— Ни в коем случае. Послушай отца. Не разговаривай с ним. Ты меня слышишь?
— Успокойся, папочка, очень тебя прошу.
— Я спокоен. Просто пообещай мне, что не будешь с ним разговаривать — и все.
— О'кей. Я не буду с ним разговаривать. Обещаю. Если, конечно, переговорщик не решит, что это необходимо.
— Говоря «переговорщик», ты подразумеваешь Пауло?
— Да.
— Господи, Алисия! В прошлый раз, когда этот человек пытался разрешить серьезную кризисную ситуацию, едва не погибла пятилетняя девочка, а сам он ослеп.
— Он в этом не виноват.
— Это твое мнение.
— Да, это мое мнение, из чего следует, что я ему доверяю. Но сделаю все, чтобы избавить тебя от волнений. Обещаю, что Фэлкон даже не узнает о моем присутствии в мобильном командном пункте, а я не сдвинусь с места, пока Винс не сочтет это совершенно необходимым.
— Никаких «пока». Ты не будешь разговаривать с этим сумасшедшим ни при каких условиях.
Прозвучавшее в голосе отца отчаяние удивило Алисию, поскольку было совершенно не оправданным и не имело под собой серьезных причин.
— Извини, но этого я обещать тебе не могу.
На другом конце провода установилось молчание.
— Папочка, ты в порядке?
— Да, у меня все хорошо.
— И мы опять друзья?
Он издал звук, похожий на вздох и стон одновременно.
— Не хотелось бы напоминать об этом, но год назад, начав с ним встречаться, ты говорила, что временами за него боишься. Потому что он часто играет не по правилам.
— Он не поэтому попал в беду.
— Может, да, а может, и нет. Я просто не хочу, чтобы нечто подобное произошло с тобой. Это ты можешь понять?
— Да, могу. Но ты должен понять и мое положение.
— Я все понимаю. Ты поступишь так, как сочтешь нужным.
— Спасибо, папочка. Так я и сделаю.
— Мы оба.
— Что значит, «мы оба»? — спросила она, не совсем понимая, что он хочет сказать.
— Ничего. Я люблю тебя, — произнес отец и повесил трубку.
Было четыре утра. Если бы события этой ночью развивались по первоначальному плану, Джек давно находился бы в постели и видел Багамы или другой такой же райский уголок разве что во сне. А Тео возвращался бы домой из ночного клуба Южного пляжа. Вместо этого Джек, не спавший уже более двадцати двух часов, докладывал переговорщику по телефону из полицейского участка в Нассау о сложившейся ситуации.
— Что случилось с деньгами? — спросил Пауло.
Офицер Данден из полиции Майами-сити рассказал Пауло о пропаже денег. Они с Джеком сидели бок о бок и общались с ним по громкоговорящей связи — так было быстрее, нежели по телефону по отдельности. Джек наклонился к микрофону:
— Кто-то опередил нас и посетил депозитарий два дня назад. Менеджер банка не хочет называть имени этого человека, ссылаясь на конфиденциальность. Но кто бы это ни был, он забрал из ячейки все деньги до последнего цента.
— Формально вы все еще являетесь адвокатом Фэлкона. Почему они не говорят вам, кто открывал ячейку?
— Пока юристы банка не вылезут из постелей и не примут другого решения, банк будет настаивать на ограниченном доступе адвоката клиента к конфиденциальной информации. Иными словами, к сведениям, которые банк считает секретными, меня до особого распоряжения не допустят.
— Надеюсь, вы не пытаетесь играть со мной в игры?
— Ни в коем случае. Если не верите, спросите своего человека. Он неотлучно находился при мне все это время. Когда мы открыли ячейку, та оказалась пуста. Если не считать записки.
— Записки? — переспросил Пауло. — И о чем же в ней говорится?
Джек пересказал испанскую фразу.
— И что это значит? — спросил Пауло.
— ХЕЗ.
— ХЕЗ?
— Извините. Это «теоизм», то есть любимое изречение Тео. Расшифровывается как «хрен его знает». — Он несколько смягчил формулировку.
— Представители банка позволили вам взять записку?
— А я у них не спрашивал. Взял — и все. — «Еще один „теоизм“», — подумал Джек.
— Хорошо. Данден, проследите, чтобы с запиской обращались осторожно… Мы проверим ее на отпечатки.
— Тут я вас опередил. Багамская полиция по моему настоянию уже сняла с нее отпечатки: большого пальца с лицевой стороны и указательного — с обратной. Отпечатки отсканировали и отправили в ФБР и Интерпол.
— Это хорошо. Но мы можем вытянуть пустышку. Поэтому продолжайте давить на руководство банка, чтобы оно назвало имя человека, обчистившего ячейку. Может, нам подключить к делу ФБР?
— Ни в коем случае. Они все только испортят, — сказал Данден.
Джек не стал этого комментировать, хотя отлично знал о вражде, существовавшей между различными подразделениями правоохранительных сил. Вот и толкуй потом о независимости адвокатов.
— А что конкретно говорят представители банка? — спросил Пауло.
— Банк лишь подтверждает, что в прошлый четверг некто действительно находился в депозитарии между тремя и тремя тридцатью дня. Будь сейчас утро, я бы вытянул у них его имя, но среди ночи трудно убедить руководство нарушить конфиденциальность.
— Эти люди отдают себе отчет в том, что у нас здесь заложники?
— Разумеется. Но ни один банк не хочет, чтобы клиенты считали, будто он нарушает конфиденциальность всякий раз, когда группа американских законников врывается в него среди ночи и требует раскрыть секреты в связи с чрезвычайной ситуацией.
— Особенно если этот банк обмишурился, — вставил Джек.
— Что вы хотите этим сказать? — спросил Пауло.
— Я вел однажды дело против банка Каймановых островов, допустившего до депозитной ячейки моей клиентки ее бывшего мужа. Этот парень забрал тогда из депозитария что-то около полумиллиона долларов в драгоценностях и ювелирных изделиях, которые ему не принадлежали. Потом выяснилось, что в этом деле ему помог один сотрудник банка. Он впустил его в депозитарий, даже несмотря на то что имя мужа было вычеркнуто из списка допущенных к ячейке людей еще задолго до развода. Позже моей клиентке пришлось доказывать, что у нее в ячейке находилось драгоценностей именно на полмиллиона. К сожалению, мы с ней доказать этого так и не смогли. Правда, жюри присудило ей двадцать пять тысяч долларов — но только потому, что почувствовало: дело нечисто. Представляю, какой грандиозный банкет закатили тогда на Рождество сотрудники банка.
— Вы намекаете на то, что нечто подобное имело место и в данном случае?
— Этого я не знаю, — сказал Джек. — Но полученный в деле на Каймановых островах опыт говорит мне, что руководство банка не скажет нам ничего определенного, пока не проконсультируется со своими адвокатами.
На линии установилось молчание. Потом Пауло сказал:
— Когда будут получены результаты дактилоскопического анализа?
— Возможно, через час, — сказал Данден.
— Хорошо. Оставайтесь в Нассау, а утром постарайтесь добиться от руководства осмысленного ответа.
Джек сказал:
— Вы хотите, чтобы я тоже остался здесь?
— Нет, — сказал Пауло. — Мне пора начинать диалог с Фэлконом. Что-то в комнате мотеля стало слишком тихо. Я собираюсь позвонить туда, как только мы закончим разговор.
— Будьте осторожны, — предупредил Джек. — Чем дольше продолжится разговор, тем быстрее сядут батарейки мобильного телефона. А Фэлкон весьма недвусмысленно предупредил нас, что произойдет потом.
— Я это знаю. Но и без того ждал слишком долго. Необходимо начать этот разговор хотя бы для того, чтобы он не пришел в бешенство из-за нашего молчания. По крайней мере дадим ему понять, что про него помнят и скоро вы вернетесь из банка.
— Хорошо, — сказал Джек. — Я вылетаю. Надеюсь увидеть вас еще до рассвета.