В свои пятьдесят, принимая бриллиантовый браслет от любовника, пришедшего поздравить ее с двадцатилетием и годившегося ей в сыновья, и поднимая тост за здоровье родителей, она вдруг отчетливо поняла, что мама с папой, вероятно, уже не дожили до этого дня.

Столетний юбилей, который она с размахом отметила в мексиканском отделении Клуба, был омрачен сознанием того, что никого из ее родных уже не осталось в живых. Но она не прекращала попыток разыскать хотя бы их потомков и вновь брала имя Эсперанцы, впуская с сердце надежду… Однако южное солнце было по-прежнему немилосердно к ее коже, а поиски все так же безрезультатны.

В день своего отъезда из Мехико в Лондон, который она любила за дожди и туманы, Эсперанца решила больше не тешить себя иллюзиями. Она одна на всем свете. Так было уже восемьдесят лет, и так будет впредь.

Уже было заказано такси и до отъезда оставалось меньше часа, когда она выбежала из отеля, чтобы прикупить сувениров своим новым английским друзьям. Когда она перебирала сомбреро и ацтекские маски, на нее буквально набросился энергичный толстячок с громким голосом в белом костюме.

– Нет-нет-нет, – не слушая его, отбивалась она, – мне не нужны знакомства.

– Я предлагаю вам работу в кино!

– Что? – Она рассмеялась. – Простите, у меня нет времени. Скоро самолет.

– Как? – огорченно воскликнул он. – Вы уезжаете? Уезжаете прочь от своей славы? Я уже вижу ваши фотографии на обложках всех журналов!

Она хотела высмеять его за вранье, но тут к нему подскочила проходившая женщина и, хватая его за руки, затрещала:

– Вы ведь сеньор Касадос? Тот самый, который снимает «Я умру без тебя»? Ах, вы должны непременно рассказать мне, чем закончится этот фильм! Скажите же мне, выйдет ли Мария Лусия замуж за Хуана Антонио?

Отделавшись от бойкой зрительницы автографом на открытке, Касадос вновь подскочил к Эсперанце, расплачивающейся за сувениры.

– Так что, попробуете, прекрасная незнакомка?

– Увы. – И она привела последний веский аргумент: – Я не могу сниматься днем, у меня редкая аллергия на солнечные лучи.

– И это все? – Толстячок так и подпрыгнул. – У вас нет ревнивого мужа, который мечтает запереть вас дома? Пятерых детей, которые требуют вашего неотрывного присутствия? За вами не гонится Интерпол? Вы не готовитесь к полету на Луну?

Поддавшись его заразительному веселью, она с улыбкой покачала головой.

Касадос с облегчением рассмеялся и пояснил:

– Мы снимаем только в павильонах. Все помещения закрытые, так что солнца можете не бояться.

Касадос умел убеждать, Эсперанце вдруг захотелось попробовать себя в кино. Кроме того, это был хороший повод задержаться в родной стране.

На роль героини нового сериала «Солнце страсти» ее утвердили на следующий же день. Эсперанца, загоревшись новой идеей, подписала контракт, вписав в него свое «домашнее» имя – Анхелика Риверра. Она рассчитывала, что, если картина окажется популярной, ее имя будет на слуху и, возможно, объявится кто-то из родственников. Впоследствии она не раз подчеркивала в интервью, что ее назвали в честь прабабки, и даже охотно сообщала некоторые подробности из жизни семьи в надежде, что кто-то из родственников ее услышит, но все было тщетно.

Сериал стал настоящим событием, сделав звездами всю актерскую команду. По мере роста популярности у Анхелики с каждым днем объявлялись одноклассники, которых у нее, прошедшей домашнее обучение с матерью и гувернерами, и быть не могло, то и дело возникали мужчины, провозглашавшие себя ее первой любовью, и женщины, называвшиеся лучшими подругами. Многие объявляли себя ее родственниками, но эти заявления оказывались ложью.

Пять лет она провела под блеском софитов, а потом, окончательно устав от напряженного графика съемок, романов с легкомысленными актерами и внимания репортеров, она покинула Мексику на взлете своей карьеры.

В Париже она взяла себе имя, которое приносило ей успех и любовь. Так ее называл композитор, посвятивший ей симфонии, которые теперь стали классикой. Так ее звал художник, чьи картины сейчас уходили с аукционов за миллионы долларов. Под этим именем ее знал политик, имя которого ныне вписано во все учебники истории. Вероника всегда была музой, она любила раскрывать таланты в никому не известных и вечно сомневающихся в себе творческих людях. Ее предназначением было вдохновлять на подвиги и успех, выводить на олимп нового гения – и вскоре исчезать, чтобы уступить место новой музе. Ведь творцы, будь они музыканты, художники или писатели, так непостоянны.

На французский манер она теперь звалась Вероник. Приехав в Париж, она зажгла звезду одного молодого актера, прозябавшего на вторых ролях в сериалах. А всего-то и надо было дать парню серьезную драматическую роль! Однажды случайно забежала в заштатный ночной клуб, прячась от дождя, и нашла там рок-музыканта, имя которого с ее помощью уже через полгода гремело по всей Европе.

А потом ей неожиданно позвонил Эмиль, один из старейшин, и сказал, что ее кандидатуру рассматривают на освободившееся место старейшины. Почему бы нет, подумала она. И уже скоро въезжала в особняк в центре Парижа, и скучный дворецкий вносил в дом ее многочисленные чемоданы от Луи Виттона…

Узнав о том, что у Александра объявилась родная внучка, Вероник порадовалась за старого друга. Она понимала, как много для него значит семья. А еще в ее сердце зажглась надежда – если это чудо произошло в судьбе Александра, быть может, и она когда-то найдет своих правнуков? А пока, услышав, что Жанна собирается посетить Париж, она пригласила ее пожить в своем доме. Ведь так легко представить, что эта девочка могла бы быть ее внучкой…

Гламур не роскошь, а средство преображения. Если перед своей дебютной вампирской вечеринкой в Москве я колебалась в выборе наряда, то на этот раз сомнений не возникло. Какими бы ни были парижские вампиры, я предстану перед ними настоящей королевой. Шелковое алое платье от Диора мы выбирали еще с Глебом в тот день большого шопинга, когда слонялись по крупному торговому центру в надежде спровоцировать убийцу на нападение и поймать с поличным. Убийцу не поймали, зато шопинг удался на славу. Платье цвета крови Глеб оценил как самую удачную покупку того дня, а я пообещала ему, что надену его на следующую вампирскую вечеринку, которую он будет вести. Через несколько дней Глеба не стало, и платье провисело в заключении в шкафу почти месяц – я на него без слез взглянуть не могла. Сейчас самое время проститься с прошлым и открыть новую страницу жизни блистательным выходом в парижский свет. Надеюсь, там будет Андрей… Или какой-нибудь другой неотразимый вампир. Потому что к такому платью обязаны прилагаться восхищенные мужские взгляды.

Когда я показала платье Вероник, та ахнула:

– Ты собираешься надеть его?

– А что? – Я нахмурилась, услышав в ее голосе сомнение. – С ним что-то не так?

– Да нет. – В глазах Вероник промелькнуло странное выражение. – Все так. А ну-ка надень!

Она помогла мне справиться с застежкой и восторженно воскликнула:

– Фантастика! Ты убьешь всех наповал!

– Лучше пусть живут, – пробормотала я, расправляя алый шелк на бедрах и глядя на свое отражение.

Из зеркала на меня смотрела традиционная киношная вампирша: карие до черноты глаза на белой, как фарфор, коже, легкий румянец на щеках – результат недавнего перекуса, темные волосы мягкими волнами до пояса, красное вечернее платье. Не хватает только броской помады и яркого маникюра в тон наряду.