От его спокойного тона Ната покоробило.

— Значит, ты одобряешь мой… то, что я пытался сделать? — спросил он напрямик.

Монти смутился.

— Нет, но…

— У меня складывается впечатление, — проговорил Нат довольно резким тоном, — что, за исключением Карен, которая потеряла своих самых близких людей, вам всем недостает самой обыкновенной человечности! Что с тобой, Монти?! Может быть, это Купол так действует? Может, он стирает грани между тем, что хорошо, а что плохо, что высоко, а что низко? Человек, который не отличает одно от другого, действительно может чувствовать себя счастливым, но окружающим приходится с ним очень нелегко.

— Я… я не знаю, что и сказать, Нат. Все может быть, я точно не знаю. Я ведь как-то уже говорил тебе, что Купол мне не по карману.

— Допустим. Ну а чем ты занимаешься в свободное время, когда не сидишь здесь, со мной?

— Отсыпаюсь, главным образом. Еще болтаю с братом…

— И все? — Нат недоверчиво покачал головой.

— Ну, у меня есть и другие интересы…

— Например?

— Я каждый год участвую в фестивале рождественских световых фантазий. Мне, например, очень хочется, чтобы ты взглянул на мою новую скульптуру до того, как ее увидит широкая публика.

— Что ж, я сделаю это с огромным удовольствием, — сказал Нат. — А когда?

— Пока не знаю. Я… Поговорим потом, сейчас у меня много работы, — закончил Монти невнятной скороговоркой и поспешно вышел.

Глядя на закрывшуюся за ним дверь, Нат почувствовал себя виноватым. Завтра утром, решил он, первое, что он сделает, — это извинится перед Монти. Этот парень вел себя с ним очень мягко, терпеливо и по-доброму и ни в коем случае не заслуживал, чтобы с ним обращались подобным образом. С другой стороны, Нат не знал, сможет ли он когда-нибудь привыкнуть к этим людям настолько, чтобы завязать с ними сколько-нибудь близкие отношения, — уж больно скучными, банальными, плоскими они ему казались.

Раздумывая обо всем этом, Нат бегал по коридорам, что он проделывал каждый день, чтобы восстановить свою физическую форму. Двадцать кругов (если только он не сбился со счета, потому что его мозг еще иногда «барахлил») он пробежал, даже не устав. Похоже, он не только восстановил форму, но и вышел на совершенно новый уровень атлетической подготовки. Раньше — в прежней жизни — Ната вполне устраивало собственное тело, и он по большей части следил только за тем, чтобы правильно питаться и не набрать вес, да и то не очень усердствовал. Он был слишком увлечен своей работой, поэтому на неблагоприятные перемены ему, как правило, указывала Мэри. Но сейчас она, пожалуй, осталась бы довольна. Во всяком случае, сам Нат почувствовал что-то вроде восхищения, разглядывая смуглую гладкую кожу, развитую, выпуклую грудь, рельефные, твердые мышцы живота, объемные бицепсы и прочее. Он все еще не привык к новому телу и не мог со всей определенностью сказать, нравится оно ему или нет, но по крайней мере он начинал его чувствовать.

— Похоже, я превращаюсь в самого настоящего «нарцисса», — мрачно пошутил вслух Нат.

Потом он решил принять душ. Намыливаясь, Нат снова подумал о доноре. Пожалуй, не меньше, чем увидеть фотографию Мэри, лица которой он по-прежнему не мог вспомнить, ему хотелось узнать, каким был человек, которому когда-то принадлежало это превосходное тело. В своем воображении Нат рисовал респектабельного, порядочного молодого человека, выходца из довольно состоятельной семьи, готового достойно нести ответственность, какую налагает на своих членов общество. Пытался он представить себе и обстоятельства, которые привели молодого человека к гибели. Нату сказали — он погиб в дорожной катастрофе. Что ж, бывает… Столкновение наверняка произошло не по вине донора, но волею судьбы именно он получил перелом шейных позвонков и скончался на месте. Размышляя об этом, Нат пытался вообразить себе людей, пришедших проводить молодого человека в последний путь, и прощальные речи, в которых говорилось о трагической случайности, безвременно оборвавшей жизнь такого молодого, многообещающего, талантливого человека. Кстати, были ли живы его родственники, когда произошла эта трагедия? Этого нельзя исключать, и Нат подумал, что сейчас они наверняка гадают, что же сталось с их любимым сыном или братом после смерти. Что ж, когда-нибудь он разыщет их и скажет им спасибо.

Опустив глаза, Нат посмотрел на свой пах и принялся осторожно его намыливать. Он старался действовать очень аккуратно, однако довольно скоро почувствовал, что его член непроизвольно напрягается. О Господи! Что, если этот парень — донор — был женат? Об этой возможности Нат еще ни разу не задумывался. Может быть, он оставил вдову, которая теперь из сил выбивается, чтобы прокормить детей. Помогают ли ей другие родственники? А «Икор»? Разве корпорация не должна выплачивать ей за тело что-то вроде пенсии? Или то была единовременная выплата?

Эти мысли заставили Ната задуматься о необычности и странности собственного положения, и эрекция пропала.

Выйдя из душа, он провел рукой по запотевшему зеркалу и услышал скрип стекла. Прежде этот звук никогда ему не нравился, и в других обстоятельствах Нат, наверное, поморщился бы, но сейчас он почти обрадовался, услышав этот знакомый, почти домашний звук. Домашний… Похоже, он и впрямь начинает приходить в себя.

И Нат пристально взглянул на себя в зеркало, словно желая убедиться, что депрессия действительно оставила его. Кольцевой шрам на шее стал тоньше и бледнее. На ощупь он по-прежнему довольно большой и грубый, но в зеркале почти не виден. Еще менее заметен тонкий, как паутинка, и к тому же скрытый густыми волосами хирургический шов на груди. На щеке появились одна-две лишние ямочки — очевидно, какой-то тканевый дефект, а за ухом Нат нащупал не то жировик, не то хрящ, которого раньше не было. Волосы на голове Ната нуждались в стрижке, да и брови тоже выглядели не очень опрятно, однако то, что они продолжают расти, заставило его испытать дрожь самого настоящего восторга. Значит, его плоть живет, клетки продолжают размножаться — и это несмотря на то, что его голова пролежала в жидком гелии больше шестидесяти лет! Нет, Карен права — это настоящее чудо. Он сам — чудо!

Надев пижаму, Нат вернулся в палату и снова — как нередко в последнее время — вспомнил о Мэри. Ей нравилось выщипывать у него из бровей «дикие», как она их называла, волоски. Эта не слишком приятная процедура даже стала частью их утреннего ритуала. Нат хорошо помнил, как стоял, опустив голову, словно терпеливая старая лошадь, а Мэри неодобрительно качала головой, цокала языком и, вооружившись пинцетом, принималась за работу, не переставая упрекать его в том, что он пренебрегает своей внешностью. Мэри вообще нравилось бранить его за что-то, а ему, в свою очередь, нравилось слушать ее в общем-то справедливые упреки. «Что подумают о тебе твои пациенты?» — сердито вопрошала Мэри чуть не каждое утро, и именно в эти моменты Нату казалось, что он начинает понимать — это и есть настоящий брак. Не свидания под луной, не страстные поцелуи, не безумный секс, а такие вот маленькие ритуалы, традиции, даже свой особый язык, в котором интимности и страсти скрыто больше, чем в самых изысканных ласках. И в переводе с этого языка все упреки Мэри означали только одно — что она любит его и не может без него жить.

— Я тоже тебя люблю… — прошептал Нат в тишине, и голос его предательски дрогнул.

Звонок был анонимным. Федеральное агентство бактериологической безопасности получало немало таких звонков и было обязано реагировать на каждый. При этом, разумеется, приходилось отделять зерна от плевел — владеющих подлинными сведениями добровольных информаторов от недовольных начальством лентяев.

Звонивший, принявший особые меры, чтобы его голос стал неузнаваемым, сообщил, что в фениксском филиале «Икор корпорейшн» ведутся эксперименты с незарегистрированным телом, которое было возвращено к жизни уже несколько месяцев назад.