Литмир - Электронная Библиотека

— Так легче, — допустил Пушок, показывая на костер.

— И забавно, — добавила Ням.

— Слушай, Пушок, — энергично начал Флинкс, — почему ваш народ так долго и тяжко работает для холодных умов и других в руднике?

— Ради ягод и орехов, которые они приносят нам из далеких мест, — сообщила Мягкогладкая из маленькой ниши, вырезанной в стене пещеры.

— Из далеких мест, — закончил Голубой.

— Почему бы не отправиться туда и не добыть их самим?

— Слишком далеко, — объяснил Пушок, — и слишком трудно, как говорит Можетитак.

Флинкс отделился от стены, заговорив самым серьезным тоном:

— Неужели ты не понимаешь, Пушок? Я пытаюсь показать вам, что люди с рудника вас эксплуатируют. Они дают вам работать сколько угодно, с огромной прибылью для себя, а в обмен платят вам ровно столько орехов и ягод, чтобы вы продолжали работать на них.

— Что такое прибыль? — спросила Ням.

— Что такое платить? — хотел знать Голубой.

Флинкс начал было отвечать, а затем сообразил, что у него нет времени. Во всяком случае, для объяснения современной экономики, соотношения работы с производимыми ценностями и сотни других концепций, которые пришлось бы подробно растолковывать, прежде чем он мог бы объяснить этому народу два простых понятия.

Снова прислонившись к стене, он уставился на вход в пещеру, проглядывавший за мерцанием костра. Пригоршня незнакомых звезд поднялась над кольцом гор, опоясывавшим противоположную сторону озера. Углубившись в размышления, он простоял не один час, в то время как хозяева расслабились в вежливом молчании и ждали, когда он вновь заговорит. Они признали его озабоченность и сосредоточенность и держались на почтительном расстоянии от его мыслей.

Один раз он помог Силзензюзекс наложить на ее сломанное сочленение шину из куска дерева покрепче, а затем вернулся на свое место к своим мыслям. Через некоторое время эти звезды сменились другими, а потом, в свою очередь, скрылись и они.

Он все еще сидел там, размышляя, когда услышал звук, похожий на издаваемый дверью склада на старых, скрипучих петлях. Пушок вторично зевнул и перекатился на другой бок, открывая блюдцеобразные глаза и глядя на него.

В скором времени в пещеру вливалось солнце, а Флинкс все еще не сказал хотя бы «Доброе утро». Все с любопытством следили за ним, даже Силзензюзекс сохраняла почтительное молчание, чувствуя, что под этими нечесаными рыжими вихрями формируется что-то важное.

Бесконечную тишину нарушил Пушок:

— Прошлой ночью, друг-Флинкс, твой ум постоянно шумел, словно много падающей воды. Сегодня он все равно что земля после того, как вода упала и замерзла — высоко наваленная одинаковость, белая и чистая.

Силзензюзекс сидела на корточках. Она чистила иструками и здоровой стопорукой брюшко, яйцеклады, большущие фасеточные глаза и антенны.

— Пушок, — непринужденно обратился Флинкс, словно с тех пор, как они разговаривали в последний раз, не прошло так много времени, словно долгая ночь была всего лишь минутной паузой. — Как бы тебе и твоему народу понравилось начать новую игру?

— Начать новую игру, — серьезно повторил Пушок. — Это большое дело, друг-Флинкс.

— Да, — признал Флинкс. — Она называется цивилизацией.

Силзензюзекс закончила чиститься и резко вскинула голову в его сторону, хотя в ее голосе было теперь намного меньше уверенности, когда она высказала свои возражения:

— Флинкс, ты не можешь. Ты теперь знаешь, почему Церковь поместила этот мир под Эдикт. Какие бы мы лично не испытывали чувства по отношению к Пушку и Ням и остальным из этого народа, мы не можем оспаривать решения Совета.

— Кто сказал? — огрызнулся Флинкс. — И кроме того, мы не знаем, что Эдикт был провозглашен Советом. Несколько бюрократов в нужном месте могли принять свое собственное богоподобное решение предать уйюррийцев невежеству. Извини, Сил, но хотя я и признаю, что Церковь ответственна за некоторые добрые деяния, она все же организация, состоящая из людей. И подобно всем существам, они преданы в первую очередь себе, и уж во вторую — всем прочим. Будет ли Церковь распущена, если ее можно будет убедить, что это было бы в наилучших интересах Содружества? Я в этом сомневаюсь.

— Тогда как ты, Филип Л инке, озабочен в первую очередь всеми прочими, — съязвила она.

Нахмурившись, он принялся расхаживать по теплеющему полу пещеры:

— Откровенно говоря, я не знаю, Сил. Я даже не знаю, кто я такой, не говоря уже о том, что я такое, — его голос усилился. — Но я знаю, что в этом народе я вижу невинность и доброту, которой никогда не встречал, ни в каком челанксийском мире. — Он внезапно остановился и уставился на звезды, созданные на озере утренним солнцем.

— Может быть, я молодой дурак, узко мыслящий идеалист, называй это чем угодно, но мне думается, что теперь я знаю, чем хочу быть. То есть, если они примут меня. Первый раз в своей жизни я знаю.

— И чем же это? — спросила она.

— Учителем, — он повернулся лицом к терпеливым уйюррийцам. — Я хочу научить тебя, Пушок, и тебя, Ням, и вас, Голубой и Мягкогладкая, и даже тебя, Можетитак, где бы ты ни был.

— Здесь, — проворчал голос снаружи. Можетитак лежал на низкой, похожей на вереск поросли перед входом в пещеру, катаясь и потягиваясь от удовольствия.

— Я хочу научить вас всех новой игре.

— Большое дело, — медленно повторил Пушок. — Это не нам одним решать.

— Надо сообщить другим, — согласился Голубой.

На сообщение всем другим потребовалось некоторое время. Если точнее, то на это потребовалось одиннадцать дней четыре часа и маленькая тележка минут и секунд. Затем им пришлось ждать еще одиннадцать дней, четыре часа и несколько минут для того, чтобы все ответили.

Но для решения каждому индивидууму потребовалось очень мало времени.

На двадцать третий день после того, как был задан вопрос, перед пещерой появился Можетитак. Флинкс и Силзензюзекс седели вместе с Пушком, Ням и Голубым на берегу озера. Новоприбывшего они не заметили.

В тот момент Флинкс держал длинную прочную лозу с присоединенными к одному концу острыми осколками кости. Он учил Пушка ловить рыбу, в то время как другие из их маленькой группы следили.

Пушок, похоже, пришел в восторг, когда он вытащил четвертую рыбину за день, округлый серебристый организм, выглядевший словно гибрид рыбы-шара и форели.

Водоплавающие, объяснили уйюррийцы, содержали в себе меньше света, чем наджаки и другая сухопутная добыча. Следовательно, рыболовство являлось меньшим злом, чем охота.

— Это тоже часть новой игры? — спросила Ням, с первой же попытки превосходно воспроизводя устройство из лозы и постоянного крючка.

— Да, — признал Флинкс.

— Это хорошо, — заметил Голубой.

— Надеюсь, что все с этим согласятся.

Силзензюзекс проглотила еще одну пригоршню ягод. Содержание сахара было удовлетворительным, а свежесть оживляла ее диету.

Слегка обиженный, Можетитак исчез и вновь появился рядом со входом в пещеру. Силзензюзекс чуть не упала с гладкого гранита, где сидела.

— Все ответили, — объявил Можетитак. — Почти все говорят «Да». Теперь мы играем в новую игру.

— Выбросить четырнадцать тысяч лет копания в выделительный канал, — прокомментировала Силзензюзекс, снова поднимаясь на ноги и отряхивая брюшко. — Надеюсь, ты осознаешь, что делаешь, Флинкс.

— Не беспокойся, — фыркнул ей Можетитак. — Только здесь мы теперь играем в новую игру. Другие места на окраинах мира будут продолжать старую. Если новая игра не забавна, — он сделал легкую паузу, — мы вернемся к старой игре, — он обратил к Флинксу мощный взгляд. — Навсегда, — добавил он.

Флинкс неуютно поерзал, когда загадочный уйюрриец исчез. Несколько недель назад он был так уверен в себе, горел никогда прежде не испытываемым им мессианским рвением. А теперь его совесть начинали грызть первые настоящие сомнения. Он отвернулся от обращенных на него со всех сторон взглядов, урсиноиды были хорошо снаряжены, для того чтобы пялиться.

97
{"b":"123022","o":1}