Поезд останавливается на станции Сан-Луис-Обиспо. Многотысячная толпа приветливо машет руками, теснит полицейский кордон. Никита Сергеевич выходит из вагона и направляется к людям. Десятки рук протягиваются навстречу его руке, и пожатие это более чем символично. Высокий плотный человек держит на плече ребенка. В руке у него плакат: «Разоружение! С контролем или без него». Никите Сергеевичу переводят строки плаката, и он громко произносит:

— Мы за разоружение с контролем.

Сотни людей аплодируют, скандируют слова «мир», «дружба».

Как не похожи эти взволнованные, улыбающиеся люди на устроителей приема в Лос-Анжелосе! Полицейские ряды прорваны, но ничего не произошло страшного, никто не помешал главе Советского правительства мирно и просто поговорить с американцами, коротко ответить на их вопросы. Минуты остановки окончились. Н. С. Хрущев с площадки вагона машет рукой встречавшим советских гостей. Происходит, правда, маленькая заминка с г-ном Лоджем… Корреспондент Ассошиэйтед Пресс описал ее достаточно красноречиво.

«Пробивая дорогу, чтобы сесть в специальный поезд Хрущева после шумной остановки в Сан-Луис-Обиспо,

Генри Кэбот Лодж взялся за руки с американскими офицерами безопасности и русскими, чтобы освободить путь для советского Премьера.

Когда Премьер-Министра подсадили на подножку поезда, Никита Хрущев повернулся и со смехом крикнул: «Спасайте Лоджа!»»

Никита Сергеевич вошел в вагон в приподнятом, веселом настроении.

— Тут стихами заговоришь, — шутит он, — как это… «мне в душу повеяло жизнью и волей». Меня, как арестованного, впервые за шесть дней выпустили на прогулку, к народу, и я смог, наконец, подышать свежим воздухом Америки.

И это действительно так. Станция за станцией будто спорят друг с другом по теплоте и сердечности встреч. Вдоль всего пути — люди, люди, люди. «Мир Вам и вашей стране», «Хрущев нам нравится», «Доброе утро Вам», «Хорошая работа» — такие слова не напишешь ни по чьей шпаргалке, они ложатся на листки бумаги и фанеры, на картон и даже на белые куски хлопчатобумажной ткани прямо из сердца. А вот строчки телеграмм, доставленных в поезд:

«Добро пожаловать к нам. Мы высоко ценим Ваши взгляды и Ваши усилия, направленные на достижение разоружения». «Многие американцы, мнения которых Вы не слышали, жмут Вашу руку с чувством дружбы и взаимного стремления к миру». «…Весьма разочарован, что госдепартамент таким образом организовал Ваше пребывание в стране, что некоторые, кто хотел бы приветствовать Вас и Вашу очаровательную супругу, лишены такой возможности. Мир и дружба вашей великой стране и народу». «Мы очень рады, что Вы наш гость в Соединенных Штатах. Мы не боимся выразить наше глубокое убеждение в том, что Ваш приезд может лишь улучшить возможность для установления прочного мира». «Подобно большинству американцев, я не верю в коммунизм, но я верю, что со временем мы станем социалистами. Я американец… Я не разделяю вашей идеологии, но, по-видимому, Вы убеждены в своей правоте. Советский Союз и наша страна должны установить взаимопонимание. Два великих государства должны выступать совместно… Даллас, Техас». «Ваше предложение по разоружению является величайшей политической акцией нашего времени», — телеграфировал Никите Сергеевичу Хрущеву Эптон Синклер.

А вот мнение промышленника Сайруса Итона: «Предложение по разоружению, проникнутое государственной мудростью, встретит безоговорочное одобрение среди миролюбивых людей во всех странах. Ваши чрезвычайно разумные рекомендации, несомненно, будут немедленно и серьезно рассмотрены главами правительств».

Мчится экспресс по самому берегу Тихого океана. В вагоне под стеклянной крышей Н. С. Хрущев оживленно беседует со спутниками, знакомится с документами, читает. По временам он прогуливается по всему составу, беседует с журналистами, служащими железной дороги. Солнечный день делает еще более яркими краски Калифорнии. Рощи золотистых апельсинов перебегают с холма на холм, будто играют с поездом вперегонки. Поезд идет в Сан-Франциско. На некоторых станциях вновь стало заметно действие прежних «особых» указаний. Вот, например, что передавал корреспондент агентства Ассошиэйтед Пресс из Сан-Хосе:

«Поезд советского Премьера Никиты Хрущева прибыл сюда в воскресенье в 5 часов 09 минут дня — на шесть минут раньше, чем по установленному графику. В отличие от Санта-Барбары, Сан-Луис-Обиспо и Салинаса в Сан-Хосе были приняты решительные меры для обеспечения безопасности (все та же песня! — Авторы). Департамент полиции разместил 75 офицеров вокруг станции, а компания «Сазерн Пасифик рейлуэй» расставила против станции целый ряд пригородных составов, которые были очищены от пассажиров, так что с путей платформу нельзя было разглядеть».

Что и говорить, серьезные баррикады. Но и они оказались взятыми. Однако об этом позднее.

В середине пути был случай, который привлек всеобщее внимание. Никита Сергеевич мирно беседовал с Лоджем, Томпсоном и другими американцами. И вдруг мимо него с подозрительной настойчивостью начали проходить американские журналисты и, как бы невзначай, задерживаться возле Н. С. Хрущева. Наконец журналисты не выдержали и обратили его внимание на то, что поезд проходит мимо крупной ракетной базы Ванденберг.

Как известно, Никита Сергеевич еще в Москве сказал, что у него нет никакого интереса к американским военным базам. Но тут вроде все было неожиданно: сооружения ракетной базы уже мелькали за стеклами вагона. Однако Никита Сергеевич Хрущев даже не взглянул в окно.

— Меня это интересует мало, господа американцы, — произнес он.

— Но посмотрите, ведь это очень впечатляюще, — заметил кто-то из журналистов.

Тогда Никита Сергеевич, не глядя в окно, шутливо проговорил:

— Скажу вам по секрету, что у нас этих баз больше, чем у вас, и притом оснащены они лучше.

Нет, ничего не получилось у тех, кто хотел, чтобы Никита Сергеевич Хрущев подивился на военную мощь Америки.

И в Сан-Хосе, и всюду в пути приветствовал советских гостей тот самый простой, или, как принято иногда говорить, средний, американец, который, собственно, и составляет большую часть Америки.

И, может быть, именно здесь стоит рассказать о заботах этого человека, его отношении к мировым и внутренним событиям, о том, что думает он о себе и о других. Естественно, это трудно сделать в коротких заметках, не занимаясь специально обрисовкой образов и положения американцев в Америке. Но даже общий взгляд на место человека в американском обществе поможет лучше понять все, что связано с его жизнью.

Американцы — экспансивные и увлекающиеся люди. Они, в лучшем смысле этого слова, часто ведут себя, как большие дети. Очень непосредственные и живые, они быстро знакомятся и быстро начинают говорить откровенно.

Есть довольно сложная и определенная предыстория того, что они подвержены различным «эпидемиям»: то это «хула-хуп» — нейлоновый обруч, который крутят вокруг талии, то очередная кинозвезда, часто не успевающая поблистать и одного сезона, то новое сидение для автомобиля, то новый фильтр для сигарет, то зажим для бритвы, то чулки со швом или без шва. Так происходит почти непрерывно, из года в год, из месяца в месяц.

Реклама делает свое дело. Причем очень важно подчеркнуть, что для Америки реклама — это не только чисто торговое понятие. Она определяет психологию общества, она вошла в жизнь американца так всеобъемлюще и так плотно, что стала как бы чертой национальной жизни. В этом нет ничего удивительного, если сопоставить только две цифры: ежегодно на рекламу и рекламные передачи Америка расходует баснословную сумму — 10,5 миллиарда долларов, то есть сороковую часть своего общего дохода, тогда как на образование подрастающего поколения Соединенные Штаты тратят 16 миллиардов долларов!

«Восхваляя свой товар, рекламный агент не ограничивается только полуистиной и полуложью, — пишет во французском журнале «Эспри» видный публицист Сидней Ленс. — Из самой программы он удаляет все спорное или всякую слишком грубую реальность». Реклама — «это созданное мистификаторскими способами феерическое королевство, в котором молочные реки текут в кисельных берегах, люди зарабатывают все больше и больше денег и которое является идеальным убежищем от слишком большого мира».