Она заколебалась, раздираемая желанием удовлетворить одновременно и любовь, и скупость.

— Но что такое пара клиентов, когда…

Новое колебание.

— И все-таки, тут по меньшей мере двенадцать каратов в одном камне. И по одежде они к тому же походят на землян.

Наконец она в замешательстве и негодовании воздела руки к небесам:

— Это мое наказание. Ты возмездие за грехи моей молодости. Прочь с моих глаз, негодный мальчишка. Поднимись наверх и умойся, и не забудь про дезинфектант. От тебя пахнет трущобами. Не забудь хорошенько вытереться… Ты для меня не слишком большой и не слишком взрослый, чтобы я не могла оставить тебя с красной задницей.

Она ускользнула за занавеску — и произошла радикальная метаморфоза.

— Ах, сэр, мадам, — плавно заворковал елейный голос, голос любимой бабушки каждого, — вы оказываете честь моей маленькой лавочке. Я бы вышла раньше, но должна ухаживать за своим бедным внуком, он отчаянно болен и сильно нуждается в дорогостоящем лечении. Врачи опасаются, что если операция не будет произведена в скором времени, он потеряет зрение, и…

Ее плавная речь оборвалась, когда дверь лифта закрылась за Флинксом. В отличие от Мамаши Мастифф он не испытывал угрызений совести, пользуясь современными удобствами, и уж, конечно, не сейчас, когда он так устал от пережитого за ночь. Входя в верхние помещения, он гадал, сколько же таких в корне отличных друг от друга интонаций может исходить из одного и того же морщинистого горла.

Позже, за вечерней едой (приготовленной им, поскольку Мамаша Мастифф весь день была занята клиентами), он начал объяснять, что произошло. На сей раз она, для разнообразия, не читала ему нотаций и не наказывала его, а лишь вежливо слушала, пока он не закончил.

— Так, значит, ты теперь собираешься преследовать его, мой мальчик, — сказала наконец она.

— Я должен, мать.

— Почему?

Он отвел взгляд:

— Я предпочел бы не говорить.

— Ладно, — она вытерла куском хлеба остатки своей мясной подливки.

— Я многое слышала об этом Чаллисе, массу слухов о его вкусах в определенных делах, и ни одного — доброго. О его бизнесе известно меньше, хотя поговаривают, что «Чаллис Компани» стала процветать, с тех пор как он стал во главе фирмы. — Она шумно рыгнула и вытерла рот уголком своей многослойной юбки.

— Я думаю, что смогу управиться, мать.

— Пожалуй, пожалуй, — пренебрежительно ответила она, — хотя по всем правилам тебе следовало бы дюжину раз умереть до своего пятнадцатилетия, и я полагаю, что этот ухмыляющийся дьявол не мог быть всякий раз ответственным за твое спасение.

Она удостоила ядовитого взгляда маленькое искусственное дерево. Пип удобно обвился вокруг одной из его ветвей. Мини-дракончик не поднял головы. Отношения между ним и Мамашей Мастифф всегда носили характер беспокойного перемирия.

— Прежде чем ты отправишься, дай мне кое-кому позвонить, — закончила она.

Пока Флинкс приканчивал десерт и старался выковырять из коренных зубов остатки густого желатина, он прислушивался к ее шепоту в микрофон маленького коммуникатора в противоположном конце комнаты. Эта машина придавала Мамаше Мастифф мобильность, которой она не обладала уже целые десятилетия. Это было одним из немногих предоставляемых лавкой удобств, которыми она пользовалась. Это также делало ее кошмаром всех городских чиновников, каким-либо образом ответственных за повседневную деятельность рынка.

Вскоре она вернулась к столу:

— Твой друг Чаллис отбыл этим утром на грузовом лайнере «Аурига» со своей дочерью и целой стаей слуг.

Ее лицо скривилось в улыбке.

— Судя по тому, что мне сообщили, он отбыл в полной панике. Ты и этот здоровенный недоумок Симм, должно быть, нагнали на него немало страху, но, впрочем, и одного этого великана достаточно, чтобы спугнуть полировку с зеркала.

Флинкс не ответил на ее вопросительный взгляд. Вместо этого он поиграл с краем скатерти.

— Куда направлялась «Аурига»?

— На Ульдом, — сообщила она ему, — у «Чаллис компани» есть много предприятий на Средиземном Плато. Я считаю, что именно туда-то он и отправится, как только приземлится.

— Мне лучше приготовиться, — Флинкс поднялся и направился было в свою комнату.

Сильная морщинистая рука схватила его за запястье, и лицо, похожее на потрескавшуюся равнину, впилось в него ищущим взглядом. — Не делай этого, мой мальчик, — тихим голосом взмолилась она.

Он покачал головой: — Выбора нет, мать. Я не могу тебе сказать, что это за зов, но это зов. Я должен лететь.

Давление на его запястье не ослабло. — Я не знаю, что у тебя за дела с этим нехорошим человеком, но не могу поверить, что это серьезно.

Флинкс ничего не сказал, и она наконец отпустила его.

— Если зов улетать у тебя внутри, тогда лети. — Она отвела взгляд. — Я не знаю, как работает твоя голова, мой мальчик. Никогда не знала, никогда. Но я знаю, что когда у тебя что-то там застрянет, только ты и сможешь вытащить это. Лети же тогда и возьми с собой мое благословение. Даже, — натянуто заключила она, — если ты мне не скажешь, из-за чего все это.

Нагнувшись, он поцеловал узел седых волос на затылке старухи. — Будь благословенна и ты тоже, мать, — сказал он, когда она сильно заизвивалась от этого жеста.

Упаковка тех немногих вещей, которые он хотел взять с собой, не заняла много времени. Теперь они, казалось, мало что для него значили. Когда он начал покидать комнату, то увидел, что старуха все еще сидит одна за столом, ставшая вдруг крошечной и хрупкой. Как он мог сказать ей, что должен рисковать вынянченной ею жизнью в тщетных поисках людей, которые не сделали ему ничего, помимо того, что произвели его на свет?..

Когда он позже в тот же день прибыл в дралларский порт, то обнаружил, что устал он только физически. Ум его был острым и бдительным. С годами он постепенно открыл, что ему требовалось все меньше и меньше сна. В иные дни ему могло хватить такой малости, как полчаса. Его мозг отдыхал, когда его не эксплуатировали, что бывало часто.

Он больше не должен был беспокоиться о том, как же он станет путешествовать, потому что на его картометре было зарегистрировано достаточно средств, чтобы поддержать его еще некоторое время. Малайка был щедр. Не все решающие факторы, однако, были финансовыми. Один взгляд на тех, кто ждал погрузки в первый класс челночного судна, породил в нем острое чувство беспокойства, и потому он зарегистрировался на стандартную стоимость проезда.

Такое путешествие в любом случае будет более просвещающим, потому что это его первое плавание на коммерческом звездолете и второй отъезд с Мотылька. Когда он последовал за очередью в челнок, пройдя под умеренно аристократическим взглядом стюарда, то был потрясен, обнаружив, что готовая реализоваться мечта его детства о путешествии на другую планету на одном из огромных грузовых лайнеров с КК-двигателями не вызывала больше у него никакого волнения. Это беспокоило его, когда он пристегивался к креслу.

Мамаша Мастифф могла бы объяснить ему это, будь она тут. Это называлось повзрослением.

Путешествие челноком, хотя и терпимое, оказалось пожестче, чем его единственный предыдущий опыт общения с маленькими судами класса поверхность-орбита. Естественно, сказал он себе, более убогое коммерческое судно не могло и близко подступиться к такой роскоши, как челнок с яхты Малайки «Славная дырка». Этот же спроектировали с единственной целью: доставить с земли в невесомость максимально возможное количество существ и груза. Там можно было передать и пассажиров, и груз, иногда с одинаковым обращением, в громадную шаровидную тушу корабля для глубокого космоса.

Вслед за этой передачей Флинкс оказался в предоставленной ему маленькой, компактно спроектированной каюте. Ему едва ли потребовалось время, чтобы осмотреть ее, и ему было мало что распаковывать. Во время недельного плавания он проведет большую часть времени в нескольких гостиных корабля, встречаясь с собратьями-путешественниками и познавая мир.