Всадники сидели на высоких, обтянутых овчиной седлах и использовали такие короткие стремена, что их бедра принимали горизонтальное положение.

– Смотрите же хорошенько, друг Эдмунд, – последовал совет ветерана. – Это и есть туркополы, кровные братья турок, с которыми мы вскоре столкнемся в бою. Взгляните, как легко они носят оружие и как быстры их лошади.

Припомнив проповеди брата Ордерикуса, Эдмунд нахмурился, наблюдая, как эти конники весело болтают между собой. При виде двух франков, возвышавшихся над толпой, один из туркополов выкрикнул обидное замечание, на которое сэр Тустэн ответил с такой быстротой и легкостью, что варвары вначале приняли рассерженный вид, а затем расхохотались.

Путь сэра Тустэна теперь пролегал через несколько шумных аллей, на которых венгры, копты и евреи в грязных шубах и желтых кафтанах протягивали руки к белым мантиям крестоносцев, предлагая различные товары – вышивки, резные вещи из слоновой кости и душистого сандалового дерева. Толпа торговцев становилась настолько плотной, что вскоре оба норманна были вынуждены обнажить мечи, чтобы обеспечить себе проход.

Особо досаждали гнусаво причитающие нищие, на удивление отвратительные слепцы, часто однорукие или одноногие.

Тустэн пояснил, что это следствие судебного приговора: отсечение конечностей служит здесь распространенным наказанием даже за мелкие преступления, но к ослеплению обычно приговаривают подозреваемых в предательстве, дезертирстве или шпионаже.

Одетые в живописные лохмотья попрошайки назойливо тянули к прохожим свои тощие руки; вонь от их покрытых язвами тел была почти невыносимой. Несколько раз норманны проходили мимо валявшихся без движения тел в забитых грязью канавах.

– Что с ними? – спросил англо-норманн. – Это какой-то трюк?

– Нет. Эти бедняги умерли от болезни или, что еще вероятнее, от голода. Они будут лежать, покуда завтра не появятся чистильщики улиц.

Вид группы полуголых, похожих на волчат детей, которые играючи выковыривали глаза мертвецу заостренными палками, показался Эдмунду таким тошнотворным, что он отошел в сторону и столкнулся с цепочкой косматых вьючных верблюдов, которых погоняли иссиня-черные нубийцы. Умудренные опытом пешеходы быстро отходили в сторону, опасаясь быть укушенными этими дурно пахнущими животными с печально известным неустойчивым нравом.

Подлинным удовольствием было вступить, наконец, в квартал Августеон, куда густой гомон рынков и базаров долетал лишь как легкий шелест. Вершины величественных кедров, сикомор с оголенными ветвями, -рожковых деревьев и багряника четко проступали над высокими белыми стенами строений, покачиваясь от холодного бриза с Мраморного моря. Вскоре ветер стал таким холодным и пронизывающим, что оба рыцаря плотно закутались в свои плащи.

Вилла влиятельного в политических кругах патриция графа Мориса Склера оказалась небольшим, лишенным пышности строением, но была исключительно удачно расположена на небольшом холме, с которого открывался вид на сапфировую голубизну Мраморного моря.

В море как раз выходила длинная быстроходная сторожевая галера, охранявшая побережье от сарацинских пиратов. Ее восемнадцатифутовые весла Ритмично подымали яркие брызги, когда она проплывала мимо причаленного императорского парусника. Было четко видно каждую деталь этой большой триремы, даже деревянного дракона на ее носу. Через него, пояснил сэр Тустэн, можно выпускать исключительно секретное вещество, известное как «греческий огонь» – зажигательную жидкость, которую нельзя потушить водой.

Сэр Тустэн постучал в небольшую калитку, проделанную в широких, утыканных гвоздями воротах. Калитка открылась, и в проеме появился остроскулый сторож с желтоватым лицом и косящими глазами.

– Половец, – пробормотал Тустэн и, перебросив плащ через плечо и поправив свой меч, вступил на-дорожку.

Графа Мориса Склера и его жену, армянку с глазами, напоминающими терновые ягоды, которая лет пятнадцать назад, вероятно, была исключительно хороша, они застали в небольшом, обнесенном стеной садике – супруги кормили хлебом голубей, которые топтались у их ног.

Знакомясь с виллой, Эдмунд не переставал восхищаться спокойной прелестью маленького дворика, в центре которого находился небольшой круглый водоем; на гладкой воде плавали теперь уже побитые морозом кувшинки.

Граф Морис, в левом бедре которого остался наконечник турецкой стрелы, поднялся с кресла с некоторым трудом. Поприветствовав гостей с изысканной вежливостью, он жестом дал понять слугам, что они могут внести стаканы с медом, приправленным лепестками роз или фиалок и смешанным с водой.

День был настолько прохладный для начала зимы, что византиец набросил отороченный мехом плащ на свою ярко-зеленую тунику, расшитую золотом. В остроконечной бородке графа Мориса просвечивала проседь, но его темные глаза на классическом греческом лице светились живо и молодо. Графиня, поднявшись вслед за мужем, улыбнулась посетителям и, сопровождаемая женщиной-прислужницей, медленно удалилась в глубину садика и исчезла.

Чуть прихрамывая, граф Морис сделал небольшой круг по садику, внимательно разглядывая каждый куст, хотя большинство из них уже сбросило листья.

– Аа-а, Морис, вы не изменились, – улыбнулся сэр Тустэн. – Вы, как всегда, подозрительны… и осторожны.

– Потому-то, дружище Тустэн, я все еще жив, в то время как немало других отправилось стучаться в ворота рая, – заметил византиец. – Итак, не получили ли вы какого-нибудь сообщения от вашего государя? По Священному дворцу ходят слухи о продвижении герцога Боэмунда.

– Нет еще, – отвечал старый воин. – Я начинаю опасаться, что его курьеры перехвачены. Вам ведь прекрасно известно, что император не очень-то жалует человека, который едва не лишил его трона одиннадцать лет назад.

Темная голова патриция склонилась в согласном кивке.

– Это вполне могло случиться. Но скажите мне, удобно ли вам живется у двоюродной сестры графини Сибиллы Евдокии?

– Удобно и приятно.

Одноглазый норманн усмехнулся, бросив косой взгляд на Эдмунда; тот покраснел и притворился, что наблюдает за полетом голубей, которые кружили над садом, создавая приятную музыку с помощью тонких серебряных трубочек, прикрепленных к их крыльям.

– Дело в том, что леди Сибилла жаждет внимания моего друга и выполняет его малейшее желание.

Граф Морис повернулся к своему высокому, рыжеволосому гостю.

– А как поживает ваша сестра, сэр Эдмунд? – вежливо поинтересовался он. – Надеюсь, леди Розамунда не находит нашу зиму слишком суровой?

– В Англии зимы еще холоднее, милорд. Другое дело, что нам непривычно в ваших роскошных жилищах. Возможно, скоро мы подыщем себе дом попроще. У венецианских торговцев, которые проживают в Пере, по другую сторону Золотого Рога.

– Вот как? Значит, вам не по душе дворец Бардас?

– Не то чтобы не по душе, – сказал Эдмунд, сразу вспомнив про стальную кольчугу под своей туникой. – Вот только куда бы мы с сестрой ни пошли, везде за нами следят. Даже сейчас, я уверен, какой-нибудь шпион торчит у ваших ворот.

Византиец поджал губы. Потом заметил:

– В Константинополе все привыкли к слежке, осуществляемой круглые сутки. В вашем же случае без слежки никак не обойтись, поскольку все из партии Алексея Комнина знают, что вы вассал герцога Боэмунда Могучего.

– Что? Откуда это стало известно? Мы с сэром Тустэном заявили, что мы – свободные рыцари, ищущие того, кто стал бы нам платить за службу.

Веселый смех сорвался с уст тучного человека в зеленом, отороченном мехом плаще.

– Дюжина доносчиков переговорила с владельцем вашего судна и его командой еще до того, как оно причалило. Они узнали о вас все. Или почти все. В самом деле, сэр Эдмунд, не можете же вы предполагать, что византийский двор не знает, зачем вы здесь, и не знает, что вы гостите у принцессы Евдокии вместе со знаменитой, – он улыбнулся, – графиней Сибиллой?

Белая мантия крестоносца, в которую был облачен Эдмунд, вспыхнула на солнце, алый крест на ней запламенел, когда он поднялся на ноги, свирепо сверкая глазами.