…Обычно сдержанный, несколько замкнутый Вильгельм III старался не показать гостю своего пре­восходства и даже некоторой снисходительности. «Эта далекая загадочная Московия, где царь спит на медвежьей шкуре рядом со слугой. Однако у него есть войско, и, кажется, он уже одержал кое-какие победы над турками…»

—    Как нравится вам Англия? — был один из пер­вых вопросов к русскому царю.

—    Ваше величество, трудно передать впечатления от всего виденного. Многое для меня пользительно. Но наиболее я восхищен вашими умельцами кора­бельными.

—    Да, это, пожалуй, наши самые сведущие люди в этом важном для Англии деле. Вы, я знаю, тоже влюблены в море и собираетесь завести свой флот?

—    Имею такую охоту.

—    Позвольте дать добрый совет. Для флота нужен порт, а лучше, чем на Балтийском море, места для Московии не выбрать.

Вильгельм начинал понемногу проникаться сим­патией к царю Московии, но это пожелание он высказал из чисто меркантильных соображений. Швеции надо связать руки на Балтике, чтобы она, не дай Бог, не примкнула к Франции.

Слушая короля, Петр усмехался: «Он в самом деле провидец, мысли мои читает».

— Ваше величество, я очень рад, что наши мысли совпадают. Но нынче для того времена не подоспе­ли…

Также не знали ни Уксеншерн, ни Стенбок, что, когда шведы уже высаживались в Дании, Вильгельм послал приказ адмиралу Руку не трогать датчан и не содействовать высадке десанта шведских войск. Но, увы, адмирал получил этот приказ слишком поздно…

Откашлявшись, Стенбок продолжал воздавать хвалу королю:

— Слава Провидению и Господу Богу, что свер­шилось чудо, что королевские войска растерзали рус­ского медведя под Нарвой.

Несколько утомившись, Уксеншерн выпрямил спину, продолжая размышлять. Пора начинать разго­вор о главном, о чем накануне они договорились со Стенбоком и вскользь намекнули об этом Гедвиге-Элеоноре. Дело касалось ее внука.

Отъезжая на войну, король обязал Гедвигу вместе с принцессой Ульрикой присутствовать на всех засе­даниях Государственного совета.

Сейчас маленькая принцесса, скучая, позевывая, думала только о том, как бы поскорее закончили свои монотонные тирады эти важные люди в пышных, на­пудренных париках.

Ульрика, чтобы не обижать брата, не показывала виду, но ей всегда претило высиживать часами среди напыщенных королевских советников, об этом она от­кровенно сообщала в письмах любимому брату Карлу, но тот сердился и строго внушал ей не пропускать ни одного заседания.

Услышав слова Стенбока о русском медведе, она ткнула туфелькой лежавшую на полу медвежью шку­ру и грустно улыбнулась.

Казалось, совсем недавно она забавлялась с бра­том, в шутку пряталась от него со старшей сестрой Со­фией, а теперь коротает время одна. Брат, король, вы­дал сестру замуж за герцога Голштейна3 , и та очень довольна выбором брата. Но Ульрике от этого не лег­че. А братец теперь стал вдруг знаменитым и, кажет­ся, на самом деле увлекся войной и упивается своей славой…

В голосе Стенбока Ульрика уловила новые, досад­ные интонации. Граф высказывался о дальнейших планах брата. Оказывается, король це собирается воз­вращаться домой, а задумал еще раз поколотить царя а главное, заодно и саксонского курфюрста Августа. Стенбок вдруг заговорил о непомерных расходах на войну, непосильных для королевской казны.

— Граф Пипер сообщает, что его величество наст­роен решительно, чтобы не только поставить на коле­ни Петра, но и расправиться с Августом. Такие об­ширные действия не под силу нашей казне. Надобно убедить его величество искать выгодный мир с Авгус­том, а потом только разделаться с русскими. — Отду­ваясь, вытирая платком вспотевшее лицо, Стенбок наконец замолчал и опустился в кресло.

Следом поднялся Бенгст Уксеншерн. Его, пожа­луй, больше других присутствующих волновало бу­дущее.

— Швеция уже влезла в долги, — сетовал он, — в случае войны и против короля Августа, и царя Пет­ра страна не выдержит и попадет в безвыходное поло­жение. Для управления королевством надобно под­держивать крепкую власть, особенно во время войны, а чиновники, опора государства, бедствуют на нищен­ской зарплате. Страдают земледельцы, сокращается торговля с Польшей и Курляндией. Из провинции в Государственный совет то и дело поступают жалобы на тяжелое положение в уездах. — Уксеншерн выска­зался за специальное обращение к королю.

Постепенно трезвели головы советников от недав­него радужного похмелья, от первого успеха в стыч­ке с русской армией. В Стокгольме уже поговарива­ли, что королевские полки не добились полного раз­грома русского войска, а благоразумно уклонились от дальнейшей схватки и отошли на зимние кварти­ры в Эстляндию. Слушая Уксеншерна, не оставалась равнодушной и Гедвига. Она пожаловалась, что не раз просила в письмах Пиперу посоветовать брату не ввязываться в войну с Августом, а заключить с ним добрый мир.

— Но граф мне отвечает каждый раз, что переубе­дить короля невозможно, — грустно поведала Гедви­га.

В конце концов Государственный совет отправил королю послание, в котором предостерегал его от оп­рометчивых планов.

«Если продолжить войну как против царя, таки против короля Августа, то ваше величество до та­кой степени погрузится в долги, что в конце концов невозможно будет добывать деньги для продолжения войны и для управления государством. Мы говорим также от имени бедных чиновников, которые за свою большую работу получают лишь очень малую плату или вовсе ничего не получают и изнуряются со своими женами и детьми, за многих бедняков, кото­рых поддерживает государство. Из чувства поддан­нической верности и из сострадания к обедневшему народу мы просим ваше величество освободить себя по крайней мере хоть от одного из двух врагов, лучше всего от польского короля, после чего бы Швеция мог­ла снова пользоваться доходами от пошлин в Риге».

Рассудительные члены Государственного совета ставили свои подписи под посланием и надеялись, что молодой король не будет опрометчив в своих замыс­лах. Почти все железо и медь идет на нужды войск и флота, заводчики пока терпеливо ожидают выпла­ты долга от державы, а казна пуста.

Другое дело, если Швеция навсегда закрепится на берегах Восточной Балтики. Король будет диктовать всей Европе условия торгового мореплавания на Бал­тийском море, и Швеция обогатится.

В отличие от сановников Государственного совета, флагманы и адмиралы королевской Адмиралтейств-коллегий были настроены благодушно ивесьма опти­мистично. Король не бросил ни одного упрека в их ад­рес за все время военных действий.

Без единой задоринки шведский флот погрузил на корабли и купеческие суда двадцать тысяч войск, пе­ревез их благополучно через проливы Зунда к берегам Зеландии и высадил в бухте Гумбилека, в семи милях от Копенгагена. Еще с весны шведские адмиралы ос­нащали корабли королевского флота к предстоящим схваткам с датчанами. Как-никак, а морские силы ко­ролевских флотов Дании и Швеции были примерно равными. Перегруженные же войсками шведские эс­кадры могли потерпеть поражение от датчан, и тогда вся операция пошла бы насмарку. Но, слава Богу, ко­ролевские дипломаты заключили с Вильгельмом сек­ретное соглашение о помощи Швеции в этом деле. Эс­кадрам англичан и голландцев, адмиралам Руку и фон Алемонде английский король4 приказал соеди­ниться со шведским флотом и «поддержать мир» в проливах. Датчанам отводилась роль посторонних «зрителей» в этом спектакле. Превосходство на море предрешило успех и на берегу. Карл XII верно выбрал направление удара. Войска датчан во главе с королем Фредериком IV нерешительно копошились далеко на юге у границ Голштинии. Беспрепятственно осадив Копенгаген, под угрозой полного разгрома его величе­ство заставил капитулировать датчан.

Вспоминая чисто морские эпизоды минувшей кам­пании, шведские флагманы удовлетворенно посмеи­вались:

— Отныне Балтийское море становится нашей вотчиной. — Адмиралы не скрывали своего довольст­ва. — Мы будем править на морских дорогах, и Балти­ка будет нашим more castrum5 .