Уоллес побледнел и пристально посмотрел на Эндри: ведь он помнил, как его спутник не дышал, и его сердце не билось там, под пирсом. Эллизен тоже не отводила глаз, потом взглянула на стол, хлопнула в ладоши, постучала по столу и кивнула головой самой себе. Уоллес решил сменить тему.

— У тебя нет моей лиры, а? — спросил он Эндри. Эндри вынул инструмент из мешка и передал его Уоллесу, который стал что-то наигрывать.

— Она не настроена! — воскликнул он.

— Удача благоволит мне, — ответил Эндри.

— Да не слишком.

— Удача покинула меня.

— Чем сейчас займемся? — спросил Уоллес, выдвинув колок и натягивая струну.

— Можешь еще выпить, — сказал Эндри, ущипнув себя за запястье, желая удостовериться, что чувствует боль.

— А ты?

— Как-то не хочется после того, как чуть было не выпил половину бухты.

— Идем обратно к мадам Джилли? — обратился Уоллес к Эллизен.

— Мы уже были у мадам Джилли, никуда идти не надо, — заявила Эллизен. — Мы останемся здесь до рассвета, потом ты и Эндри покинете город.

— А где мы будем спать? — попытался протестовать Уоллес, взглянув на Розелль, которая возвращалась с четырьмя пивными кружками.

— Сегодня мы не будем спать, — сказала Эллизен таким тоном, что, казалось, ее возмущал сам факт существования Уоллеса. — Городские ворота закрываются за полчаса до восхода солнца. Если, конечно, тебе не хочется ползти по стенам.

— Ну вообще-то есть много других способов скоротать ночные часы, — возразил Уоллес, когда Розелль села напротив него.

Он дотронулся до нее под столом и стал гладить рукой ее бедро. Но он случайно перепутал ее с Эллизен. Она схватила Уоллеса за мизинец и резко согнула. Раздался щелчок, и Уоллес вскрикнул от боли.

— Ну, кто сыграет? — спросил ошеломленный Эндри, поспешно доставая свой ребек.

— Чего мне действительно хочется, так это выпить, — пробормотал Уоллес, вставая и гладя свой сломанный палец.

— А мне хочется танцевать! — воскликнула уже порядком пьяная Розелль, подпрыгивая и хватая Уоллеса за руку.

Эндри сыграл несколько танцевальных мелодий, Уоллес и Розелль танцевали перед очагом. Официантки и пара посетителей присоединились к ним. Владелец «Капризного Странника» стоял неподалеку и одобрительно посматривал на них. Он ценил репутацию своей таверны как места, где каждый мог найти развлечение по вкусу в любое время, а также качественное пиво по умеренным ценам. Еще более важным являлось то, что музыканты здесь играли бесплатно.

Во время первого перерыва Уоллес подошел к столу, стараясь не сталкиваться с Эллизен, сел подле Эндри, тяжело дыша. Он выпил кружку пива, стоявшую перед ним, и потер сломанный палец. Эндри пошарил в сумке в поисках какого-либо обрывка одежды и перевязал Уоллесу руку, примотав мизинец к безымянному пальцу.

— Знаешь, Эндри, все эти танцы — на редкость хорошая возможность обратить на себя внимание, — сказал Уоллес весело.

— Да? — спросил Эндри.

— Конечно, я и не ожидал, что ты это знаешь, ты же моряк. Чистый, прохладный, бодрящий воздух сельской местности, лучи солнца на твоем лице, сон на теплых, ароматных стогах сена, честные, доброжелательные крестьяне и осознание полной независимости от других людей, кроме себя самого.

— А да, правда, — согласился Эндри. — На корабле воздух грязный под палубой и холодный снаружи. Команда должна работать вместе или умереть, а капитаны не очень-то добры.

Уоллес глубоко вдохнул и запел:

Эндри узнал мелодию марша, которую слышал в свою первую ночь в Палионе. Он взял свой ребек и стал играть в одиночестве.

Остаток ночи продолжалось веселье, хотя и в рамках приличия. Эндри и Уоллес играли на лире и ребеке, а остальные посетители «Капризного Странника» танцевали и пели. Где-то в полночь вошли двое стражников и сообщили, что следят за порядком, затем сели и заказали по пиву. Вскоре они уже танцевали с Эллизен и официанткой под музыку Эндри. К тому времени Уоллеса и Розелль нигде не было видно.

Солнце уже почти встало, когда Эндри вышел из «Капризного Странника» и направился к городским воротам. Эллизен несла Уоллеса на плече, а рукой поддерживала Розелль за шкирку и пыталась заставить ее идти прямо. Двое стражников следовали за ними, решив составить компанию. Эндри нес обе сумки, запечатанный кувшин вина и ребек. Стражник пониже нес бурдюк, который Эндри получил в качестве подарка от владельцев таверны, а его огромного роста напарник рассказывал Эллизен, какое это чудесное совпадение, что они оба служат стражниками и работают в ночной смене, и не хотелось бы ей позавтракать?

— Уоллес и Розелль взяли что-нибудь в дорогу? — спросил Эндри, когда все остановились недалеко от городских ворот.

— Каждому по одеялу, немного хлеба и копченую колбасу. Еще флягу с водой, — ответила Эллизен. — Я была как-то раз в ополчении, выдавая себя за мужчину. Я знаю, что может понадобиться в пути.

— Молодец, парень, — сказал высокий стражник, давая Эндри серебряную монету. — Мы отлично повеселились ночью под твою музыку.

Своим поступком он скорее хотел произвести впечатление на Эллизен, нежели поблагодарить Эндри, и желаемый эффект был достигнут. Эллизен свалила Уоллеса на землю, отпустила Розелль, затем сжала руку стражника и прошептала, что он поступил великодушно. Эндри распечатал кувшин, глотнул пару раз и пролил часть на тунику. Остальное вылил на голову Уоллесу, заставив его сесть. Тот забормотал какие-то ругательства.

— Под твоими ногами, странник, все прелести начала пути, — засмеялся Эндри.

— Эндри, это для тебя, — сказала Эллизен, вынимая деревянный гребень черного цвета, на котором было вырезано демоническое лицо с длинными зубами. Она посмотрела в сторону, затем подбросила что-то ногой и кинула Уоллесу:

— А это тебе, Уоллес. Иди, Эндри, и пусть Удача сопутствует тебе.

К этому времени стражник пониже исчез вместе с Розелль, которая вдруг почувствовала себя плохо. Эндри потребовалось некоторое время, чтобы поставить Уоллеса на ноги и разобраться со своей сумкой. Эллизен начала достаточно серьезный разговор с высоким стражником о наручниках и прочих подобных устройствах. Эндри взвалил сумку на плечо и поднял бурдюк из «Капризного Странника».

— Теперь ведите себя так, как будто вы пьяны, поскольку мы приближаемся к воротам, — велел Эндри, когда они двинулись в путь.

— Чего это ты… иии… имееешь в виду, говоря «вести себя»? — спросил Уоллес.

Они шли, пошатываясь, к городским воротам, и свободными от поклажи руками поддерживали друг друга. Движение сквозь ворота было небольшое, что не радовало. Стражникам нечем было заняться, и от скуки они могли более тщательно проверять проходящих путников.

Один из стражников преградил им путь. Эндри и Уоллес заранее договорились бормотать что-нибудь нечленораздельное. Пошарив в сумке, Уоллес достал пару медных монет для взятки, но стражник покачал головой.

— Мне нужны документы на проход для вас обоих, — твердо заявил он.

Эндри ожидал, что потребуются документы для входа в город, но не для выхода. В Альберине все только радовались, когда люди вроде него и Уоллеса покидали город.

— Нееету документов в рукее, поищу в сумеее, — пробормотал Эндри, надеясь, что пронесет.

— Я попрошу вас вывернуть сумки, или останетесь здесь, — начал стражник. Тогда между ними встал ночной стражник, который был выше.

— Нежелательно, их выгнал магистрат гавани, — вступился он.

— Выгнал, говоришь? — спросил стражник.

— Мне приказали довести их до ворот и удостовериться, что они покинут город в течение часа с момента восхода солнца. Если кто-то попытается удерживать их, я должен записать его имя и сообщить магистрату.

— Ах да, спасибо за предупреждение! — воскликнул стражник, который тут же отступил в сторону и указал на ворота: