Снова, как и вчера, когда присутствие представителей власти гарантировало мне, как и каждому законопослушному гражданину, свободу передвижения, я почувствовал искушение плюнуть на все эти тайны и покинуть, не прощаясь, гостеприимный кров мистера Адамса, предоставив ему и Кутеру возможность самим справляться со своими проблемами. Но это желание исчезло так же быстро, как и возникло, и я, оправдываясь перед самим собой, приписал его усталости после бессонной ночи.

Конечно, меня больше не охраняли — во всяком случае, я этого не замечал, — и я мог незаметно уйти. Но сделать этого я не мог по нескольким причинам, довольно веским на мой взгляд.

Во-первых, после моего бегства они могли попытаться убить меня при помощи слова-пароля, передав его по телефону или поручив шепнуть мне фразу об ананасовом крюшоне какому-нибудь случайному на первый взгляд собеседнику. Еще у них имеется в запасе сигнал, по которому я должен покончить жизнь самоубийством, и которого я не знал. Конечно, я был уверен, что он на меня не подействует, но рисковать, тем не менее, не хотелось. Черт его знает, а вдруг я и в самом деле очень внушаемый субъект, как говорил доктор Ашборн?

Убедившись, что "магические фразы" не действуют, мои новые друзья попытаются убить меня каким-нибудь другим, менее экзотическим способом, например, с помощью Ларри и его снайперской винтовки. Они непременно постараются убить меня, убедившись, что я избежал психологической обработки и понимая, что я могу помешать осуществлению их замыслов. Избежать смертельной опасности — при разветвленной сети агентуры противника — я практически не мог, разве что "залягу на дно", уйду в подполье, пожертвовав моим легальным положением в «Ассунте», чего мне очень не хотелось, ибо тогда начальство немедленно отзовет меня домой, а при всей моей ностальгии я должен пока оставаться здесь.

Во-вторых, тот факт, что я устоял против гипнотического влияния доктора Ашборна, косвенно выдал бы им моего тайного союзника. Я не знал, кто он, но это вовсе не значило, что они не смогут вычислить его. Скорее, наоборот, стоит лишь вызвать подозрение, как они, вероятно, легко найдут этого человека. С моей стороны такой поступок был бы черной неблагодарностью и глупой непрактичностью — союзник мог мне понадобиться. Мне следовало всячески скрывать свою "психологическую независимость".

Наконец, и это было самое главное, я мог теперь, пользуясь своим положением мнимого «зомби», держать руку на пульсе всей интриги, следить за ее ходом. Профессиональный инстинкт властно побуждал меня поступить именно таким образом, продолжать игру, каким бы высоким не был уровень риска…

Задумавшись, я не заметил, как ко мне подошел негр. Он поднял лицо к свету, и я увидел его глаза.

Кабинет в моем офисе после долгих дней отсутствия показался мне чуть ли не родным домом, а постное лицо мисс Макгроу — настолько симпатичным, что я готов был расцеловать ее в обе щеки, то-то удивилась бы старая дева такому проявлению нежности!

Она вручила мне пачку накопившейся корреспонденции и удалилась в приемную, я же попытался углубиться в вялотекущие дела «Ассунты», надеясь, что перемена занятий поможет освежить голову.

Трудно было сделать лишь первое усилие. Через четверть часа я почти забыл о мистере Адамсе и его задании, о том, что мне предстоит еще встреча с людьми Грегора, которые наверняка недоумевают по поводу моего исчезновения, и могут подумать, будто я хочу уйти от решительного объяснения с ними. Последствия такого вывода были не менее опасными, чем отказ от сотрудничества с мистером Адамсом и K°.

Но как только я закончил с первым делом, связанным с возобновлением переговоров о поставках автоматов Калашникова, старые и новые заботы нахлынули на меня с новой силой.

Теперь, думал я, придется делить свое время и силы, не такие уж могучие, не говоря об ограниченных денежных ресурсах, которые тоже придется при этом расходовать, между тремя «работодателями», два из которых не обещали — пока что, во всяком случае, — никакого материального вознаграждения за мои услуги, а только сулили сохранить мне жизнь… Даже Труффальдино из Бергамо приходилось легче — он все же был слугой лишь двух господ. Вот уж не предполагал, что моя скромная особа будет пользоваться таким спросом!

Кое-как рассортировав бумаги, ответив на самые неотложные письма и запросы, я позвонил мисс Макгроу и попросил принести кофе.

— Вас снова спрашивал тот джентльмен, который приходил, пока вы были в краю папуасов, сэр, — сказала она, подавая мне подносик с чашкой дымящегося ароматного напитка и тостами. — Простите, что не сообщила вам сразу, но накопилось столько дел…

Последнее замечание было завуалированным выговором за мой несанкционированный прогул. Мне и прежде случалось отлынивать по нескольку дней от непыльной работы в «Ассунте», но, в отличие от последнего случая, я всегда предупреждал ее, и старая дева, вероятно, начала чувствовать себя чем-то вроде опекунши или няньки при нерадивом мальчугане, то и дело прогуливающем школьные уроки. Но не рассказывать же ей, как меня похитил Ларри!

— Вы объяснили ему, где меня можно найти? — спросил я.

— Да, но поскольку я не знала, когда вы вернетесь, а ваш домашний телефон вы не разрешили давать посетителям, я и сама его не знаю, то…

— Он не сообщил, как я могу связаться с ним?

— Нет. Только пообещал, что зайдет еще.

— Ну что ж, подождем.

— Да, сэр.

Она помедлила, но, убедившись, что я ничего больше не хочу сказать, вышла из кабинета, оставив меня наедине с моим завтраком.

Прихлебывая из чашки маленькими глотками отлично сваренный кофе, мисс Макгроу, как большинство истых англосаксов, не забывших обычаи "старой родины", предпочитала чай, но, тем не менее, неплохо готовила и этот напиток, — я с некоторым беспокойством подумывал, а не сулит ли мне сей настойчивый визитер появление еще одного, четвертого, претендента на мое, употребляя ставшее модным у нас словечко, «эксклюзивное» внимание?

Я оказался недалек от истины, но на этот раз был очень рад потратить свое время, внимание и даже "ограниченные денежные ресурсы" на этого человека, ибо им оказался не кто иной, как мой старый приятель еще со времен учебы в «Вышке», Гриша Ратманов.

Его мефистофельский профиль и долговязую фигуру не могли изменить или скрыть темные солнцезащитные очки и перетянутый поясом плащ песочного цвета, который он надел, очевидно, по случаю прогноза "кратковременного дождя", ибо в эту пору года вечерами все еще было довольно тепло. Он ждал меня у моего «ситроена».

По привычке я быстро оглянулся. Вокруг не было ни души.

— Привет, старик! Вот, решил проведать известного покорителя джунглей Новой Гвинеи и папуасских красоток. Как дела, Миклухо-Маклай?

Как всегда, Гриша находился в курсе последних событий и искусно использовал их нюансы для упражнений в остроумии.

— Очень рад тебя видеть. Поехали, посидим где-нибудь. Хочешь выпить?

Кроме пива, да и то в весьма умеренных количествах, Гриша практически "не употреблял", но никогда не отказывался посидеть за бокалом вина, который часто так и оставлял нетронутым. Интересно, что в самой пьяной компании он не выделялся неуместной своей трезвостью, не смущал собеседников, не вяжущих, бывало, лыка, не раздражал их, как это обычно бывает. Поэтому меня не удивило, что он ответил:

— Не скажу «нет»!

Мы поехали в укромный бар, куда я ходил, желая побыть "в одиночестве среди толпы", когда меня охватывал очередной приступ ностальгии. Мы сели за столиком в глубине зала, по привычке заняв позицию, позволяющую наблюдать за входными дверями и стойкой.

— Каким ветром тебя сюда занесло? — спросил я.

Со времени разгрома Организации и моего выхода из госпиталя, после чего я почти сразу же уехал в Австралию, я не имел о нем никаких сведений. Находясь в Центре, он мог еще кое-что узнавать обо мне, я же не знал, где он, что с ним, точно так же, как ничего не знал и о других ребятах нашего «клуба», оставшихся в живых. Только сейчас я понял, как мне их не хватало.