— Что же вы сделали с «Хризантемой» и ее командой?

— Мы лично ничего не делали. Мы только от­буксировали ее в Н-ск,— сказал Баулин.— Шкипера судили там за шпионаж. А «Хризан­тему» конфисковали. Документов ведь на ней никаких не было. А если б и были — какой вла­делец признается, что это он посылал шхуну со шпионским заданием?

Капитан 3 ранга помолчал.

— Документов не оказалось, владелец не при­знался, а кто хозяин — яснее ясного: дельфины к нам шары-разведчики не засылают... Да, я за­был сказать, до того, как мы ее задержали, «Хри­зантема» успела-таки выпустить два шарика. Их подбили наши истребители над районом... Сло­вом, они летели к району, фотографии которого мы вовсе не намерены дарить кому-нибудь на па­мять.

— Завтра прибывает «Мичурин»,— сказал мне капитан 3 ранга в один из первых дней де­кабря.— Механик и рабочие к нам приезжают, в судоремонтную мастерскую. Теперь сами будем сторожевики ремонтировать.

«Мичурин» был последним грузо-пассажирским пароходом в текущую навигацию: на Курилах наступала пора зимних штормов и ураганов. Подошло к концу и мое пребывание на острове Н.

Сказать, что мне жаль было покидать людей, с которыми свела здесь судьба, значило бы почти ничего не сказать. И с капитаном 3 ранга Баулиным, и с боцманом Семеном Дорониным, и с Иг­натом Атласовым, как и со многими другими по­граничниками базы, меня связывало уже не про­сто случайное, кратковременное знакомство. Они стали мне добрыми, верными друзьями.

И, конечно, грустнее, чем с кем-либо, было рас­ставаться с Баулиным и Маринкой.

«Мичурин» известил о своем приходе по радио, и задолго до того, как он показался на горизонте, почти все население острова поднялось на высо­кий мыс, с нетерпением глядя в море: пароход вез не только долгожданную почту, а и новых жителей, новых соратников по труду.

На этот раз с острова на материк уезжал один я, и следовало поторапливаться со сборами: по­пусту стоять на внешнем рейде капитан «Мичу­рина» не станет.

Помогая укладывать чемодан, Маринка на­ставляла меня в путь-дорогу:

— Если тебя начнет укачивать — поднимайся из кубрика на палубу. Папа всем так советует. Не забудь попросить у штурмана бинокль, я тебе буду махать платочком. Вот этим,— вынула она из кармашка голубой платок.

Много милых, добрых советов дала мне Марин­ка и напоследок потребовала, чтобы я обязатель­но разыскал на Большой земле дядю Алешу и напомнил ему про обещание часто-часто писать ей письма.

— Я тоже буду тебе писать,— сказал я.

— Когда уезжают, все так говорят,— вздохнув, совсем по-взрослому ска­зала Маринка.

Как тут не смутиться...

— Я обязательно буду пи­сать,— повторил я.

Пришел Баулин.

— Неужто не слышали, как «Мичурин» гудел? — спросил он с порога.— Впрочем, све­жак сегодня норд-остовый, могли и не слышать.

Я заторопился, начал запи­рать чемодан.

— Отставить! — шутливо при­казал Баулин.— Не опоздаете. Успеем еще и чайком побало­ваться.

Оказалось, что «Мичурин» привез пограничникам «крыла­того помощника», как выразил­ся Баулин,— вертолет. Сейчас вертолет перегру­жали на внешнем рейде на один из сторожевиков.

— Пляши, дочка, тебе письмо! — улыбаясь, Баулин достал из кармана конверт.

— От дяди Алеши? — запрыгала Маринка.

— От него от самого.

Маринка принялась читать письмо.

— Дядя Алеша и сказку прислал! — восклик­нула она радостно.—Хотите, я прочитаю вам вслух?

— Хотим!

— «Про реку Ангару, про Падун-порог, про чайку и моряка-пограничника»,— медленно, с выражением прочитала Маринка заглавие. И так­же с выражением продолжала:

— «Жил-был на свете моряк-пограничник, по прозванию Алексей. Служил он на далеком острове и плавал в Тихом океане на красавце — сторожевом корабле «Вихрь».

Год служит Алексей, два служит, чет­вертый к концу подходит. Пришел срок ехать домой.

Распрощался Алексей с «Вихрем», поплыл на большом корабле на Большую землю. Приплыл, а дальше поехал поездом. Глядит из вагона и не насмотрится: до чего же хороша советская земля, до чего же она красивая! За окошком то поле, то лес дремучий, то села, то города с высокими до­мами, с заводами и фабриками. На каждой стан­ции поезд встречают девушки и парни, как увидят Алексея-пограничника, к себе зовут: «Оставайся у нас, работать вместе с нами будешь, песни петь».— «Не могу остаться! — отвечает Алексей.— Я еду на Смоленщину, ребят хочу в школе учить». Дальше бежит поезд, сту­чит колесами: «Скоро и твой дом, скоро и твой дом!..» И тут вдруг влетела э окошко чайка, села Алексею на плечо, зашептала человеческим голо­сом: «Здравствуй, Алеша-пограничник! Все мне про тебя ведомо, все думки твои мне известны: тоскует твое сердце по большой работе. Оставай­ся в нашем краю».— «Я бы остался,— отвечает чайке Алеша-пограничник,— да моря нет в ва­шем краю. Как сама ты сюда, бедная, залетела?» Рассмеялась чайка: «Есть у нас в краю Байкал-море и его дочка, красавица река Ангара. На той реке большой порог-камень лежит, Падуном называется. Истерзал Падун грудь красавицы Ангары, днем и ночью плачет Ангара. Услышали советские люди ее плач, решили: «Избавим кра­савицу от вечной тяжкой боли! Поставим поперек Ангары плотину, поднимется вода и затопит злой Падун-порог. Разольется Ангара во все стороны новым морем, вздохнет свободно всей грудью. Ангаре — счастье и нам, людям,— поль­за; поплывут по новому морю корабли». «Неуже­ли, — спрашивает чайка Алексея-погранични­ка,— не хочешь ты помочь людям спасти краса­вицу Ангару от злого Падуна?» Взмахнула крыльями и улетела в окошко.

Задумался Алексей-пограничник. А тут — но­вая станция. «Город Иркутск! — кричат в окош­ко парни и девушки.— Пересадка на Падун-порог. Выходите, у кого руки крепкие, совесть чистая!»

Решил Алексей-пограничник и сошел с поезда выручать Ангару! Тут и сказке конец».

А вот текст письма, которое прислал Алексей Баулину:

«Здравия желаю, товарищ капитан третьего-ранга! Не сердитесь, что я так долго вам не пи­сал. До материка мы добрались без особых приключений. Правда, в Охотском море попали в хороший шторм, баллов на девять. Капитан объявил аврал по закреплению груза на верх­ней палубе. Мы, бывшие пограничники, рабо­тали как положено. Особенно старался Милешкин.

Вот я написал «бывшие пограничники» и даже сам не поверил: неужели я — «бывший»? Нет, Николай Иванович, никогда я не буду «бывшим». Всегда и везде, пока жив, буду погранич­ником.

Теперь хочу написать Вам о самом главном.

В Николаевске, в порту, мы встретили демоби­лизованных солдат и сержантов из Таманской дивизии. Они ждали «Дальстрой». Начались взаимные расспросы: «Куда едете?» Оказывает­ся, таманцы — их двести человек! — сговорились еще с полгода назад поехать по призыву партии на Дальний Восток. И вот с комсомольскими пу­тевками они спешат на Южный Сахалин строить дороги и шахты.

В Хабаровске на вокзале играл оркестр, было полно народу, со знаменами, с плакатами. Встречали только что прибывший скорый поезд. (Между прочим, среди ребят и девчат Петро Левчук встретил знакомых из своей Одессы.)

В Чите нам повстречался новый поезд с за­пада, тоже с комсомольцами. И опять демобили­зованные — матросы и старшины из Севастополя. Спрашивают: «Куда загребаете?» — «По до­мам», отвечаем. «А мы всей боевой частью взяли курс на якутские алмазные россыпи».

Тут у нас такое началось! «Запад на восток подался, а восток катит на запад — непоря­док! — кричит Левчук.— Встречные перевозки!» — «Рак пятится назад, а щука тянет в воду!» — попробовал было Милешкин пошутить. Его прямо заклевали.

Словом, Николай Иванович, в Иркутске душа моя не выдержала. Пожелал я нашим ребятам дальнейшего счастливого плавания, а сам свер­нул с курса на север к Падунским порогам. В обкоме комсомола мне все документы офор­мили за полчаса и включили меня в группу ленинградцев и горьковчан, которая едет на строительство Братской гидростанции. Одоб­ряете?