— О'кей, — сказала Карен. — Постарайся, Нат. Мы делали это уже много раз.

«Делали — что?» — подумал Нат. Он знал Карен: она часто заходила к нему в палату, и он успел составить о ней определенное мнение, но не помнил, чтобы они что-то делали.

— Мы тренируем глотательные движения. Ты должен упереться языком в лопаточку и заставить горло сжаться.

И она надавила на корень его языка. Нат попытался сделать все, как ему было сказано, но обнаружил, что это невероятно трудно.

— Молодец, Нат! — воскликнула Карен. — С каждым днем у тебя получается все лучше и лучше. Конечно, ты еще очень слабенький, но уверяю тебя — со временем все придет в норму, и мы сможем перевести тебя на твердую пищу. Наш местный нейротехнолог, доктор Персис Бандельер, говорит — ты уже воспринимаешь речь, стало быть, ты понимаешь хотя бы часть того, что я тебе говорю, но сам говорить пока не можешь. Да ты и сам наверняка помнишь, что это два разных мозговых процесса, так что ничего удивительного или нового для тебя тут нет. Поэтому в первое время говорить буду одна я, а ты слушай и запоминай. Только не надо прыгать через ступеньки и пытаться мне отвечать. Я буду повторять одно и то же по многу раз, так что ты в конце концов поймешь все, что от тебя требуется. Да, чуть не забыла — на будущей неделе тебе вживят новый надгортанник, новое горло и новые голосовые связки. Как тебе это нравится, Нат? У тебя будет совершенно новый голос; может быть, ты даже сможешь петь!

Интересно, спросил себя Нат, как они собираются вживить ему новое горло и связки? Неужели пересадка? А может, где-то уже появились синтетические трансплантаты? Он почти уверен, что никогда не слышал и не читал ни о чем подобном, но…

— Нам нужно сделать еще очень многое, но самое трудное уже позади. Твой мозг работает. Я вижу и чувствую это. Старайся побольше думать, Нат. Это не принесет тебе вреда — только пользу.

Карен вызвала на один из экранов изображение. Нат с трудом разобрал очертания чего-то округлого.

— Это человеческий мозг, Нат. Если ты был хорошо образованным человеком — а я подозреваю, что для своего времени ты знал достаточно много, — то тебе должно быть известно, что в левом полушарии праворукого мужчины-гетеросексуала сосредоточено девяносто процентов речевых рецепторов-ячеек. У женщин, кстати, они распределены иначе — восемьдесят и двадцать процентов в левом и правом полушариях соответственно. Так вот, речевой центр твоего левого полушария получил серьезные повреждения.

Она подсветила голубым несколько областей мозга.

— Вот! Это — все пораженные области, которые мы сумели выявить в твоем мозгу.

Нат напряг зрение. Голубого цвета, пожалуй, чересчур много.

— Если ты не очень хорошо видишь картинку, Нат, то это потому, что зрительная зона коры твоего мозга тоже пострадала. Но со временем голубые области уменьшатся, а под конец и вовсе исчезнут. Твой мозжечок будет работать так же активно и эффективно, как раньше, а может, и лучше. Вообще-то я уверена, что мы тут могли бы пачками производить самых настоящих гениев, — добавила Карен и рассмеялась своим мелодичным, как серебряный колокольчик, смехом. — Ну а пока я хотела бы просто напомнить тебе некоторые функции, которые относятся к правому и левому полушариям…

На экране появилась таблица. Читать Нат, разумеется, не мог, поэтому Карен прочла содержание таблицы вслух:

— Левое полушарие человека, как правило, отвечает за аналитическое и логическое мышление. С его помощью человек регистрирует ход времени, вычленяет мельчайшие подробности и детали и раскладывает целое на составные части. Но если бы человек думал только левым полушарием, он был бы не в состоянии разглядеть за частностями общую картину. Про таких людей иногда говорят — за деревьями не видят леса.

Правое полушарие, напротив, ведает эмоциональным, творческим, интуитивным восприятием действительности. Оно же отвечает за абстрактное мышление. С помощью правого полушария человек скорбит, боится, не верит в будущее, видит во всем только мрачные стороны, а также мечтает, фантазирует и делает общие заключения на основе известных ему фактов. Если ты хорошо понял, что написано в таблице, тебе не составит труда понять: твое левое полушарие пострадало сильнее, чем правое.

Нат продолжал пялиться на таблицу, пытаясь увидеть в ней хоть капельку смысла, но вместо нее на экране возник еще один непонятный образ.

— Лично мне, — сказала Карен, — больше по душе правое полушарие с его функциями творческого мышления, интуиции и эмоционального восприятия окружающей действительности. Как мне кажется, эта сторона жизни важнее, чем сухой анализ и скучная логика. Но, возможно, это только потому, что я — в высшей степени эмоциональная женщина. — Она улыбнулась. — Оба полушария соединяются своеобразным мостом, состоящим примерно из восьмидесяти миллионов аксонов. Этот мост в анатомии называют «мозолистым телом». Так вот, оно у тебя тоже повреждено, и довольно серьезно, но не пугайся! Это только звучит страшно, а на самом деле бояться нечего. Мы, по крайней мере, не боимся. Даже сейчас в твоем мозгу происходит восстановление поврежденных клеток, и уже совсем скоро ты будешь совершенно здоров и позабудешь про свою болезнь. Но для этого нужно немного пришпорить твое левое полушарие, только и всего.

Карен нажала кнопку, и в палату вошли санитар и техник, которые обычно надевали на Ната восстановительный костюм. Он поморщился, когда электрод, подключавшийся непосредственно к нервной системе, вонзился ему в шею, хотя никакой боли не почувствовал. Когда Ната облачали в костюм, ему достаточно было просто подумать о каком-то действии, и оно моментально осуществлялось. И это казалось ему настоящим чудом. Нат знал, что какой-то исследовательский институт на Восточном побережье разрабатывает биомеханический протез руки, но о целом костюме ему слышать не приходилось. Должно быть, подумал он, Мэри разыскала этот институт или экспериментальный госпиталь и сумела добиться, чтобы его поместили на лечение именно сюда. Нат попытался представить себе, как она выбирает лучшую больницу, как договаривается с администрацией, и на душе у него потеплело.

Потом Нат сосредоточился на предстоящей задаче. Он мысленно приказал костюму встать и сделал несколько шагов к двери, лицом к которой стоял. Обычно после этого он поворачивался и возвращался назад, но на этот раз Карен широко распахнула перед ним входную дверь, и Нат понял, что должен идти дальше. Решимость едва не покинула его, но он собрался с духом и вышел из палаты. Там он свернул и двинулся вдоль коридора, то и дело поворачивая голову то влево, то вправо в надежде увидеть других пациентов. Но все палаты, мимо которых он проходил, оказались либо пусты, либо закрыты. И, судя по отсутствию света за матовыми стеклами дверей, внутри никого не было.

Нат слышал, как Карен несколько раз окликнула его, но не остановился. Неожиданно ему очень захотелось увидеть, что находится за углом, в другом коридоре, но свернув, он увидел лишь еще один ряд одинаковых пустых комнат. Вся разница в том, что свет в этом коридоре был приглушен, а стены выкрашены унылой темно-зеленой краской. Похоже, этим коридором никто не пользовался, но Ната это не остановило. Он упрямо зашагал дальше, снова свернул, миновал еще один полутемный коридор. Повернув в четвертый раз, он увидел Карен, которая с беспокойством поджидала его у дверей палаты, и понял, что прошел по четырем сторонам квадрата. Именно в этот момент Нат впервые подумал, что никакая это не больница, а что-то другое. Отдаленный гул, который он отчетливо различал, заставил его подумать о подвале какого-то гигантского здания, где размещены компрессоры и другое коммунальное оборудование.

— Куда ты убежал?! — воскликнула Карен. Ее щеки слегка порозовели, и Нат понял, что она, наверное, действительно очень волновалась. — Я уже собиралась вызвать охрану, чтобы они тебя разыскали. У нас здесь не очень-то уютно, — невесело добавила она.

Подковыляв к своей койке, Нат ничком рухнул на нее. Пока техник и санитар освобождали его от костюма, он пристально смотрел на Карен, и в глазах его светилось жгучее отчаяние. Наклонившись, она коснулась его лба тыльной стороной руки — совсем как любящая мать, которая проверяет, нет ли у ее ребенка жара, но Нат резко отвернулся. Пусть у него повреждено левое полушарие, но он не полный идиот. Почему они не говорят, где он и что с ним случилось? И где, черт возьми, его жена!?