Они погибли, когда упал экскурсионный вертолёт — за час до прилёта Богдановастаршего.

Удачливый бизнесмен схоронил то, что удалось найти в обгорелых останках машины и начал пить. Он пил упорно и страшно — месяц, другой, третий, чуть не застрелил начальника личной охраны, ходил по трущобам и швырялся в бомжей и беспризорников сотенными купюрами (долларами, конечно), бессвязно просил прощенья, врывался в церкви и высыпал пачки банкнот перед ошалевшими священниками, умоляя вернуть жену и сына, опять пил… Так продолжалось почти полгода. Наконец, исхудавший, синий от пьянства, страшный и молчаливый, он пришёл в себя и, созвав совет директоров компании, начал её распродажу по частям. Выплатил годовые премиальные всем сотрудникам. Заплатил личные долги тех, у кого они были. Устроил для многих разные бытовые проблемы. Дал банкет, на котором вдруг сказал, что глубоко и страшно заблуждался, что все вокруг идиоты, потому что верят, что могут купить всё, а на самом-то деле…

Он не договорил.

И — исчез. Вместе с огромной даже по западным меркам суммой денег, переведённых в золото и ценные бумаги на предъявителя. Пропал где-то на просторах России, и предпринимавшиеся очень многими людьми (и организациями) попытки его найти не дали никакого результата…

… И двадцать четыре года молчал, зараза! — по голосу мамы Тим понял, что она немного выпила. — Ну какая же ты зараза, братишка… Ну ладно, пока ты был богатый буржуин и знаться ни с кем не хотел… А потом?! А последние шесть лет?!

— Оль, ты прости, — басил дядя Слава. — Дело такое… В общем, занят я был выше крыши.

— Ты хоть у стариков-то был?

— Да был, а как же… Я от них к вам…

— Они ж тебя, козла, мёртвым уж давно считали…

— Да всё я понимаю…

— Ладно, Ольга, — вмешался отец Тима, — чего теперь, люди ещё и нетакое отмачивают… Давайка…

— Давай, ага…

— Только мне немного…

Позвякиванье, побулькиванье (Тимка вертанулся в постели и хихикнул).

— Домашняя, что ли?. Хорошая штука.

— Старый рецепт… Вот, это попробуй, тоже сами коптили…

— Погоди, братишка, я так и не поняла, ты что, фермером заделался? Не говори, что да, я со смеху умру, ты ж курам боялся подходить…

— А ты зря ржёшь, Олька. И фермером тоже. И ещё много кем.

— Оно тебе надо? Сам говоришь, что денег ты с собой увёз ого…

— …и поместил удачно… Кстати, вот…

— Убери.

— Не убери, а возьмёшь. Считай, что от своей совести откупаюсь.

— Была бы она у тебя… Убери, говорю!

— Слушай, Оль… — голос отца.

— А ты вообще молчи.

— Жена да убоится своего мужа… — это дядя Слава.

— …да не дюже! — мать отрезала. — Не возьмём.

— Племяшу пригодятся. Короче, вот, а там хоть в мусоропровод кидайте…

Какое-то время опять молчание — кажется, едят. Снова голос отца:

— Так чем ты занимаешься-то, если не секрет?

— Да как сказать… Вроде как детский дом у меня.

— Чегоо?!

— Ну… да. Детский дом. Я сперва просто ездил по стране, почти полгода. Деньги есть, несколько раз думал — вот сейчас осяду, а потом как срывало. Молодость вспомнил, я тогда тоже вот так колесил… Туда ткнусь, сюда ткнусь — везде чужой. Как-то сижу на вокзале, закусываю. А у меня вид был такой… бомжачий довольно. Подкатывается пацан, лет восьми — дядь, дай поесть. Сидим вместе, лопаем. Слово за слово — разговорились. Я ему говорю — поехали со мной. Он мне — поехали, а куда? Я ему — да никуда, я мотаюсь, место ищу. Таксяк, а через месяц гляжу — за мной уже хвост из пяти человек подпрыгивает: "Дяд Слав, а это?. Дядь Слав, а можно?. Дядь Слав, а мы?. " И смех, и грех… Не наглые, не воришки профессиональные там, просто — ну, так жизнь у ребятишек сложилась, где попросят, где и подворуют. Мне бы их гнать, морока ведь — а я на них гляну и Максимку вспоминаю… С этого всё и началось… Думаю: "Ну ладно. Сына не уберёг. Так хоть этих сберегу, могу ведь!" А у нас с деньгами и правда всё можно. Сделал себе документы, чистые, на все случаи жизни, даже билет охотничий и диплом из ВУЗа. Им выправил свидетельства, тоже новяк, полисы. Всё поменял — имена, фамилии, места рождения, даты чуть подправил. Приоделись. И поехали мы с СевероЗапада — это там было — в Южную Сибирь, аж за Братск. Едут со мной, не спрашивают, куда, чего — верят. Ну, в одной гостинице собрал их в номере, говорю — так и так, хватит мотаться, надо почеловечески жить, чтоб и будущее было. Но будет трудно, если кто не хочет или боится — разойдёмся похорошему. Вот документы, вот деньги каждому, адреса найду — хотите детских домов, хотите монастырских приютов; если кто на улицу опять хочет — тоже неволить не буду. Так как? Сидят, молчат. И так никто и не ушёл… Вот так и живём седьмой год. Двадцать три человека, пятнадцать парней, восемь девчонок, я двадцать четвёртый. Старшим уже шестнадцатый, скоро школу заканчивают — экстерном, правда, зато один шустрик уже в ВУЗе на втором курсе, заочно. Младшим шесть, семь…Сами всё на ровном месте сделали и оформились как детский дом «Светлояр». Вот с этим оформлением из меня крови выпили… Если б не моя бизнесзакалка — плюнул бы на всё! Тому дай. Этому дай. Сюда отстегни. Сюда приплати. И у всех постные рожи: ах, что вы! Дети наше будущее! Мы не можем их кому попало доверить! Сиречь — пусть лучше на улице погибают…

Потом то ли голоса стали тише, то ли Тим просто заснул. Ему снился лес, железная дорога и новоявленный дядя, едущий куда-то на дрезине из фильма "Корона Российской Империи".

Поскольку вчерашний день был последним днём пытки под названием «практика», Тим планировал проспать до полудня, а потом подумать, что ему делать. Сегодня и… и вообще. Предполагалось, что ему раздобудут путёвку в оздоровительный лагерь Министерства Обороны на июль, и это было бы неплохим выходом, судя по опыту прошлых лет. Но это почти через две недели, а пока надо занимать себя самос-тоятельно…

Но до полудня проспать не удалось. В сладкий детский сон вмешался какой-то посторонний звук, похожий на призывы муэдзина в кино. Тим вертелся, закрывал голову подушкой, потом чуть не упал на пол и сел на диване.

Из соседней комнаты доносилось могучее:

— Господи, — пробормотал Тимка, — он ещё и поёт…

Часы показывали половину десятого. Тимка не успел возмутиться этим фактом, как в дверь без стука проник Дядя Уй.

— Это ты ещё спишь? — полувозмущённополусмущённо сказал он. — А я-то думал, тебя дома нету, уже по городу походить успел… Ты чего в постели-то?!

— Каникулы, — буркнул Тим, разглядывая татуировку. Ещё вчера он понял, что она не уголовная — спирали и линии образовывали сплетения, похожие на те, которые были нарисованы в учебнике истории, где рукоятки русских мечей. — Доброе утро.

— Да уж добрый день, кончилось утро-то! — дядя внимательно осмотрел племянника и кивнул: — Ничего. Крепкий.

"Ещё цену назови. И зубы прикажи показать, " — мрачно подумал Тим, перебираясь в ванную. За её дверью дядюшка разразился жизнерадостным куплетом:

— Ты чего делать собираешься?

Честно говоря, как раз об этом Тим так и не успел подумать. Отплёвываясь пастой, он отозвался:

— Гулять пойду.

— Не, не сейчас, а вообще! Как ты намерен провести каникулы, что бы тебе не было мучительно стыдно за бесцельно прожитые дни?

"Больной, блин, " — подумал Тим. Хотя вопрос тоже был больным, что и говорить. Очевидно, не дождавшись ответа, Дядя продолжал развивать свою мысль: