Наконец они поднялись на нужный этаж и, пройдя по коридору, постучались в облезлую дверь без номера. Им открыла миниатюрная мексиканка или пуэрториканка, которая назвалась Розой. В квартире было темно, сыро и сильно пахло плесенью и мочой. Дверь в спальню отсутствовала — ее заменяла клеенчатая занавеска. Откинув ее в сторону, Нат решительно шагнул вперед и вдруг остановился как вкопанный, увидев на кровати изнуренного, худого старика. Старик то метался на серых простынях, то принимался бормотать что-то невнятное.

Это был его сын!

В первое мгновение Нат растерялся, но выручил инстинкт врача. Подойдя к кровати, он положил руку сыну на лоб:

— У него жар!

Когда его глаза привыкли к царившему в комнате полумраку, Нат начал различать черты лица Патрика. Первым, на что он обратил внимание, были постоянно слезящиеся глаза с сероватыми белками и отвисшими, как у бладхаунда, нижними веками. Бугристый нос потерял всякую форму; губы были сухими, потрескавшимися; от крыльев носа протянулись к уголкам рта глубокие складки. Глядя в лицо сыну, Нат почувствовал, как у него защемило сердце. Ах, Патрик, Патрик… Ему было всего шестьдесят пять, но выглядел он намного старше.

Откинув в сторону сырое вонючее одеяло, Нат быстро осмотрел истощенное, в пятнах пролежней тело.

— Давно он в таком состоянии? — спросил он.

— Я не знаю, — смутилась Роза. — Я…

— У него запущенная инфекция мочеполовых путей. У вас найдется катетер?

Роза жестом показала на лоток с инструментами. Порывшись в них, Нат вскоре нашел то, что ему было нужно.

— Помоги-ка, — скомандовал он Фреду, и они вместе приподняли Патрика, чтобы Роза могла переменить испачканное белье. Когда она закончила, Нат пощупал пульс, потом внимательно исследовал лимфатические узлы на шее, под мышками и в паху и прощупал живот. Пульс был слабым; лимфатические узлы хотя и увеличены, но особых опасений не вызывали. Что касалось надутого, тугого живота, то это могло быть следствием недоедания.

— Патрик, если ты слышишь меня… — проговорил он. — Сейчас я буду вводить катетер. Постарайся расслабиться, о'кей? — Умелой рукой Нат стал вводить смазанный вазелином катетер в мочевой канал.

— Что это за мир, если человека заставляют страдать и никому до этого дела нет? — спросил он, ожидая, пока из катетера польется моча. Мочи, однако, оказалось совсем мало, и она была розоватой от крови.

— Что… с ним? — тихо спросил Фред, отворачиваясь.

— Пиелонефрит — почечная инфекция. Кроме того, если судить по количеству и виду мочи, мочевыводящий канал пережат увеличенной предстательной железой.

Нат пустил воздух в расширяющий баллон, потом продвинул катетер дальше внутрь мочевого пузыря, чтобы освободить выпускающий сфинктер.

— Он сильно обезвожен, нужно поставить капельницу. У вас есть капельница, Роза?

Роза вышла и сразу вернулась, неся штатив и лоток с инструментами.

— Вы давали ему антибиотики? — снова спросил Нат. — Триметорпин? Амоксиллин? Гумолон? Флоксин? Нороксин? — Он называл одно лекарство за другим, но Роза отрицательно качала головой. Наконец Нат сдался.

— О'кей, Фред, — сказал он, поворачиваясь к журналисту. — Должно быть, эти лекарства больше не употребляются. Вот как мы поступим: я дам тебе образец мочи, а ты отвезешь его в диагностическую лабораторию при любой больнице. Там сделают пробы и выпишут самый подходящий из современных антибиотиков. Ты понял? Только пусть подробнее пропишут дозировку — я ведь не знаю, как применять антибиотики последнего поколения.

Фред неловко переступил с ноги на ногу.

— Мне очень жаль, Нат, но… никаких антибиотиков последнего поколения не существует. Этот метод лечения остался в далеком прошлом. Антибиотики больше не действуют.

— О'кей, в таком случае я подробно опишу все симптомы, и пусть врач даст лекарство, которое действует. И не возвращайся, пока не купишь то, что нужно.

— Если… если мистер Патрик официально лишен гражданских прав как инакомыслящий, я ничего не смогу сделать. А если кто-то узнает, что я помогал такому, как он, я снова потеряю свою лицензию.

— Послушай, Фред, ты сам говорил, что выкопал самую сенсационную новость последнего десятилетия. И эта сенсационная новость — я. Этот человек — мой сын, и он нуждается в помощи. Отправляйся за лекарствами немедленно, слышишь? Мне наплевать, как ты их достанешь, главное, чтобы ты сделал это!

— О'кей, я попробую. — Фред бросил беглый взгляд на старика в постели и поспешно вышел.

Остаток дня Нат потратил на уборку. Он мыл окна, скоблил полы, протирал мебель. Это была каторжная работа, но Нат не возражал — убирая грязь, он чувствовал, как очищается и обновляется сам. Роза ему не помогала; она очень мало говорила и лишь иногда воздевала руки с выражением полной безнадежности на лице. Патрик почти все время спал, и Нат понял, что терзавшая его лихорадка понемногу отступает.

Ему все еще не верилось, что пожилой мужчина, лежавший на кровати в спальне, был тем самым ребенком, которого Мэри родила от него. Глядя на его изборожденное морщинами лицо, Нат старался поменьше думать о том, что он не сделал для своего сына. Он не вставал к нему ночью, не укачивал на руках, когда тот болел, не играл с ним в бейсбол, не защищал от настоящих и выдуманных опасностей, не дарил отцовской любви, которая — как Нат знал по собственному опыту — дает ребенку чувство уверенности и безопасности. Умом он понимал, что это была не его вина, и все же сердце Ната то и дело щемило от нежности.

Был уже вечер, когда Фред наконец вернулся с необходимыми лекарствами.

— Как тебе удалось их достать? — спросил Нат, не скрывая облегчения, потому что за последнюю пару часов он уже не раз задумывался, а вернется ли Фред вообще.

— Я поехал в Бетесду, в диагностический центр, и наврал там, что мой дядя приехал сюда по делам, но заболел и не может покинуть отель.

— Гляди-ка, оказывается, и ты на что-то годишься! — заметил Нат с самой саркастической ухмылкой. — А я было уже попрощался с тобой навсегда!

По какой-то причине Нат испытывал постоянную потребность дразнить Фреда. Порой его шутки были довольно обидными, но он ничего не мог с собой поделать. Вероятно, все дело в том, что журналист давал слишком много поводов для колкостей.

— Мне сказали, дело не только в почечной инфекции, — продолжал Фред, пропустив слова Ната мимо ушей. Он поступал так довольно часто, и Нат терялся в догадках, служило ли это ему защитой, или просто журналист был слишком толстокожим созданием. — У него рак. Рак простаты. Врачи в диагностическом центре настаивали, чтобы мой дядя как можно скорее лег в клинику для лечения.

Нат кивнул:

— Я подозревал что-то в этом роде, но полной уверенности у меня не было.

Фред слегка пожал плечами:

— Боюсь, мы больше ничего не сможем сделать. Ни одна больница не примет его после того, как там проверят его документы.

— Но ведь это противоречит конституции, разве не так?

Фред снова дернул плечом:

— Мне дали какие-то лекарства и даже объяснили, что это, но я мало что запомнил. Главное, они считают, что эти средства могут подействовать. Как сказал главный врач, тринадцать из ста за то, что они подействуют.

— Ты, наверное, шутишь?

— А что, это неплохие шансы.

Не тратя больше время на разговоры, Нат ввел в руку Патрика иглу капельницы. За окнами начинало темнеть, и Роза, показав, будто подносит ложку ко рту, куда-то вышла. Вскоре она вернулась с хлебом и ресторанным судком, в котором плескалось что-то вроде густого супа.

Нат, еще помнивший несколько фраз по-испански, узнал от Розы, что Патрик время от времени впадает в беспамятство и что приступы горячечного бреда становятся все продолжительнее. Это могло указывать на то, что рак поразил мозг, а значит, Патрика нужно как можно скорее показать специалистам.

На ночь они устроились в гостиной на полу. Фреду эта идея пришлась не по душе, и он сказал:

— Мы могли бы снять номер в отеле.