- Это тот, что червонец? - уточнил Коляныч.

- Он самый, - кивнул Опанас, - До сих пор не могу постичь: умный мужик, хорошо образованный, богатый, отменный политик, неплохой стратег, а получилось - и Карлу не помог, и государство профукал.

- Вы о Полтавской битве?

- О ней. Вот с тех времен братский северный народ строит свою империю, а нам прививают ген малоросса, создавая в массовом сознании типаж дегенерата в красных шароварах и вышитой сорочке с куском сала в зубах, который постоянно спрашивает кацапов: «А ШО РОБЫТЬ ДАЛЬШЕ?» Они уже триста лет совершенствуют эту идею. Но оказалось, что без своей праматери Украины империю построить не получается.

- Я изучал этот период в наших архивах, - с гордостью поведал Юхансен, - и нашел любопытнейший документ: наш король остался должен гетману Мазепе приличную сумму денег. Он, между прочим, когда Иван Мазепа скончался, прибыл в Бендеры на похороны своего союзника и, говорят, пробовал отыскать свою долговую расписку, но ничего у него тогда не вышло.

Опанас неожиданно побледнел, его качнуло.

- Что с тобой? - подхватился Арнольд. - Выпей воды!

- Ничего, - взял себя в руки Опанас, - уже попустило. Видите, что со мной делает история, - отшутился Опанас.

Арнольд Израилевич не принимал участия в открывшейся дискуссии и с тревогой смотрел на Опанаса.

- Вовчик, ты не закончин насказ пно супнугу, - вернул разговор в старое русло окончательно проснувшийся Петро.

Вовчик неохотно продолжил:

- Да так ничего интересного. Ирка сутками раскладывает карты таро, читает, почти не выходит на улицу. Я прихожу каждую пятницу, прессую холодильник жратвой, варю супчик, убираю квартиру и ухожу.

- Тнагедия, як в сенианах, - подвел итог Петро.

У ТУ-16, висящего над входом, заработала турбина и включились фары.

- Открыто, - коротко гаркнул Вовчик.

В дверном проеме показалась фигура редактора, уже знакомая шведам по вторнику. Хунька был трезвым и солидным. Он поздравил Вовчика, вручив ему подарок - пакет, перевязанный бантом. Вовчик развернул пакет и показал компании подарок редактора - букинистическую книгу «Художник Решетников», изданую в 1950 году.

- Сальвадор Дали строится и идет спать, вот где настоящий сюрреализм, - листал раритет счастливый Вовчик.

- Спасибо, Хунька!

Книга пошла по рукам.

- Я встретил Серегу, он всех приглашал в кафе, слушать живую музыку. Серж зацепил какую-то скрипачку, отставшую от симфонического оркестра, - потирая руки, сказал Хунька.

Вовчик усадил редактора за стол, поставил перед ним прибор и налил полную стопку.

- Что же вы ко мне не пришли? - ревниво спросил редактор шведов. - Я и угри ждали вас всё утро.

Свенсен показал на Вовчика и ответил за всех:

- Дела не позволили.

- Я хотел статейку шлепнуть в своем журнале о «шведской любви».

- А чем «шведская любовь» отличается от украинской или мексиканской, у шведов что - яйца на лбу растут? - удивился Свенсен.

- Нет, - сморщился Хунька, закусывая. - Я имел в виду «шведскую семью» - секс хором.

Он снова налил и выпил, пока Свенсен переводил друзьям. Петро снова обратился в слух, его очень интересовала поднятая тема. Отвечать Хуньке взялся самый юный швед.

- Не знаю, что вы имеете в виду. Нас это не интересует. Мы верим в Бога, у меня и моих друзей есть профессия, интересная работа, хобби и по одной девушке, но мы их еще ни разу не перепутали.

После после монолога Юхансен покраснел - он снова забыл имя своей подружки, но этого никто не заметил.

- А вот вы скажите - как живется на Бермудах без подруг?

- Если бы тут были бабы - мы никогда не построили бы Бермуды, - Опанас зажевал тему куском ананаса.

- А как же институт семьи, дети, продолжение рода? - заволновались потомки викингов.

- У нас пятница - день свиданий. Идем в семьи, проверяем у детишек дневники, счета, чиним утюг, многие остаются на ночь делать новых детей.

- А Маричка? - вспомнил Свенсен красавицу-медсестру и библиотекаря.

- Маричка тут работает, она не живет на Бермудах. Маричка - наша, так сказать, протокольная красавица.

- О, я хотел бы с ней подружиться, - мечтательно признался Свенсен.

- Кстати, сегодня пятница, - вспомнил славист, - вы же пропустили день отца.

- Ничего, - успокоил Свенсена Опанас. - Поверьте, дружба со Швецией того стоит, потом наверстаем.

- Нема пнобнем.

- Ребята! - с трудом овладел вниманием Коляныч, - а может правда, пойдем, послушаем ВЕЛОНЧЛЕНИСТКУ? Меня на классику что-то потянуло.

- Зачем в кафе? Пошни до мене на ставок, - предложил Петро.

- Отличная мысль, - забасил Опанас. - Не так душно и декорации то, что надо: полнолуние, звезды, вода.

- Тогда я возьму канистну Вовчика, небята хоношо ее знают.

Шведы, как по команде, схватились за головы. Компания разделилась, Арнольд и Коляныч пошли переносить концерт на водоем, а остальные медленно выдвинулись на встречу с прекрасным. Свенсен обратился к компании с мольбой:

- Кто-нибудь может толком обьяснить, как познакомились Жека Тихомиров и граф Репнин?

Опанас, зевнув, начал повествование:

- Несколько лет назад не-то в имении Репниных, не-то возле Густынского монастыря Жека случайно нашел могилу кого-то из Репниных, прибрал ее, сфотографировал, по интернету отыскал потомка Репниных, проживавшего в Париже, и написал ему письмо. Мол, ухаживаю за могилкой ваших предков. У меня тоже великолепная евгеника, давайте переписываться, граф. Граф разволновался, ответил, прислал описание рода, герб Репниных, свое фото и десять евро, вот с этого у них всё началось.

За разговором подошли к ставку. На пляжике моталась темная фигура Петра, он сооружал зеленый театр. Скрипачкой оказалась приятной наружности невысокого роста худенькая девушка с одухотворенным лицом, в очках. Она, чуть смутившись, представилась - Люся Мандрык. Чувствовалось: та часть компании, которую привел Коляныч и Арнольд, уже были ею очарованы. Больше всех старался Сема Драбицкий. Он притащил KORG, бегал, шумел, волок кабели, подключал и всячески тянул на себя одеяло. Серега был на седьмом небе и необычайно собой гордился.

Наконец, бермудовцы расселись по шезлонгам и стульям, те, кому не хватило места, лежали на песке. Ближе всех к импровизированной сцене, сделанной из четырех ящиков, накрытых дверным полотном и освещенной лампочкой, вокруг которой уже плясали ночные бабочки, лежал Петро и, рассматривая Люсины коленки, почему-то волновался.

Люся легко запорхнула на сцену, открыла футляр, достала скрипку и чуть подстроила инструмент. Ее тело вдруг налилось необыкновенной силой. Бермудовцы захлопали, подбадривая музыкантшу - Что вы хотите послушать? - тихо спросила Люся.

Наглый Коляныч, возлежавший в шезлонге, бесцеремонно рассматривая скрипачку, будто находясь в мясном магазине и выбирая филейку, уверенно сказал:

- Дворжака давай!

Люся тихо произнесла:

- Я не все помню напамять, «Славянские танцы» пойдут?

- Давай, - согласился Коляныч.

Люся притронулась к инструменту. Семен потушил свет. Скрипка запела. Ее звуки, качнув воздух, тронули вербы, воду, песок, кусты роз, людей. Они вплетались в ткань ночи, потом уносились в ярко-звездное небо и тут же возвращались. Музыка свободно проходила сквозь тела слушателей. Люся и ее скрипка довершали музыкальный рисунок Антонина Дворжака. Ее тело экспрессивно изгибалось в такт, помогая пальцам терзать струны. На голове, плечах и руках эффектно лежал лунный свет. Фигуру подчеркивали мягкие ночные рефлексы. Синтезатор Семена сегодня был ночной тенью Люсиной скрипки.

… Последний звук затих и умер, наступила гробовая тишина, бермудовцы пребывали в шоке. Первым очнулся Коляныч и зааплодировал, через миг все бермудовцы взорвались овацией, окружив исполнительницу. Люся, благодарно улыбаясь, раскланялась. Потом она исполняла этюды Берлиоза, Грига, Вивальди, Моцарта и Чайковского. Петро, никогда ранее не испытывавший такой эмоциональной пере- грузки, расплакался. Честно отработав два с половиной часа, Люся попросила антракт.