После этого до третьих петухов слышала Терновщина, как учитель еще звонче, с каким-то удальством распевает в школе свои привезенные песни, все-то ему там не спится, то притихнет вдруг, вроде ушел уже спать, то опять свой сильный чистый голос подаст - что-то никак не дает ему покоя наша зеленая дубрава, все сны его разгоняют вербы, живым серебром сплошь затопившие балку.
А па следующий день под вечер спицы опять сверкают в степи и все по той же дорожке, которая к Надькиному колодезному журавлю.
XIV
В отличие от своих родителей, людей веселых и компанейских, эта Лида Дударевич - серьезная, может, излишне серьезная девчонка. Серые глаза старше ее - всегда исполнены задумчивости, а порой даже укоризны. "Типичное дитя эпохи акселерации",- шутливо отзывается о своей дочурке сам Дударевич, которого судьба не впервые сводит с Заболотным на долгой дипломатической дороге.
Поэтому и Лида для Заболотных уже вроде своя. В обществе Софьи Ивановны она бывает, пожалуй, даже чаще, чем около родной матери, вызывая этим с ее стороны иногда легкую ревность. А впрочем, Лида в этом смысле не исключение: дети из других дипломатических семей тоже постоянно тянутся к Заболотной, которая не считает это для себя обузой, она уже, кажется, привыкла к роли подменной матери, добровольной терпеливой воспитательницы, без малышни она начинала скучать, особенно же притерпелась к этому, когда ей пришлось после дорожной травмы длительное время отсиживаться дома. Словом, это уже стало делом привычным: если какой-нибудь чете выпадает, скажем, идти на дипломатический прием, а ребенка не с кем оставить, то малыш скорее всего окажется в квартире Заболотных, напоминающей в такие вечера импровизиро ванный детсад, где старшей выступает сама Софья Ивановна, а ее первой помощницей будет Лида Дударевич, которой детвора повинуется беспрекословно. Может, это потому, что Лида и сама умеет серьезно относиться к пору чениям старших. Дударевичи, конечно, понимают, что их единственная дочь, как и любой современный ребенок, нуждается в чуткости, родительской ласке и что время от времени следовало бы снимать с нее эту чрезмерную серь езность, возвращать свою школьницу в беспечный мир детства. Именно поэтому отец щедро снабжает свою любимицу различными диковинными игрушками, которым девчонка, к огорчению родителя, не придает особого значения, принимая их как человек, переросший уже примитивный игрушечный мир. Чтобы Лиду больше заинтересовать, отец приобрел ей игрушку повышенной сложности - портативный японский компьютер, способный выполнять и далеко не игрушечные программы. Вещь оказалась настолько удобной и остроумной, что чаще, чем Лида, ею забавляется на досуге сам Дударевич.
Будучи на добрый десяток лет моложе своего коллеги Заболотного, Дударевич на этом основании считает себя дипломатом более современным и, следовательно, в должностном отношении более перспективным, хотя когда доходит до повышения по службе, то почему-то получается все же так, что Заболотный, пусть немного, но оказывается впереди, несмотря на то что не прилагает к этому никаких усилий, чем особенно удивляет Дударевича. К своему продвижению по служебной лестнице Дударевич относится весьма заинтересованно и несколько даже цинично, он нс скрывает ни от Заболотного, ни от остальных коллег, что главное для него в жизни сделать "здоровую карьеру", по возможности быстрее взобраться на высшую, чем была до сих пор, ступеньку в смысле ранга и что такое стремление в конечном итоге стимулирует его деловые качества, следовательно, и церемониться здесь нечего. Он и старшим коллегам открыто дает понять, что слишком долго ему приходится ждать присвоения следующего ранга, которого он давно заслуживает, и ему просто но верится, что Заболотный может на такие вещи смотреть спокойно, "пофилософски"...
- Хороший допинг, оформленный соответствующим приказом, нашему брату никогда не повредит,- так считает Дударевич.
Отношения между ними и Заболотным довольно сложны. То они почти близкие товарищи, то вдруг отдаляются друг от друга, нет-нет да и повеет между ними ощутимый холодок, который, впрочем, не отражается на дружбе Лиды с семьей Заболотных, на ее весьма стабильных к ним симпатиях, что дает основания Заболотному иногда пошутить:
- Лучшим дипломатом среди нас в напряженных ситуациях оказывается Лида. Вот бы кого пора представить к высшему дипломатическому рангу!
Когда между семействами возникают несогласия такой напряженности, что их можно считать едва ли не конфликтом, Лида, как это ни странно, каждый раз держит сторону Заболотных, а на апелляции отца к ней, на его взывания к справедливости отвечает почти со взрослой категоричностью:
- Позаботься, папа, прежде всего о том, чтобы самому быть справедливым в отношениях со своими друзьями.
- А чем я, по-твоему, несправедлив? - едва сдерживается Дударевич.
- Хотя бы том, что в отсутствие Кирилла Петровича позволяешь себе обсуждать его слова и поступки. Стараешься за глаза его унизить. А это нечестно.
Такой вот ребенок! Посему и понятно, отчего, Заболотная души не чает в этой девочке, не нарушает с ней Дружбы даже тогда, когда между семьями что-то гам черпенькое пробежит.
Кочевая жизнь по чужим странам, по амбасадам, общение со множеством людей, порою характерами полярно противоположных,- все это приучило Заболотную, так же как и ее мужа, в отношениях с людьми исходить из доброжелательности, согласия, выработало определенный опыт преодоления конфликтных или близких к ним ситуаций, если подобные возникают. То, что после Заболотных в каждой из стран, где они бывали, всегда остаются друзья, которые еще продолжительное время хотя бы от случая к случаю напоминают о себе, дают знать, что Заболотных не забыли, по мнению Дударевича, скорее должно оцениваться со знаком минус, как определенный изъян, свидетельство дипломатической неразборчивости Заболотного, хотя Лида на этот счет имеет свою и весьма определенную точку зрения, считая, что у Кирилла Петровича это просто талант - умение сдруживать людей и что вообще такое умение - самое существенное в профессии дипломата.
К Заболотным Лида питает явную привязанность, а они ей, разумеется, отвечают взаимностью. Если о других детях, подкинутых ей па вечер, Заболотная иногда может сказать почти сердито: "Ох, как вы мне надоели, сегодня нянчусь с вами в последний раз" (хотя понятно, что это лишь разговоры),-то о Лиде она никогда не позволит высказаться подобным образом, зная внутреннюю ранимость девчонки и представляя, как глубоко она восприняла бы малейшее нарекание или невзначай брошенное неосторожное слово.
Разницы в возрасте вроде и не существует. Заболотные обращаются к своей юной соседке с уважением, па которое мог бы рассчитывать и взрослый человек: если, скажем, надо побольше узнать о восходящей звезде экрана или выяснить, какой из нашумевших телевизионных программ отдать предпочтение, то чаще всего они советуются о таких вещах с Лидой, и слово ее для них вполне авторитетно.
Даже здесь, в пути, Заболотный придерживается в отношении к нашей юной пассажирке того же тона, привычно уважительного, разговаривает с ней на равных, и хотя у нас порою речь идет о таких вещах, которые для Лиды вряд ли и интересны, возможно, что для нее они неизмеримо далеки, однако чувствуется, что Заболотный все время учитывает присутствие Лиды и что ее реакция и даже ее молчание ему не безразличны.
Сейчас Лида как будто вздремнула; прикрыв глаза и запрокинув на спинку сиденья свою византийскую готтовку она, кажется, от всего отстранилась, мы же с Заболотным снова и снова возвращаемся к нашим рассветным гтам, оставленным где-то там, дальше, чем Гавайи или Полинезия.
- Почему так много значит для нас детство? - вслух размышляет Заболотный, не сводя глаз с автострады.- Или действительно, как некоторые считают, тоска по детству - это тоска по тому раннему гармоническому миру, где все берет начала и все предстает чистым, целесообразным, может, даже близким к идеалу? Во всяком случае, неспроста порой возникает потребность хоть на мгновение воскресить то, что было, еще раз ощутить среди шума иных времен наше тогдашнее рассветное восприятие жизни. Даже сам процесс восстановления в памяти того утреннего, росистого мира дает тебе наслаждение, как любая встреча с прекрасным, ведь так?
