Но и начальник “Сокола” меня удивил, поведав слух о том, что где-то на Юго-Западе поймали позывные Петербурга. Однако это были только слухи, а со мной были несколько терабайт информации о маршруте, карты и главное личный опыт. Бутов, и это было видно по его лицу, понимал, что к нему в руки попало сокровище и надо решить, как им распорядиться. Промолчать и постараться выдоить из меня все самому или раззвонить про мое появление дальше по цепочке людям ганзы и прочим заинтересованным персонажам вплоть до мифических начальников Математика из Изумрудного города.

В любом случае я понял, что, во-первых, начальник станции будет беречь меня как зеницу ока, и, во-вторых, никто не понимает, что я тот ремонтник электрооборудования, которого они знали всегда. Да и то правда, я был электриком в прежней жизни. А теперь жизнь была другая. В этой новой жизни я уже был совсем другим человеком.

Потом начальник “Сокола” сказал, что мы замирились с войковскими и инженерами с “Алмаза”. Это был уже не худой мир, а полноценное братание. К удивлению Бутова, инженеры из-за стенки довольно много знали и о нем, и обо всех нас. Даже про меня у него спрашивал кто-то из войковских начальников.

После разговора с Бутовым я вышел на перрон и увидел обычную суету: по путям сновали тележки с готовой продукцией, приехали какие-то люди с “Динамо” за свиными шкурами. Пронесли мимо меня какие-то тюки, проехал мимо дребезжащий колесный поддон с консервными банками. И тут меня будто ударило током!

Мимо прошла какая-то женщина, очень похожая на Катю. Это была она! Я даже дернулся, как от удара током, и было понятно, что она не узнавала меня. Черт, она не узнавала меня, а я не знал, как поступить. И я, сначала сделав к ней шаг, отступил к колоннам.

Спать мне предстояло в общежитии свинарей. Перед тем как пойти туда, я по старой памяти заглянул на ферму. Человек двенадцать свиноводов, стоя между своими подопечными, о чем-то спорили. Они что-то орали в двенадцать глоток, и я, вспомнив сказанные когда-то Владимиром Павловичем слова, поразился тому, как все они были похожи на своих питомцев. Теперь мне стало совершенно ясно, что со свиньями что-то не то. Я переводил взгляд от свиней к свинарям, от свинарей к свиньям, снова и снова всматриваясь в глаза тех и других, и мне казалось, что уже непонятно, кто есть кто.

Поутру, когда я пил все тот же синтетический чай (он ничуть не изменился за год), свинари начали меня задирать. Они задирали не прежнего электрика, а незнакомца, свалившегося им на голову. Причем в остальном они угадали все точно. Они знали откуда-то, что я ищу женщину, они знали, что я жил в другом городе и пришел оттуда, и что ходил туда и обратно. Я им этого не говорил, это-то я помнил точно.

Тут начнешь верить в то, что они связаны с коллективным разумом свиней и следуют их указаниям. У меня давно были подозрения, что с этими свиньями не так все просто и не так все просто со свинарями, да это все были догадки и мысли несвоевременные.

Назревала реальная драка. Свинарям было наплевать на мою ценность, мой опыт и вообще на мое прошлое. Они решили меня бить, причем не просто бить, а забить до смерти. Перемена их настроения хоть и была непонятна, но ощущалась как очевидная прямая угроза. Для начала один из них стал рассказывать, что все время, пока меня не было, он пользовал “мою женщину”, другой стал громко рассуждать, сколько с меня можно срезать сала. В какой-то момент мне стало понятно, что это будет не просто драка, а битва насмерть. Кто-то велел меня убрать, как ненужную или даже вредную деталь подземной жизни. Но сейчас еще можно переиграть этого кого-то, а второго шанса у этой неизвестной мне силы не будет.

И вот первый из свинарей ударил меня сзади, но я развернулся на пятке и все-таки достал его ногой в голову. Произошла безобразная драка, в ходе которой я вдруг испытал абсолютную радость.

Я захватил кулак одного из противников, заломил запястье и резко ударил его пальцами в глаза. Кажется, он не вскрикнул, а хрюкнул, и это вызвало у меня едва сдерживаемое веселье. Нет, я сильно переменился, и жестокость стала частью моего сознания.

Теперь я двигался как машина, и жалости не было во мне, потому что я решил, что дерусь не с ними, туповатыми и по-своему симпатичными мне людьми, а с интеллектом, что ими управляет. Не важно, человеческий это интеллект или стадо свиней вселилось в этих моих бывших товарищей. С бесами я дрался, а не с людьми. Впрочем, уже не жалея ни тех, ни других.

Однако во время этой битвы я вел со свинарями странный беззвучный разговор, как бы проговаривая его про себя: “Ну вот, с-суки, свинопасы богоравные, теперь я объясню, почему вы влетели. Вы, я знаю это, наверняка влетели. Я несколько раз прокатал это слово на языке. Вы не правы. Вы не правы, потому что подошли ко мне, старичку, и сразу меня ударили по носу”.

Я видал драки в своем детстве. Из-за того, что это были детские драки, они были не менее жестоки. В то время ночью или вечером шпана подходила медленно и сначала спрашивала-утверждала: “Дай денежки”. И ты мог объяснить шпане, что ты одной с ними крови или то, что сукровица и юшка из носу ожидают шпану, цена не стоит денег, а деньги не стоят крови. Но вы, свиньи, этого не сделали. Свиньи, жрущие все без разбора.

Вы не правы, во-первых, потому, что подошли и неумело дали мне по носу. Вы задирались, зная, что останетесь безнаказанными. Но теперь я понимаю, что вы смерти моей хотели, суки.

Свиные рыла у вас вместо лиц, и свиньи думают за вас! В этот момент мне показалось, что я чувствую разгадку их слепой ненависти. Не свинари хотят меня убить, а свиньи! Свиньи чувствуют во мне какую-то опасность для прочного мира. Они уверены в том, что, может, я буду камешком, с которого начнется обвал, который разрушит отношение к ним самим и всему их миру сытого благополучия.

Я снова пропустил прямой в переносицу, с меня сорвали вещмешок и кинули его в грязь.

Если вы хотели отправить меня на убой, следует со всех сил врезать по затылку, а потом метелить ногами. А по носу надо бить, если хотите деморализовать противника болью и вкусом крови… Но я вас учить не буду, как надо бить по носу.

Во-вторых, вы не посмотрели мне на ноги. А вот у меня были настоящие ботинки, а вы уже забыли, что это такое. Привет временам до Катаклизма и прочей легкой и обувной промышленности.

В-третьих, если к вам пришел странник, похожий старичка, это не значит, что он миролюбивый и податливый. И если мужик толстый, не значит, что он добродушный И если интернационалист, то это не значит, что я очень люблю свиней. И если ноги у меня были перебиты, это не значит, что они не поднимаются.

В-четвертых, козлы (это я начал немного вибрирующим голосом), в-четвертых, вы пытались опустить мне почки, а вот с этим я решительно не могу согласиться. И у вас нет ножа, а это уж не годится никуда. Не надо приставать к неизвестным вам толстякам. Ведь я стал опаснее, был там и сям и много чего видел и слышал.

В-пятых, драться вы не умеете. Когда вам ломают руку, вам страшно и больно. А это в драке недопустимо. Ни хрена вы не учились драться в школьных сортирах, с мокрыми от слез лицами, на мокром кафельном полу, в кругу ненавидящих вас сверстников. Вас не учили профессионалы и позже, и об этом вы могли бы меня спросить, но вы сразу ударили меня по носу.

Вы могли бы меня спросить, отчего я печалюсь? Но мой страх вышел чистым адреналином, весна приобрела вкус оттаявшей земли и крови, запах радости и веселья. Извиняться мне не за что, по крайней мере, вашего дружка, что не вмешивался, а только пищал, как маленький поросенок, я не тронул. Знайте, суки, что четвертый никогда не вмешивается. В драке ему места нет, он только лезет пнуть ногой, добить. А если его подельников кладут в грязную жижу, то он может только бегать за подмогой. А подмога у вас, видать, была далеко.

Одна беда, я всегда уживался со свинарями, а как мне теперь с вами работать? Вы вынудили меня драться, а значит, закрыть навсегда ту страницу моей жизни, где я был честным электриком, и вот настоящая причина вашей беды…