бумаги. Потом достал папку с обвинительными заключениями. Полистал. После каждого проведенного дела один экземпляр я оставляю себе на память.

Когда-нибудь я узнаю, как сложилась дальше жизнь моих подследственных. Есть такая задумка...

- Ничего, Ханзада, где наша не пропадала?!

Он ответил какой-то скользящей, скороспелой, стеснительной улыбкой. А парень-то принарядился: черный костюм, нейлоновая рубашка, галстук. Жаль, конечно, его. Ну, ничего, бывает и хуже. Выдюжит.

В коридоре по паркету весело зацокали каблучки. Идет.

- А что мы ей скажем? - как будто без интереса спросил Ханзада, рассматривая ногти.

- Отдадим деньги, - ответил я. - Ты, помнится, говорил про точное попадание в носителя зла? Про разговор по душам?.. Ну вот. Похвалим за преднамеренную травлю.

Для такого разговора мы созрели вполне. Оба созрели.

Я увидел, как Ханзада выпрямился на стуле и побледнел.

С порога уже улыбалась Задонская. Приветливая, как всегда.

В. ХМЕЛЕВ.

* * *

К НОВОЙ ЖИЗНИ

Полковника Худайбергена Жантаевича Абельдинова мы знаем давно. Убедились: умеет он верить в людей. Где бы ни работал, постоянной оставалась искренняя заинтересованность в человеке, любовь к нему. Главное, к чему он стремятся, чему отдает все силы и энергию, - сделать люден лучше. Это его призвание.

В 1968 году Абельдинова назначили начальником колонии строгого режима. Трудностей встретилось немало, но он с честью преодолел их.

Одно из первых дел, за которое ему пришлось взяться - это жалобы на плохое питание. Не потому, что не хватало продуктов: они растаскивались ворами. Обстановка в колонии накалялась.

Абельдинов понимал, что, если не принять срочных мер, будут неприятности.

В хлеборезке он лично перевешал готовые пайки хлеба.

Жулика-хлебореза тут же отправил в штрафной изолятор.

Потом пересчитал количество ведер воды, залитой в котлы, лично проконтролировал закладку продуктов. Приготовили суп - завтрак всем пришелся по вкусу. Установленная для заключенных норма продуктов попала по назначению.

И этим было сказано все: в колонии появился заботливый человек.

Однако перемены, несмотря на старания Абельдпнова, наступали медленно. Правда, землянки стали содержаться в чистоте, повышался процент выхода заключенных на работу. Но неработающих или отказчиков было еще много.

Они группировались в жарко натопленной землянке, пели, играли в карты и, конечно, ожидали, когда новый начальник придет к ним и начнет "понуждать работать". Но новый начальник не заходил. С одной стороны, хорошо - живи, как знаешь. С другой - настораживало. Воры, лишенные права распоряжаться кухней и не привыкшие к нормированным харчам, решили созвать "сходку" и на ней договориться, как действовать против новых порядков. Когда после отбоя собрались в бане, неожиданно вошел Абельдинов. Примостившись на перевернутом бачке, он не спеша полез в карманы шинели и стал выкладывать кубики индийского чая.

Осужденные ждали. Сложив аккуратно кубики, Абельдипов попросил принести ведро, электрическую плитку и для всех присутствующих - по кружке.

- Люблю чай, - проговорил он, - в особенности в такую стужу. Если я правильно понял, вы тоже собрались чайком побаловаться. Попьем вместе.

Когда чай был готов, он наполнил кружки и сказал:

- Скучно так. Не будем притворяться. Я знаю, зачем вы собрались. Но вы не сделаете того, что надумали: ведь вы - люди. Договоримся так: попьем чай, пойдем спать, а завтра - на работу.

В это морозное утро, кроме больных и хозобслуги, в зоне никого не осталось: все вышли па. работу,

Не прошло к недели, вновь жалобы. Причина - плохо пропеченный хлеб.

Уговаривать осужденных, ссылаясь на то, что здесь какое-то недоразумение, было бессмысленно.

- Пригласить повара и хлебореза, - распорядился Абельдннов, оказавшись в окружении разъяренной толпы.

- Опять митинг! - заорали со всех сторон. - Хватит.

Намитинговались! Прокурора!

- Вот что, - сказал Абельдннов появившемуся повару и хлеборезу, немедленно несите чашку супа и пайку хлеба.

Когда принесли еду, Абельдинов снял шапку и поудобней уселся на табуретку. Суп оказался наваристым, вкусным. Хлеб же смахивал на глину. Но он сосредоточенно ел, хотя почти давился непропеченным хлебом.

Неугомонная толпа приумолкла. А Худайберген Жантаевич старался казаться равнодушным. Главное сейчас было не сконфузиться, одолеть пайку хлеба. Опорожнив чашку с супом и проглотив последние крошки, он встал, надел шапку и совсем незлобиво сказал окружавшим его осужденным:

- Прохвосты, скажу вам. Хлеб не по вкусу пришелся!

А знаете ли вы, сколько людей во время войны за такой хлеб для женщин и детей в Ленинграде головы сложили?..

Осужденные молчали.

Уже за воротами колонии, когда колонна отмерила добрый километр, он остановил ее и сказал: "В одном вы правы: хлеб и впредь скверный. Виновные понесут строгое наказание. Но даю слово коммуниста: в обед вы получите хороший хлеб". И хотя развод задержался на три часа, с дневным заданием осужденные справились.

Кончился квартал. Производственное задание колония выполнила. Это была несомненная победа, но праздновать было еще рано. В колонии плохо обстояло дело с режимом, беспредметно велась политико-воспитательная работа.

А главное, по-прежнему в зоне верховодили воры.

Можно было, конечно, разобщить воровскую группировку, и потом всеми силами повести наступление, чтобы масса сведенных, пока еще неорганизованная и не собранная, сама, своими силами воздействовала на тех, кому она сегодня безропотно повинуется. Путь к обузданию воров и их прихвостней Абельдинов видел в создании актива. Без актива, без помощников из числа заключенных ему не справиться с возложенной на него задачей. Но как раз актива у него не было. Осужденные пока боялись даже этого слова.

Уловил Абсльдинов еще одну немаловажную деталь.

Осужденные с недовернем относились к коллективу сотрудников. Они видели в воспитателях не добрых наставников, а лишь исполнителей приказов. И это, конечно, было ненормальным явлением.

Абельдинов со своими помощниками решил - пусть заключенные сами выдвинут кандидатуры в самодеятельные органы. Он понимал, что в числе их окажутся и люди, которые не только станут помогать администрации в работе, но даже будут вредить. Но надо же с чего-то начинать. Первое, чего он хотел добиться, чтобы слово "активист" не пугало осужденных, а уж потом неторопливо, но настойчиво проводить в жизнь задачи, которые возлагаются на самодеятельные организации.

К выборам совета актива готовились долго и тщательно. На видных местах повесили объявления о дате и месте оощего соорання осужденных, в день выборовппигласилп представителей общественности из соседнего предприятия.

Накануне состоялось собрание офицеров колонии. Решение по предложению Абельдинова приняли одно: па собрание явиться в парадней форме, при орденах и медалях

И сот ровно в десять утра офицеры организованно явились в клуб, за кулисами сцены сняли шинели и сели за стол. Последним занял место в президиуме Абельдинов, каоалер пятнадцати орденов и медалей. Зал на миг замер а потом поднялся, приветствуя воспитателей-фронтовиков

- Собрание, - вспоминает Абельдинов, - прошло на редкость дружно и организованно. Выступило человек тридцать. Ни до, ни после подобного собрания не помню. Этим крайнем мы встряхнули людей, и в колонии началась новая жизнь.

С той поры об Абельдинове пошла молва как о способном воспитателе и умелом организаторе

Конечно, и потом ему нередко приходилось начинать сначала, снова сталкиваться с трудностями, преодолевать их и это закономерно. Жизнь сложна, и трижды сложнее она у тех, кто находится на переднем крае борьбы за человека.