— Твои родители были поварами?

— Можно сказать и так. Они заработали много денег и решили, что мне и моему брату следует найти себе место при дворе. Я изучал риторику, искусство лести, геральдику, этикет и все эти штучки, к которым прибегают знатные, ленивые и невероятно скучные богачи. Я также брал уроки музыки и оказался очень способным молодым человеком.

— Ну…

— Ладно, смейся, если хочешь. Я допускаю, что мои необычные композиции редко ценили по достоинству, но в исполнении музыкальных произведений других авторов я превзошел многих. Даже то, что писала императрица — о, этим нотам лучше бы сразу отправиться в мусорную корзину! — звучало гораздо лучше, когда я играл это. Мужчины могли льстить ей, но именно я умел сделать ее сочинения мелодичнее, чем они были на самом деле. Так я получил повышение. Понимаешь, все как в моей семье: из ничего делаешь конфетку.

— Уоллес, мысль о тебе как о великом музыканте сарголанской империи никогда не перестает меня удивлять. О, выглядит многообещающе — «Дыхание Дракона».

Они вошли в маленькую, переполненную таверну, чьей посетителями являлись, в основном, пехотинцы, гвардейцы и уланы из казарм гарнизона неподалеку. Эндри купил две пинты местного эля и встал с Уоллесом у окна, наблюдая за движением экипажей на ночной улице.

— Уоллес, ты когда-нибудь замечал, что те, кто больше всего ненавидит несчастных, но талантливых людей, или находятся с ними на одном социальном уровне, или немного выше их?

— Неприятности с рекконами? — спросил Уоллес.

— Да, много, и все во время еды. Я точно не знаю, что случилось, но рекконы стали жаловаться на мои слишком хорошие манеры. Тогда подошел маршал и стал кричать на меня, называя животным, потом рекруты перестали говорить обо мне. Они даже друг с другом больше не общались. Я что, действительно переступаю какую-то черту?

— Отчасти да. Ты бы мог легко найти общий язык с теми рекконами, если бы захотел. Нет никого проще тебя, но ты пытаешься усвоить манеры и вежливые выражения, которые тебе не свойственны. Чего ты на самом деле хочешь, Эндри?

— Чего я хочу? Сейчас я хочу шумную таверну, полный кошелек и хороший ребек.

— Все это у тебя есть. Здесь много солдат, в наших карманах звенят монеты, а в твоей сумке — ребек.

— А, правда. Проблема в том, что когда я надел тот плащ, я хотел стать офицером.

— Ого! Тогда для начала тебе придется стать благородным.

— Я бы мог продвинуться по службе.

— Это невозможно. Тебе необходимо познакомиться с принцессой, чтобы достичь желаемого, но прежде нужно стать благородным.

— Принцесса слышала, как маршал кричал на меня. Она уже знает обо мне.

— Поверь мне, Эндри, это разные вещи.

— Их разговор прервал полный мужчина с пинтой в одной руке и, кажется, с деревянной флейтой, прикрепленной к коровьему рогу, в другой. Он опасно раскачивался из стороны в сторону, стоя перед Эндри и Уоллесом.

— Купишь музыкальный инструмент, на котором играли при дворе императора в Палионе? — спросил он.

— Да это ж обычная волынка, господин, — ответил Уоллес. — Самая обычная волынка.

— Это семейная реликвия. Моя мать-старушка когда-то играла на ней.

— Это инструмент не для женщин, — сказал Уоллес. — Ты взял его у кого-то, кто украл его, и если кто-нибудь купит, ты пропьешь деньги.

— Дай сюда, — вмешался Эндри, протягивая руку.

На одном конце была двойная дудочка, и Эндри проверил ее, поскольку умел обращаться с подобным инструментом. Он взял дудочку в рот и сыграл «Джигу всадников». Некоторые из посетителей захлопали. Эндри поклонился.

— Я беру ее, — сказал Эндри. — Если, конечно, цена разумная.

Немного поторговавшись, Эндри снизил цену до той, которую считал подходящей.

— Зачем тебе волынка? — спросил Уоллес, когда Эндри отсчитал деньги за украденный инструмент. — У тебя есть флейта и ребек — и ты продолжаешь брать мою лиру и поешь свои пьяные песни.

— У нее сильный, громкий звук, это хорошо для танцев. Кроме того, я пел любовную песню прошлой ночью. Благородные поют любовные песни.

— «Пять пинт перед тем, как она переспала с ним» вряд ли можно назвать любовной песней. Но ты поддержал теневой рынок, купив эту волынку.

Эндри отсчитал стоимость волынки.

— Вот, парень. Уоллес, даже преступникам нравится хорошая песня. Э-э, да я ведь знаю одного хладнокровного убийцу, который играет…

— Ладно-ладно, хватит, достаточно, ты меня убедил, ты победил.

— Как зовут тебя, парень? — спросил Эндри, когда хозяин волынки во второй раз пересчитал пригоршню медных и серебряных монет.

— Трансером кличут.

— Странное имя, — сказал Уоллес. — Не встречал такого в Геральдических Списках 2-А.

— Меня так кличут среди торговцев, толстяк.

— Следи за языком! — воскликнул Уоллес, испытывающий чувство гордости от того, что в последнее время похудел, хотя это произошло и не по его желанию.

— Я передаю вещи от людей, у которых они есть, людям, которые хотят, чтобы они у них были.

— Кажется, ты не платишь налоги, — сказал Уоллес.

— Ха-ха-ха, сир, вот и весь мой ответ. Я помогаю в разных ситуациях. Люди помогают мне, а я помогаю им. Мы все люди, которым нужна помощь, и мы помогаем друг другу. Сборщики налогов не помогают никому.

Эндри бросил на стол монету.

— Давай, Уоллес, купи нам выпить, пока я тут побуду, — начал он, и вдруг почему-то ему вспомнились два слова Веландер, пробудившие какие-то давно забытые воспоминания. «Помоги мне». Эндри пришло в голову, что он давно не брал в рот спиртного. Нет, не из-за одержимости Веландер этой темой. Но если можно было что-то сделать с ее нынешним состоянием, то несомненно удалось бы сохранить жизни многих пьяниц — набрался бы целый батальон, большой, хоть и недееспособный.

— Эй, я передумал, мне простой воды, — сказал Эндри, пока Уоллес еще не ушел.

Эндри стал наигрывать песню «Ива у воды». Трансер вскочил и, шатаясь, пошел отплясывать джигу. Остальные посетители присоединились к нему, хлопая в ладоши или стуча ногами. Эндри решил, что он счастлив, даже если владельцу таверны все это и не нравилось.

Кловессерская Академия Прикладных Магических Искусств в действительности представляла собой старую гостиницу, в стенах которой находились лекционный зал и библиотека. Академия вмещала около пяти дюжин студентов, пять магов-наставников и надзирателя. В отличие от больших академий, где каждому предоставлялось место в общежитии, преподаватели и студенты Кловессера были рассредоточены в разных местах. Это означало, что на ночь в академии не оставалось никого.

Забраться внутрь было проще простого. Вильбар украл несколько ключей и сделал с них оттиски на воске, а Риеллен изготовила дубликаты. Решили проникнуть именно таким образом, дабы не потревожить защитных заклинаний против воров, поставленных надзирателем.

— На крыше нет защитных заклинаний, старейшина, вскарабкаться туда — вот это проблема, — объясняла Риеллен, пока они ждали в узком переулке, которым заканчивалась улица, тянущаяся от здания академии.

— На крыше? — спросила Терикель.

— Там, где мы установили свою кладку, — сказал Вильбар.

— Я знаю, где расположены заклинания, а на крыше мы бывали уже сотни раз, — добавил Мэбен. — Дело в том, что когда мы делаем это… ну… это как-то необдуманно. Нужно обсудить все очень, очень тщательно.

— А на крыше есть веревка? — поинтересовалась Веландер.

— Да, на самом деле даже двойная, — ответил Вильбар. — Мы прячем веревки, балки и все, что связано с нашей кладкой, в водосточном желобе на крыше.

— Подождите, — произнесла Веландер.

Перейдя на другую сторону улицы, она залезла прямо по кирпичной стене академии, цепляясь когтями. Через минуту оттуда упала веревка. Терикель схватилась за нее и исчезла в вышине. Едва старейшина смогла перевести дыхание, Веландер снова спустилась на улицу. Она вновь присоединилась к трем студентам.

— Старейшина на крыше, — сказала Веландер. — Давайте и вы туда.