В Мексику Вавилова пускать не хотели. Газеты писали, что «красный» профессор покушается на национальные богатства Мексики и что «агент» Вавилова Букасов уже нанес стране огромный ущерб.

Но вот «визные приятности обычного порядка» закончились. Вавилов пересекает полого поднимающееся к югу Мексиканское плато с громадами гор и маленькими озерами, которыми заканчиваются бегущие навстречу немноговодные реки. Он едет по единственной в своем роде пустыне. Здесь выращиваются культурные растения, и не в оазисах, а прямо среди песков. Растения, правда, особые: высокие колючие кактусы и агава, из листьев которой добывают сок для приготовления спиртного напитка пульке…

В музеях Мехико Вавилов рассматривает керамические изваяния древнеамериканских божков, знаменитый круглый камень-календарь, запечатлевший все представления ацтеков о вселенной.

В часе езды от Мехико, в древней столице толтеков он фотографировал гигантские пирамиды — подножия храмов Луны и Солнца; вблизи южной границы изучал памятники майя — самого загадочного народа нашей планеты.

10 ноября.

«<…>тут тьма интересного. Наши camrad'ы (экспедиция) мало что поняли (т. е. Воронов, С. М. Б.[92]) — все-таки мировой кругозор нужен. Надо тут денег в 3 раза больше, чем у меня, и времени в 10 раз больше. Но для философии бытия, дорогая, надо тут быть и мир надо видеть. Осталось немного. Сегодня понял за день больше, чем из всех книг читаных»*.

Эти строки могут вызвать недоумение. Известно, как высоко оценивал Вавилов исследования Букасова и Юзенчука, чьи работы произвели революцию в селекции картофеля, открыли тринадцать видов в то время, когда был известен один. А посетил сам Америку и увидел, что «camrad'ы <…> мало что поняли». Да он и сам до приезда в Мексику мало что понимал: «понял за день больше, чем из всех книг читаных».

…В 1925 году, настоятельно советуя Букасову проникнуть в Перу, Чили, Боливию, Вавилов писал:

«Я хорошо представляю себе, что культура в Америке шла с юга на север, и поэтому южные горные страны представляют для нас сугубый интерес»*.

Мысль, бесспорно, навеяна статьей американского ученого Кука «Перу, как центр введения в культуру растений», тогда только что появившуюся в Journal of Heredity. «Я давно не читал такой интересной статьи»*, — писал Вавилов Букасову.

Кук перечислял 70 видов растений, введенных в культуру, по его мнению, в Перу, и в них входили почти все основные культуры Нового Света. Опираясь на его статью, Вавилов и набросал картину возникновения в Перу, на родине инкской и доинкской цивилизации, первобытной земледельческой культуры и последующего распространения ее на север, где перуанские культурные растения позаимствовали народности чибча, майя, толтеков.

Слишком близко друг к другу располагались территории, населенные этими народностями. В эпоху завоевания Америки европейцами они тесно общались друг с другом. Прекрасные дороги, проложенные инками, доходили до дальних рубежей их государства. Правда, пиктографическое (рисуночное) письмо майя и ацтеков не было известно инкам, они изобрели другой способ общения, путем вязания узлов на разноцветных нитях Но схожесть многих верований и обычаев, казалось, не оставляла сомнения в тесном единстве американских культур. А то, что ламы и альпаки — основные домашние животные Нового Света — были известны лишь в Перу и Боливии, вроде бы лишний раз подтверждало первичность перуанского очага. Словом, все факты говорили в пользу концепции Кука.

Но, оказавшись в Мексике, Вавилов увидел, что его коллега из США заблуждается. Земледельческая культура Южной Мексики просто кричала о своей безусловной первичности.

Американские индейцы не знали сельскохозяйственных животных. Необходимость обрабатывать землю вручную не позволяла им засевать большие площади и заставляла особое внимание обращать на само растение. Отсюда — высокая культура земледелия. Отсюда же — интенсивная селекция.

Гений американских индейцев создал огромное количество сортов кукурузы, приспособленных к самым разным условиям. Кукурузу в Мексике возделывали чуть ли не во всех районах — от переувлажненных до засушливых, от расположенных вблизи уровня моря до высокогорных. Кукурузные поля Мексики были сильно засорены близким родичем кукурузы растением теосинте, и не было никакого сомнения, что основной хлеб Американского континента был введен в культуру в Южной Мексике и Центральной Америке, а не в Перу, как утверждал Кук. Стало ясно, почему американские ученые, двадцать лет изучавшие перуанское земледелие, нашли около 750 сортов кукурузы, а Сергей Михайлович Букасов за несколько месяцев в Мексике собрал их почти 1200.

Здесь же Вавилов обнаружил большое разнообразие сортов хлопчатника упланда, какао, несколько видов тыквы, фасоли, чайоту… И для большинства растений сохранились их ближайшие дикие родичи, так что можно было проследить все стадии вхождения их в культуру.

«Ряд культурных растений, — замечает Вавилов, — как агавы, хенекен, магей, в сущности, неотличимы от диких растений, и нередко трудно сказать, использует ли человек дикие растения, поселившиеся около его полей, или они появились здесь по его воле».

Выжигая дикие леса, указывает Вавилов, мексиканцы специально сохраняют нетронутой сливу, и плоды ее используют. Как тут определить, дикой или культурной надо считать такую сливу?

Земледелие в Мексике неполивное. Оно не приурочено, как в Азии, к орошаемым речным долинам.

Вавилов носится по стране. Поднимается в горы и спускается в низины, посещает города и селения. Но уже 21 ноября пишет Елене Ивановне:

«Сегодня, dear, направляюсь в Гватемалу. Мексику кончил. Заболел было да и сейчас не вполне на ногах. Обычная история, простуда и ревматизм, как после Афганистана и Памира»*.

Тут же приписка, датированная следующим днем.

«Еду через силу. Вагоны тут неудобные, и вообще мне Мексика понадоела. Только ради философии надо все видеть самому»*.

3 декабря.

«Дорог. Кончаю Гватемалу. Сделал разрез через всю страну. Тропики постиг»*.

Больше шестидесяти видов растений, возделывавшихся еще до прихода испанцев, нашел Вавилов на Североамериканском континенте, и только подсолнечник и земляная груша были введены в культуру на территории современных Соединенных Штатов и Канады. Разнообразие форм всех остальных культур оказалось приуроченным к небольшому району южной Мексики и Центральной Америки, составляющих двадцатую часть всей территории. Такой наглядности в обособлении формообразовательного процесса Вавилов еще не встречал, тем более что та же закономерность повторялась и на диких растениях: по данным ботаников, на юге Мексики и в Центральной Америке встречается больше видов растений, чем на всем остальном Североамериканском континенте. И это при значительно меньшей изученности флоры Мексики и Центральной Америки в сравнении с флорой США, Канады и Аляски.

Так, вопреки мнению Кука, Вавилов пришел к выводу, что, кроме перуанского, на Американском континенте сосредоточен еще один очаг первобытной земледельческой культуры — в южной Мексике и Центральной Америке, причем этот очаг более важен по числу и составу культур.

Но чтобы доказать это положение, надо было еще на месте исследовать перуанский очаг.

Случай представился в 1932 году, когда в США собирался VI Международный генетический конгресс.

Советская делегация, которую формировал Вавилов, должна была по предварительному плану быть довольно многочисленной. Однако отсутствие средств поставило под угрозу вообще участие советских ученых в работе съезда. Вопрос решался на политбюро. По настоянию Наркома сельского хозяйства СССР Я. А. Яковлева решено было отправить за океан одного Вавилова. «Даже Серебровского[93] от Комакадемии не пустили. С Украины — никого, — сообщал Вавилов Елене Ивановне. — Командировку и средства (очень огранич[енные]) дали на 5 месяц[ев], включая Ю. Америку. Последняя моя главная цель. Но пустят ли (визы), не знаю <…>. Если все удастся — то будет еще часть мира в порядок приведена. И с весны на землю (Детское и Отрада[94]) — категорически.