— Ндийо, — согласился Малайка. — Как насчет этого? Он и близко не подходил к атмосфере и поэтому не мог попасть в капкан слоев ветроблеска.

— Если бы Кранг вдобавок к поддержанию непроницаемого защитного экрана вокруг планеты не имел также способностей к нападению, то он бы был не более чем патовым устройством, — продолжал транкс. — Устройство целиком оборонительного характера противоречило бы всему, что мы знаем о психологии тар-айимов. И вы все знаете, как к концу нашего тяжелого испытания столь значительно изменилось качество вибрации. Так вот, Флинкс, ты говоришь, что почувствовал уничтожение другого звездолета, и все же не было никаких признаков взрыва? Ни вспышки, ничего?

Безопасный вопрос, и это он едва ли мог отрицать.

— Совершенно верно, сэр. Он просто… пропал.

— Гм. Подозреваемая возможность, которая, вероятно, никогда не будет подтверждена, но… вспомните, что наш корабль находился на очень небольшом расстоянии и все же явно не пострадал… Я подозреваю, господа, что Кранг — это гравитационный генератор, но такой мощи, о какой не мечтали даже древние Боги. — Он посмотрел прямо в лицо Малайке. — Капитан, что произойдет, если гравитационное поле диаметром приблизительно в один сантиметр и с напряжением, сравнимым по силе с поверхностью нейтронной звезды, столкнется с реальной массой?

Смуглое лицо Малайки за несколько секунд отразило всю гамму чувств от озадаченности до понимания и изумления. А голос отразил сразу все состояния.

— Маниса! Это пустит в ход Прерывание Шварцшильда! Но это же!..

— Невозможно? — улыбнулся Трузензюзекс. — Простите, капитан, но как еще это можно объяснить? Для генерации необходимой такому полю энергии понадобится корабль размером с планету… намного проще использовать планету, а? И помните, нет никаких свидетельств взрыва. Конечно же нет. Даже свет не может убежать от поля такой силы! А гравитация следует закону обратного квадрата, поэтому наш корабль практически не подвергался опасности. Более идеальное избирательное оружие трудно и вообразить. Всего лишь в километре от мишени вы даже не заметите такого поля. Но коснитесь его — и пшик! Мгновенно перестанете существовать! Надеюсь, что у любого хватит здравого смысла, капитан, не баловаться чересчур много с таким устройством. — Голос транкса обрел оттенок стали. — Мы совершенно недостаточно знаем об управлении таким полем. Что если мы откроем способ самораспространения такого поля? Кранг-то явно может это сделать, как именно, я и вовсе не могу себе представить. Но если будет спущено такое неуправляемое поле, то оно просто будет бродить по вселенной, заглатывая… все.

Тут в каюте стало тихо.

— Но я думаю, на это мало шансов, — продолжал он более бодро, — если наш юный друг не сможет опять активизировать механизм. Не говоря уж о том, — добавил он, — чтобы столь ясе успешно управлять им.

Флинкс уже некоторое время прочитывал грядущее завуалированное обвинение. Он знал, что его требуется опровергнуть. Они не должны думать, что он способен управлять таким угрожающим оружием. Особенно, напомнил он себе, когда он сам не был уверен в этом!

— Я же говорил вам, сэр, я не знаю, что случилось. Машина управляла мной, а не наоборот!

— И все же, — многозначительно сказал транкс.

Было бы легко перестроить мозг инсектоида так, чтобы тот просто принял объяснения Флинкса за чистую монету. Слишком легко. Кроме того, идея преднамеренного вмешательства в мыслительные процессы другого существа была несколько отталкивающей и пугающей. Особенно когда мозг, о котором шла речь, был признанно мудрее его собственного. Сила, напомнил он себе, не знание. В будущем ему понадобится побольше последнего.

— Послушайте, — он думал быстро. Теперь это стало легко. — Что касается «управления» этим устройством, то вы сами говорили, что машина состоит из бесконечно сложных цепей. Коль скоро ее включили, она вполне способна справиться с ситуацией к собственному удовлетворению. Я всего лишь послужил чем-то вроде «водородной свечи», включающей КК-двигатель.

— Гм. А как вы объясните то, что она предприняла именно такие действия, а не какие-нибудь другие?

— Может быть, корабль Никососа сделал движение, истолкованное машиной как враждебное, и она ответила как положено. Наверно, она просто была настроена и готова, когда я вступил в нее. Я, безусловно, мало отличаюсь от прочих здесь присутствующих. (Ложь!) Вероятно, мой дар, или талант, или как вам там угодно называть его, имел к этому какое-то отношение. Вспомните, когда я в первый раз вступил в нее, это ничего не вызвало.

— У меня такое ощущение, что к этому имели немалое отношение твои собственные страхи в ту минуту. Да, это правдоподобно.

— Верно, — продолжал Флинкс, благодарный за открывшийся выход. — Я был напуган, когда вошел в него в этот раз, действительно напуган. (Правда). Машина обязана была уловить мое эмоциональное напряжение. Она ведь, вдобавок, инструмент искусства! Вероятно, при этих условиях ее мог стимулировать любой из нас. (Возможно, а не вероятно.) В любом случае, сейчас все кончено, и я не испытываю никакого желания, ни малейшего, снова попробовать это сделать! (Смесь правды и неправды.)

— Достаточно, малыш! Ты слишком агрессивен для моего бедного, старческого ума. (Вздор!) На данном этапе я удовлетворен. (Флинкс прочел иное, но это не имело значения.) Ты убедил меня в честном и равном словесном бою. Попробуй сыграть со мной в психологические шахматы, и я выиграю у тебя даже веснушки! И все же… — Он взглянул на дракончика, а потом опять на Флинкса. — Ты говоришь, что не чувствуешь в себе изменений? Никаких постэффектов?

Флинкс покачал головой с уверенностью, вызвавшей бы гордость у Мамаши Мастифф.

— Нет. Я действительно не знаю, что случилось. Мой мозг был… — Он оборвал фразу, когда бортовые огни внезапно погасли. Челнок проскочил в свой причальный док в грузовом трюме «Славной Дырки».

— Вот и все, — резюмировал Малайка. К большому удовлетворению всех, его трубка догорела. — Мне очень хотелось бы обсудить это все с вами поглубже, господа, но как-нибудь в будущем. Нафаси, ндийо? Если я не заполучу в самом скором времени в свое горло что-нибудь привычного жидкого состава, то я окончательно рассохнусь.

Он двинулся по узкому проходу между ними и открыл небольшой пассажирский шлюз. Внутрь просочился бледно-зеленый свет из грузового трюма. Обхватив одной рукой Сиссиф, он начал спускаться по выдвижному трапу. Следующей отправилась Ата, за ней — двое ученых. Флинкс снял с подлокотника кресла уютно свернувшегося мини-дракончика и поместил его себе на плечо. И поспешил убраться из челнока. Вульф до сих пор продолжал оставаться личностью, общения с которой Флинкс предпочитал избегать. Добравшись до жилых отсеков, все отправились своей дорогой: Ата и Вульф — в рубку, Малайка и Сиссиф — в свою каюту. Коммерсант еще не пропустил ни капли спиртного, но зато спасся от выкупа и приобрел планету. Даже если он никогда не реализует ни гроша со своего вклада, одного этого вполне хватало, чтобы он был слегка навеселе. Двое ученых приготовились возобновить свою бесконечную игру в психологические шахматы, словно никогда и не прерывали ее.

— По закону это не психоз, — донесся до Флинкса голос заспорившего Цзе-Мэллори. — И ты отлично это знаешь!

— Ай, Бран, как ты можешь такое говорить? Наверняка ведь, когда я совершил скачок на четыре клетки той фигурой вторичного детского страха… — Голоса их растаяли, когда он свернул за угол, направляясь к своей каюте.

Флинкс взглянул на свое плечо: дракончик, явно утомленный пережитым, крепко заснул. Он на мгновение остановился, а затем пожал плечами и усмехнулся. Насвистывая знаменитый и замечательно фривольный мотивчик, он фланировал по коридору в ожидании самого большого псевдобифштекса, какой только мог выдать автоповар. Ему требовалось о многом поразмыслить.

И, подумав, многое сделать.