- Стоп! - оборвал я чтение. - Теперь слушай меня.
"Рукописный текст записки, - прочел я первый пункт заключения экспертизы, - выполненный черными чернилами, начинающийся словами: "Дорогой солдатик" и оканчивающийся: "Доброжелательница", исполнен левой рукой Задонской".
Веки Ханзады дрогнули. Он приподнялся со стула, подавшись всем телом ко мне.
- Задонской, - повторил я. - Анонимка пришла обратно вместе с письмом.
- Задонской? Вы шутите? - ошеломленно пробормотал Ханзада. - Дайте взглянуть.
- Сюрприз второй, - сказал я, тихонько отодвигая его руку. - Вчера после твоего ухода Гуревич явилась с повинной. Деньги Задонской получила она. Но мы не будем...
- В корне не согласен! - Ханзада вскочил. Заволновался. Без видимой причины начал переставлять на столе чернильницу, стакан с карандашами. Какой же сюрприз?
Я доложил: "Или-или". Разве неожиданно? Одно подтвердилось. Теперь все ясно. - Ханзада говорил быстро, не глядя на меня.
Я хмыкнул:
- Что молодому оппоненту ясно?
- Объявим Гуревич статью. В чем обвиняется. Так! - Ханзада пригнул палец. Он по-прежнему на меня не смотрел. - Разъясним процессуальные права. - Пригнул второй палец. Задумался на секунду и зачастил: - Изберем меру пресечения, скажем, подписку о невыезде. Арестовывать не будем. Три! Представление в училище: "Куда, мол, смотрели? Четыре! Ознакомление обвиняемого с делом. Обвинительное...
- Сюрприз второй, - и остановил скороговорку Ханзады. - Ты не дал мне договорить. Мы не будем вменять Гуревич статью. Дело подлежит прекращению. И представления не будет. Теперь все ясно.
- Вы это серьезно? Н-не понимаю. Поблажка? - опять зачастил он. - Из-за Задонской?
- Ты полагаешь, что это тот случаи, когда, допустим, жертвой хулигана оказался злостный неплательщик алиментов? И неплательщика не очень-то хочется защищать?
Ханзада передернул плечами,
- Но даже и тогда хулиган получит по заслугам. Это другой случай, Ханзада.
Часы показывали без пятнадцати десять.
- Деньги она сожгла, - сказал я. - Получила и сожгла.
И я подробно рассказал о вчерашнем разговоре с Камилои Гуревич.
- Своей соседке я никогда не могла ответить так, как надо. Никогда... говорила она. - А у нас с Володей характеры одинаковые. Даже на удивление. Я никогда почему-то не могу дать отпор сразу. Почему-то слова приходят потом, когда уже поздно. Отчего не сразу? Просто паралич какой-то от обиды. - Она медленно провела рукой по щеке, голос звучал глуше. - Мы часто переписывались. Каждую неделю приходило по нескольку писем. Но вдруг замолчал.
Думала, думала... Хотела командиру части написать, - девушка потупила взгляд. - Сердилась... - Она смутилась еще больше. Вы даже не представляете, что для меня Володя... И примолкла.
Я не торопил ее. Молчание длилось несколько секунд.
- Только он и бабушка... - Камила наконец подняла голову. - Как она смела распускать клевету! Боже мой! Какая подлость! Ведь я слышала об этом обществе "Эксплуатируем карманы юношей". Очередная ее шутка. Помню, еще зимой она веселила этим подружек... А вначале Задонская мне понравилась, припомнила Камила. - С ней не соскучишься. Друзей у нее много. Думала, подружимся. По потом... начался какой-то кошмар. Эти замечания, ухмылочки. Ноты потерялись... Мухи... Может, не поверите, но плохого я ей ничего не сделала. Даже не отвечала на ее шуточки. Как-то не могла... Конечно, расстраивалась. Старалась дома бывать реже. И вдруг поняла, что ненавижу ее самым настоящим образом. Что надо немедленно бросить квартиру... Как она ходит! Как говорит!.. Ее самодовольство.
Смех. Желание командовать всеми. Ненавижу буквально все. Все! А тут письмо Володино. Знаете... Разрываю конверт, и... эта гадкая записка. Ну, такое во мне поднялось!
Отомстить! Только это! Думаю: ты такая, и я тебе так же.
Получай! И больше ни о чем другом... не хотела думать, - сквозь смуглоту ее щек явственно проступил румянец. - Посидишь без денег, узнаешь, как мне достается. Понимаю, все это несерьезно. Не по-взрослому. Надо было не так. Но нормальные мысли пришли позднее. Все рассказала Ираиде Ивановне, а она послала к вам...
Я где-то читал, в арсенале заплечных дел мастеров имеется изуверская пытка - капать водой с высоты на затылок.
Методически и длительно повторяемый удар капли в одно и тоже место непереносим. Жертва сходит с ума.
Примерно так, наверное, нагнетались в Гуревич неприязнь к Задонской и чувство сопротивления. Обида за обидой. Кап! Кап! Человек впечатлительный и скрытный, девушка замыкалась в себе. Молча переживала каждый удар.
А они становились все ощутимее, больней. Внутреннее напряжение до поры не получало разрядки. И вот произошел нервный срыв.
К концу моего рассказа Ханзада опять был самим собой.
Только раз по его лицу пробежала горькая, жесткая усмешка.
- Пепел! Где пепел? - Ханзада пошел в угол комнаты. - В сейфе?
- Твой трофей у меня, - я выдвинул ящик стола. - Смотри. На горстке пепла лежал тот же недогоревший бумажный уголок величиной чуть больше спичечной головки.
- Теперь сравни с другим. - Я достал из ящика второй, точно такой же уголок, блестящий и желтоватый с одной стороны. - Видишь, сходны. Но второй получен экспериментально. Очень просто. Отрезать от пятерки уголок, от белой ее полоски, и поджечь. Этот пепел - деньги, Ханзада. Точнее, остатки денег...
Забегая вперед, замечу, что впоследствии это было полностью подтверждено выводами экспертизы.
- А мы с тобой и не догадались. Выходит, плохие мы пинкертоны!
- А вдруг она часть сожгла, а другую присвоила? - с вызовом спросил Ханзада и я увидел, как он украдкой взглянул на часы. До прихода Задонской оставалось всего три минуты.
- Какой ты рационалист, однако.
- А умышленное уничтожение имущества? - примерил Ханзада другую статью.
- Статья-то подходит, - сказал я, - но посуди сам: явка с повинной, ущерб возмещен. Нужно ли привлекать Гуревич?
- Пожалуй... - Ханзада пришел в движение, будго ожившая фотография. Он опять не смотрел на меня и бубнил, частил без остановки. - Видите! Значит осмотр нужен!
Кто оказался прав? Ага! А если бы я не нашел? Если бы осмотра не было?.. - Он тогда не понял моей иронии. Разумеется, осмотр был необходим. Но оправдываться поздно.
- Если бы да кабы... Результат один. Презумпция невиновности. Знаешь?
- Еще бы! - упавшим голосом сказал Ханзада. - Следователь обязан исходить из предположения, что лицо не виновно.
- Пятерка, - похвалил я, - Завтра на планерке доложишь это дело. Любопытный оборот все-таки!
Но Ханзада почему-то сник и слушал с прохладцей. Он опять сидел в любимой позе, крутил двумя пальцами прядку волос. В сквере, куда поглядывал Ханзада, бегала детвора. Пенсионеры отдыхали на лавочках.
- Мне бы о другом, - запоздало отозвался Ханзада. - О раскрытии бы. Про настоящего преступника. А этокакое-то исключение из правила. Вы уж сами... - он уныло подергал себя за лацкан пиджака.
- Чудак-человек! - изумился я, - Будет другое! Будут раскрытия. Но пойми... А, впрочем, - махнул я рукой, - сам разберешься.
Итак, Гуревич кара в виде лишения свободы на срок до трех лет не грозит... По ведь она выступила под фамилией Задонской - налицо обман. Она завладела чужим денежным переводом. Как будто все ясно. Отнеслась без должного почтения к одной из статей Уголовного кодекса.
"Преследуя цель незаконного обогащения..." Пли: "Из стремления извлечь материальную выгоду..." Но, выходит, не преследовала. Не стремилась! Не было корыстолюбия. А было душевное волнение, сгусток обид в сердце, желание отомстить...
Уникальный в своем роде случай. "Сожгла" - это то самое слово, которое вмиг осветило всю историю иным светом.
Нет умысла на присвоение!
Ханзада вторично перечитывал заключение экспертизы.
Вертел в руках анонимку.
"Поведение Задонской заслуживает самого широкого обсуждения в институте", - укажем мы в представлении.