Здесь надо дать маленькую историческую справку о возникновении принципа национального самоопределения и, соответственно, федерализма в сознании российской интеллигенции. Сегодня из чисто идеологических интересов эта история искажается. 

Историк, депутат Госдумы Н.А. Нарочницкая в 2007 г. в интервью газете «Наше время» сказала: «Дробление по национальному признаку, в угоду большевистской доктрине права на самоопределение, показало себя миной замедленного действия. Помимо того, это не является лучшим способом сохранить национально-культурное своеобразие. Есть другие инструменты… Вот в Германии живут лужичане — славянский народ. У них нет автономии, но есть свои школы, свои университеты, деятели культуры, писатели» [145].[34]

Установки депутата по национальному вопросу — дело его политического выбора. Печально то, что доктрина, рожденная в России в первой четверти ХIХ века, отвергается историком  на основании того, что она «большевистская». Ну до чего мы дойдем с такой аргументацией?

В действительности взгляды на проблему менялись таким образом. В царское время вопросов с теорией  этничности, видимо, не возникало. Видимо, в кругах русской аристократии на интуитивном уровне бытовало представление о народах и племенах (языках ), как созданиях Бога, который наделяет их душой . Если так, то дело государей — охранять все перешедшие под его руку народы, не вмешиваясь в их «естественное» развитие. Это уже в неявном виде предполагало «право на самоопределение» с этнической идентичностью (альтернативой был бы геноцид или «этническая чистка»).

В ХIХ веке эта идея укоренялась  в общественном сознании образованного слоя и в политическом смысле. Федералистские идеи развивались в России уже в доктрине декабристов (Никита Муравьев разрабатывал программу федерального государственного устройства). В федерализме и стала вызревать идея России как федерации народов . В революционном движении уже со второй четверти ХIХ принцип национального самоопределения начинает преобладать над принципом областничества  как деления унитарного государства на административные единицы. С полной определенностью принцип национального самоопределения был декларирован в программе партии «Народная воля». В начале ХХ в. возникают национальные движения и партии с сепаратистскими установками (например, армянская партия Дашнакцутюн). Все это — задолго и помимо большевиков.

Февральская революция «рассыпала» империю. В разных частях ее возникли национальные армии или банды разных окрасок. Все они выступали против восстановления единого централизованного государства. Что касается представлений большевиков о России, то с самого начала они видели ее как легитимную исторически сложившуюся целостность и в своей государственной идеологии оперировали общероссийскими  масштабами (в этом смысле идеология была «имперской»).

Среди тех организованных политических сил в России в момент революции, которые имели какие-то программные установки, большевики были как раз менее  федералистами, чем другие (если не считать черносотенцев, которые просто не мыслили Россию без царя и Империи, и анархистов, которые проповедовали утопию свободы без государства).[35] Ленин считал федерацию вынужденным временным состоянием, о чем говорил в работах 1914 г., а в 1920 г. писал в Тезисах ко II конгрессу Коминтерна: «Федерация является переходной формой к полному единству трудящихся… Необходимо стремиться к более и более тесному федеративному союзу» [146]. И накануне Февральской революции Ленин был противником  федерализации. Ленину больше импонировала французская модель, и он выступал за трансформацию Российской Империи в русскую демократическую республику — унитарную  и централистскую . Это видно и из его опубликованных тогда трудов, и из его конспектов, в которых он делал выписки при изучении федерализма [147].

Реальная политическая альтернатива большевикам — либерально-буржуазная, ставшая движущей силой Белого движения, была принципиально антиимперской  (фольклор белого офицерства не в счет). С.Н. Булгаков писал, что моделью государственности для России не мог быть «деспотический автаркизм татарско-турецкого типа, возведенный в этот ранг Византией и раболепствующей официальной церковью; ею должна была стать федеративная демократическая республика, как это хорошо понимали в свое время английские диссиденты, эмигрировавшие в Америку» [148, с. 33]. Здесь — полное отрицание «самодержавного централистического деспотизма, превращающего в рабов тех, кто имеет несчастье быть его подданными», и четкий идеал — «всемирные Соединенные Штаты». Можно сказать, что православный мыслитель Сергей Булгаков — прямой предшественник А.Д. Сахарова.

Реальной возможности собрать после февраля 1917 г. Россию как унитарное государство не существовало. Пытаясь, уже на уровне программы, собирать разваленную ими же Российскую империю по шаблонам западных федераций (типа Швейцарии или США), либералы Керенского принципиально не могли построить никакой государственности . И. Солоневич пишет о попытке российских либералов как альтернативы большевикам: «Конструкции, ими спроектированные, не продержались ни одного дня, ибо даже и А.Ф. Керенского мы демократической республикой никак считать не можем: при Керенском была керенщина. Месяца через два после попытки «взять в свои руки московские дела» профессоров вышибли вон. Через полгода после этой попытки профессора бежали на юг, как птицы перелетные. На юге они припадали к ногам генерала Эйхгорна и молили о помощи. Генерал Эйхгорн не помог. Потом молили генерала Франше д'Эспре, генерал Франше д'Эспре не помог. Потом портили настроение генералу Деникину, генерал Деникин тоже не смог помочь. Потом, обжегшись на попытках что-то там «взять в свои руки», разочаровавшись во всех генералах контрреволюции, они стали мечтать о революционных генералах: Клим Ворошилов — вот он и есть «национальная оппозиция Сталину». Но не помогли и революционные генералы» [149, с. 427-428].

Это и заставило большевиков изменить их первоначальные намерения. Ленин первым оценил изменение обстановки в ходе Гражданской войны, другие члены руководства (например, Дзержинский и Сталин) продолжали придерживаться идеи унитарного государства, и их поддерживало руководство большинства советских республик. Потому Сталин и выдвинул план автономизации , предлагавший объединение всех республик в составе РСФСР на правах автономий. Однако в ходе обсуждения оппоненты согласились с доводами Ленина.

Реальность была такова, что в Гражданской войне все борющиеся стороны действовали уже не на пространстве Российской империи, она распалась после Февраля 1917 г. Это было разорванное  пространство, на клочках которого националисты всех цветов лихорадочно старались создать подобия государств. Возникла независимая Грузия с главой правительства меньшевиком Жордания, которая «стремилась в Европу» и искала покровительства у Англии. Возникла независимая Украина с масоном Грушевским и социалистом Петлюрой, которая искала союза с Польшей. «Народная Громада» провозгласила полный суверенитет Белоруссии (не имея никакой поддержки в народе), возникла автономная Алаш Орда в Казахстане — везде уже существовала местная буржуазная и европеизированная этническая элита, которая искала иностранных покровителей, которые помогли бы ей учредить какое-то подобие национального государства, отдельного от России. Некоторым это удалось — прибалтийские республики были отторгнуты от России с помощью Германии, а затем Антанты.

Таким образом, для советской власти не существовало дилеммы: сохранить  национально-государственное устройство Российской империи — или преобразовать  ее в федерацию республик. Задача состояла в том, чтобы собрать   разделившиеся куски бывшей империи. Собирание могло быть проведено или в войне с национальными элитами «кусков» — или через их нейтрализацию и компромисс.