— А если он сюда не придёт? Что нам тут, до весны сидеть? — Говоря эти слова, Астафьев смотрел в окно. Этой ночью выпал первый снег, и хотя это радовало глаз, но навевало и уныние.

— Будем сидеть пока не скажут, — ответила Валентина Серова, пытаясь поплотнее укутаться в старенький пуховый оренбургский платок, поверх его осеннего пальто.

Разговор этот проходил пять дней спустя после основных событий, в небольшом дачном посёлке в двадцати километрах от Кривова, в личном домике Николая Соколова. Уже сутки Астафьев, и добровольно присоединившаяся к нему Валентина Серова ожидали тут появление хозяина. В других обстоятельствах никто бы Гонщика сильно не искал, особенно после крутой заварухи, устроенной Шлыковым и Кежой. Но, когда начали подводить итоги, то открылось много удивительных вещей.

В лесопосадке за кладбищем в собственной машине было найдено тело главного инженера завода «Металлопласт» Вадима Михайловича Осташко. Сначала всем показалось, что он покончил с собой. В руке его был револьвер, в виске дырка от пули, а на заднем сиденье — папка с документами, многое открывшее глаза Шлыкову и его руководству на происходящее на заводе.

— Они начали гнать левую продукцию ещё три года назад, — докладывал Шлыков высокой комиссии нагрянувшей в Кривов спустя сутки. — Началось всё с толовых шашек, благо для этого не надо было каких-то других компонентов. Они сделали одну большую партию, хранили её на заводских складах, а потом сбывали её, по мере нахождения заказчиков. Потом у них возникла идея сделать партию зарядов для подствольного гранатомёта. Еще в девяносто первом году на завод попало несколько вагонов с комплектующими для них. Они предназначались для точно такого же завода в Шостке. Но, руководство министерства среднего машиностроения, вы знаете, что это такое, — его собеседники кивнули головой, — решили не делать такой подарок новообразующемуся государству Украина, и завернули их в Кривов. Со временем про них все прочно забыли, тем более что документы на комплектующие благополучно утратили. И вот, спустя несколько лет, на завод приходит заказ на большую партию таких зарядов. Кто вспомнил про украинские комплектующие — Осташко, или Федосеев, мы уже не узнаем. Но, кто-то из этих двух друзей, придумал эту комбинацию. Пользуясь тем, что на заводе практически сменился состав руководства, и, во всех тонкостях производства разбирались только они, директор и главный инженер передали начальнику цеха номер пять совсем другие цифры госзаказа.

— А кто из них конкретно инициатор этой махинации? — спросил представитель министерства.

Шлыков с улыбкой развёл руками.

— Мы это уже, скорее всего, никогда не узнаем. Судя по тем документам, что мы нашли в машине Осташко, все подписи были его. Логично было бы подумать, что после того, как он понял, что всё раскрылось, Осташко застрелился. Но, потом мы узнали, что это было не его личное желание. В этом главному инженеру помог Федосеев. Просто мы нашли у него в машине точно такой же револьвер, как и тот, из которого застрелился Осташко. Они оба из одной серии, номера идут друг за другом. Кроме того, рядом с машиной Осташко были обнаружены следы «Волги» Антона Федосеева, а на рукаве его плаща — капельки крови Осташко. И у директора в доме нашли несколько документов, подтверждающих, что он был в курсе всего происходящего. Если бы не его смерть, мы бы про это никогда не узнали. По всем этим, новым данным Осташко был только ведомым в этом деле. Он и в люди то выбился благодаря Федосееву, тот волок его за собой и довёл этого неплохого мастера до кресла главного инженера. Так что он директору доверял полностью.

— А за что всё-таки они убили этого старика? Как его… — Спросил Малиновский.

— Серова? Там всё очень интересно. Василий Егорович умудрился просто по внешнему виду комплектующих определить, что они не соответствуют тем заводам, которые были указаны в поддельных документах. Это просто удивительно, у нас специалисты не смогли в этом разобраться, а он сумел. Он ведь там работал более тридцати лет. Серов написал про это докладную в ФСБ, и на следующий же день быки Бизона сделали попытку изобразить самоубийство старика.

— То есть, Богачёв был в курсе всего этого? — уточнил Шмелёв.

Шлыков пожал плечами.

— Скорее всего — да. Данные про Серова утекли из отдела, говорил с ним сам Богачёв. Сама та докладная исчезла. Но, Богачёв, как вы знаете, молчит. Все его подельники, увы, мертвы. Но, мне кажется, что всю эту операцию по устранению Серова разрабатывал лично он.

— Откуда такое мнение?

— Быки Бизона никак не могли разработать такую хитроумную операцию. Они бы действовали проще. А тут всё по законам большой игры. Среди кличек звучавших в разговорах Бизона фигурировал некто Шакал. Если Доктор, это Федосеев, то логично предположить, что Шакал, это как раз Богачёв.

Шмелёв кивнул головой.

— С этим всё понятно. А комендант и этот его дружок? Что они говорят про Богачёва?

— С Богачёвым напрямую они не работали. Они всё сваливают на Самойлова. Именно он накрыл их в прошлом году, когда они разгружали вагон с ворованным цветным металлоломом и стиральным порошком всё в той же лесопосадке. Он их быстро крутанул и заставил работать на себя. Это решило проблему вывоза с завода как толовых шашек, так и всего остального. Бетонную платформу там сделали уже по указаниям Самойлова.

— И что, никто не может показать теперь на Богачёва? — поинтересовался генерал Шмелёв.

— Судя по показаниям оставшихся в живых быков Бизона, в курсе всех дел сейчас может быть только один человек — Николай Соколов, кличка Гонщик. Он был у Бизона вроде адъютанта и личного водителя. Когда сам Бизон был не в состоянии сесть за руль, он вызывал Гонщика.

— Так найдите его, — приказал генерал. — Любой ценой, и желательно — живым.

В тот же вечер стоило Астафьеву появиться в отделе, как его тут же попросили зайти к Колодникову. У того шёл допрос, и Андрей кивком головы указал Юрию на продавленное кресло в углу, дескать — подожди. Вынужденным собеседником Колодникова сегодня был Владимир Каркин, машинист того самого, злощастного тепловоза.

— Так кто непосредственно душил Сафронова? — спросил Колодников.

— Кирилл.

— Ахтубин? Это Сафронов так раскорябал его руки?

— Да.

— А кто держал Сафронова когда Ахтубин его душил?

— Да никто не держал. У Кирюшки сила то дурная. Он же у нас из грузчиков, только последние два года у меня работает. Кто ж знал, что парень такой честный окажется. Мы то думали — ребёнок родился, значит, деньги нужны будут, согласиться по любому. А нам ведь неплохо платили за каждый вывоз.

— А вы знали, что вывозили?

— Ну конечно. Ящики то, они приметные, армейские, их не скроешь.

— И что вы сделали с Сафроновым?

— Мы его подпоили, давай толкать эту идею про вывоз, а он — ни в какую. Я сам, говорит, в Чечне был, не хочу, чтобы парни из-за вашей продукции гибли. Мы уже ему мозги парили, это, дескать, не в Чечню, это для братвы. Наоборот, хорошо, что в разборках больше бандитов погибнет. Ни в какую Игорёк не соглашался в этом участвовать. Вроде бы, и говорил, что не сдаст нас, но и таскать порожняк с продукцией тоже не соглашался. И, когда уже обратно шли, Кирилл не выдержал…

Каркин, споткнувшись о корень, упал. Сматерившись, он попробовал подняться, но неодолимая сила алкоголя снова и снова роняла его на землю. Не выдержав, он закричал вперёд, туда, куда ушли остальные члены его бригады: — Эй, мужики!… Помогите встать…ё… твою мать!

Вскоре на тропе послышались лёгкие, неуверенные шаги.

— Володька, ты где?

— Я тут, Семён, помоги. Я что-то устал…

— Что-то! Устал! Выжрал шарлака больше всех нас, теперь кувыркаешься.

— Да уж нахрен! Больше всех! Ты считал?

— А то мы тебя не знаем?! Вставай.

С первой попытки они упали оба. Потом Семён всё же встал сам, и смог поставить на ноги своего машиниста.