Помимо этого в последние годы прослеживается тенденция активизации представителей бывших аристократических (манапских) кланов, оттесненных от механизмов власти и контроля в годы советской власти (Кушнер 1924). Последние интенсивно участвуют в борьбе за влияние на местном уровне, пытаются продвинуть своих ставленников на те или иные ключевые должности в различных ветвях аппарата власти, стараются вытеснить "неродовитую" партийно-государственную номенклатуру, сделавшую карьеру в годы советской власти (Васильев 19986: 296-297).
В Таджикистане клановое разделение может быть прослежено в нескольких аспектах (Там же: 217-219, 242-243): прежде всего оно прослеживается по линии "север" (условно Ленинабадский район с большей численностью городского населения) – сельскохозяйственный "юг". Ленинабадская группа (худжандский клан) традиционно является одним из наиболее авторитетных формирований. Ее представители в советское время занимали ключевые партийно-государственные должности в республике. Эта традиция отчасти продолжает сохраняться и в постсоветское время. В частности, бывший президент Таджикистана Р. Набиев – выходец из худжанского клана. Кулябская группировка в противопоставлении "элитному" северу отражает интересы жителей сельскохозяйственных районов. После прихода к власти представителя этого клана – Э. Рахмонова началось постепенное вытеснение ленинабадцев с ключевых постов в правительстве, силовых ведомствах и правоохранительных органах, идеологических институтах. Гиссарская община и географически, и политически занимает промежуточное положение между Ленинабадом и Кулябом. Гамарская (каратегинская) группировка сосредоточила свои интересы вокруг торговли и потребительской кооперации. На ее базе создана Исламская партия возрождения, экстремистские группы боевиков-"ваххабитов". Особое положение занимают памирцы (бадахшанская группировка), говорящие на восточноиранских языках и являющиеся в отличие от большинства таджиков-суннитов шиитами-исмаилитами. По мнению специалистов, это маленькая таджикская "Сицилия" (особенно если вспомнить теорию о специфике политической системы горских народов).
Более изученными представляются вопросы клановой политической структуры Казахстана. В этническом самосознании казахов выделяются четыре уровня: 1) общеэтнический, 2) локальный (жуз), 3) родоплеменной, 4) территориальный, вне зависимости от этнической принадлежности. Локальная (клановая) структура основана на генеалогии жузов (Большой, Средней и Малой орды). Большой жуз традиционно кочевал в районе Семиречья. Средний жуз занимал территорию Восточного Казахстана. Младший жуз располагался в Западном Казахстане. Однако генеалогически выше любого из жузов стояли привилегированные кланы – потомки Чингисхана торе и потомки святых тожа (Наумова 1991; Масанов 1996; Смагамбетова 1998; Савин 2000).
Северные казахи, как правило, знают название своего жуза и племенной группы более низкого таксономического уровня. На юге данная информация имеет более существенное значение, поскольку от этого зависит статус и материальное состояние человека (особенно в условиях социалистического дефицита). Старшее поколение даже старается придерживаться экзогамии. Родовое деление может быть прослежено в похоронной обрядности, поскольку при проведении похорон семья умершего должна одарить подарками старейшин всех родовых (клановых) групп, проживающих в данном населенном пункте (Наумова 1991).
Казахский антрополог Н.Э. Масанов (Масанов 1996) подробно рассмотрел историю борьбы между клановыми группировками Казахстана в XX в. В советское время, несмотря даже на жестокие сталинские репрессии, представители Среднего жуза длительное время преобладали в казахской интеллектуальной элите: в искусстве (например, О. Сулейменов, М. Тулебаев, Ш. Айманов), в науке (многие академики и даже президенты АН КазССР), отчасти в партийно-государственном аппарате (самый первый секретарь ЦК Компартии Казахстана Д. Шаяхматов, предсовмина Н. Ундасытов и др.). С 1960-х годов лидирующие позиции перехватывает Старший жуз. Первым его знаменитым выдвиженцем был "главный" казахский поэт Джамбул. Выходцем из Старшего жуза был Д. Кунаев, занимавший главный партийный пост в республике с 1962 по 1986 г. Пользуясь личными связями и покровительством Л.И. Брежнева, Кунаев постепенно расставил на многие ключевые должности своих соплеменников и родственников. Его младший брат – А. Кунаев стал президентом АН КазССР. При нем начали карьеру А. Аскаров, А. Аухадиев, Н. Назарбаев. В годы правления Кунаева казахи в целом активно рекрутировались в партийно-государственный аппарат всех уровней. К 1989 г. они составляли 51% административного персонала, но только 3% квалифицированных и 11,3% неквалифицированных рабочих в республике (Khazanov 1995: 159-160). Но к 1994 г. диспропорция достигла еще больших размеров. Доля казахов в аппарате президента и кабинете министров достигла 74%. Налицо даже диспропорция между казахами и русскими в местных администрациях северных областей в пользу первых, где традиционно доля русскоэтничного населения выше. Тенденция эта продолжает увеличиваться. Только выборы в Верховный Совет примерно отражают реальное соотношение численности между этносами (Галиев и др. 1994: 43-44, 47-51).
Младший жуз традиционно находился на второстепенных ролях. В силу этого он отличался большей корпоративной сплоченностью. Выдвиженцы жуза в период правления Ю.В. Андропова, возможно, рассматриваясь последним как конкуренты брежневской партийной элите, были поставлены на ряд ключевых постов (в частности, 3. Камалиденов, прошедший путь от секретаря ВЛКСМ Казахстана до руководителя местного КГБ и секретаря ЦК Компартии Казахстана по идеологии). Однако быстрая смерть Андропова и реставрация брежневских порядков затормозили этот процесс.
В годы перестройки соперничество жузов возобновилось. Оказавшись в сложной ситуации, М.С. Горбачев решает направить в Казахстан человека со стороны – тогдашнего первого секретаря Ульяновского обкома КПСС Г.В. Колбина. Однако это вызвало стихийные беспорядки в декабре 1996 г. Поскольку Колбин, по мнению Н.Э. Масанова (Масанов 1996), главным образом рассматривал свое кресло как трамплин для последующей карьеры в столице, приход кунаевского протеже Н. Назарбаева был "делом техники".
В 1989 г. Назарбаев, придя к власти, отправил на пенсию всех своих бывших или потенциальных конкурентов, утвердил монополию на власть Старшего жуза, а после распада Советского Союза еще больше укрепил свои клановые позиции, поставив на различные государственные посты своих ближайших родственников. Это явление достигло такого размаха, что в прессе появился новый термин – "чемолганизация" властных структур (село Чемолган – родина Назарбаева). Не случайно также, что именно в Акмоле и Караганде, с которыми связано детство и молодые годы Н. Назарбаева, электорат доверяет ему больше, чем в других регионах Казахстана.
Тем не менее невидимая для посторонних наблюдателей клановая борьба продолжается по сей день. Экспертный опрос, проведенный Институтом развития Казахстана, показал, что 29% респондентов полагают, что жузовская и клановая принадлежность играет существенную роль в распределении привилегий, постов и должностей (Смагамбетова 1998: 23). Несколько лет назад академики (как отмечалось выше, эта ниша традиционно занята представителями Среднего жуза) провалили назарбаевского ставленника У. Джолдасбекова, избрав кандидата от своего клана – экономиста К. Сагадиева. По всей видимости, это и предопределило судьбу национальной Академии наук.
Иллюстрацией взаимосвязи клановости и политики в этом государстве являются выборы спикера парламента в 1994 г. Все три казахских жуза выдвинули своих кандидатов. В ходе обсуждения кандидат от Среднего жуза (О. Сулейменов) снял свою кандидатуру. В этой ситуации стало ясно, что претенденту от Старшего жуза (представителем которого является президент Назарбаев) трудно рассчитывать на победу. Оппозиционные жузы явно будут голосовать против него. В результате пост получил представитель от Младшего жуза А. Кекильбаев. Однако его заместителями (для противовеса) были избраны представители от других сил (в том числе и от "четвертого жуза" – русских).
