– Почему – пока? – не поняла я. – Тебя же никто не видел, правильно?

– Когда я уже заворачивала за угол, меня окликнул один мент, толстый такой, противный. Я оглянулась, а с ним рядом эта бабка стоит. Короче, я побежала…

– Бли-и-ин! – я прикрыла ладонью рот. – И что?

– Мне повезло. Таксист кого-то привез и высаживал сразу же за домом. Там трасса проходит. Я заскочила в машину и попросила ехать быстрее.

– И сказала этот адрес, дубина? – с негодованием спросила я.

– Ты что, с ума сошла?! – выкрикнула Маринка. – Я вообще проехала только три или четыре квартала и вышла. Потом пересела на троллейбус, затем на трамвай и только потом поехала сюда.

– Ну что ж, – с облегчением вздохнула я, – можно считать, что сегодня тебя почти никто не видел.

– Это сегодня. А в прошлые разы? Мишка, сволочь, особенно не скрывался. Я тогда все удивлялась, думала: вправду любит и не боится ничего.

– Так, ладно! – я попыталась сосредоточиться и вспомнить все, что сама переживала, или читала, или видела в детективах по телевизору. С досадой поняла, что конкретных знаний у меня все-таки маловато.

– Ты там, в квартире у своего Михаила до чего-нибудь дотрагивалась?

– Конечно же. Ручки на дверях. И на входной, и на двери в гостиную. Может, и на полу остались еще отпечатки.

– На каком полу?

– Ну, я как увидала эту Ингу всю в кровище, так и присела от испуга.

– Ты в кровь случайно не наступила? – с подозрением спросила я и затаилась, ожидая ответа.

Маринка не ответила и, побледнев, бросилась в коридор. Там она схватила свои туфли и, перевернув их, пристально посмотрела на подошвы.

– Что? – я быстро подошла к ней.

– Вроде чисто все. Сама посмотри.

Я отобрала у нее туфли и посмотрела. Действительно, не было заметно никаких темных пятен.

– Послушай, – задумчиво произнесла я, – а откуда ты знаешь, что это была Инга, жена твоего Михаила? Ты ее видела когда-то, что ли?

– Конечно, ты что! – Маринка недоуменно уставилась на меня и пояснила: – В первый же день, когда мы с ним только познакомились. Она тоже там была, только подошла позже. А потом я еще фотографии видела… Мишка показывал, – она потерла ладони друг об друга, словно замерзла, и добавила уже совсем упавшим голосом: – Это была она, точно. Длинные волосы, почти как у тебя, да и цвет похожий, браслет у нее еще на руке, деревянный такой, наборный, вроде того, что у тебя есть, цепочка на щиколотке…

– Что еще за цепочка? – удивилась я.

– Обыкновенная, золотая, – пояснила Маринка.

– Это что-то означает? – спросила я, роясь в памяти. – Она из этих, из хиппи, что ли?

– Какие хиппи! – раздраженно выкрикнула Маринка. – Такие цепочки вообще-то носят лесбиянки…

Тут-то я и вытаращилась на нее. Когда до Маринки дошел смысл ее собственных слов, она с тем же ошарашенным выражением посмотрела на меня.

– Не может быть, – наконец выдавила из себя Маринка, – они же женаты. Нет, скорее всего хиппари…

– Стоп! – я предприняла еще одну попытку навести порядок в мыслях. – Пошли обратно и все разложим по полочкам.

Мы вернулись в комнату.

– Значит, так, давай я попробую все кратко повторить. Проверим, правильно ли я поняла. – Я положила полностью докуренную сигарету в пепельницу, взяла следующую и, не прикуривая ее, а действуя как бы указкой, начала перечислять: – Ты подошла ровно в шесть, как тебе и было передано в той записке, которую продиктовал твой Ромео.

– Сволочь, – кивнув, подтвердила Маринка.

– Пока не важно, – махнула я на нее «указкой», – ты позвонила. Значит, отпечатки остались на кнопке звонка.

– Верно, – сказала Маринка.

– Не мешай, дай сосредоточиться! Затем ты открыла дверь. Оставила отпечатки пальцев на ручке. Вошла и, наверно, что-то крикнула. Ну вроде: ку-ку, мой птенчик, твоя бабочка прилетела…

– Тебе легко ехидничать! – обиженно проворчала Маринка, взяла за горлышко бутылку водки, сняла стаканчик и налила в него немного. – А я тут водку глотаю! Как ее только мужики пьют?!

– Не знаю! – опять отмахнулась я. – Ты говоришь, что горло у Инги было перерезано, да?

– Верно, – согласилась Маринка, сморщилась и выпила. – Там прямо, как второй рот был раскрытый… – добавила она упавшим голосом и уже, не сдерживаясь, тихо завыла, уронив лицо в ладони.

Я посмотрела на нее чуть ли не с озлоблением. Потом вытерла пальцами проступившую испарину у себя на верхней губе и, приняв решение, встала и пошла в коридор к телефону. Не помня наизусть номер, я полистала лежащий рядом с телефоном на полочке блокнот и, держа его открытым на нужной странице, начала нажимать кнопки.

– Оля, подожди! – закричала мне из комнаты Маринка. Она тоже выбежала в коридор и дрожащими руками попыталась вырвать телефонную трубку из моих рук.

– Ты к-куда звонишь?! – заикаясь, бормотала она, плохо соображая, что делает. Ей сейчас было просто страшно.

– Да успокойся ты! – крикнула я, немного испугавшись ее вида: глаза вытаращены, вены на шее вздуты. Фильм ужасов… – Я звоню Виктору! Кому же еще я могу звонить?! – с расстановкой произнесла я.

– Какому Виктору? – переспросила Маринка, ослабив напор и совершенно непонимающе вытаращившись на меня.

– Нашему Виктору, какому же еще? Или ты уже совсем забыла обо всех, кроме Миши?

– А зачем Виктору? Почему Виктору? Что ты хочешь ему сказать?

– Пусть он тебя сегодня же отвезет в деревню к твоей тете, вот зачем, – ответила я, отобрав наконец трубку и слегка повернувшись спиной к Маринке, чтобы лишить ее возможности опять покуситься на нее.

Виктор был нашим редакционным фотографом, бывшим афганцем и бывшим спецназовцем. Виктор был самым молчаливым и самым надежным парнем в мире. Когда-то они с Маринкой были вместе, но потом почему-то все испортилось и сто раз переменилось. Причем что интересно: Виктор как молчал обо всем на свете, так же промолчал и о причинах разрыва. Маринка же, умудряясь в одном разговоре затронуть бездну тем и загрузить слушателя до предела своими проблемами, говорить об отношениях с Виктором упорно не желала. Что у них там произошло – оказалось для меня тайной, сокрытой всеми возможными печатями. Но Виктор так и остался человеком, к которому всегда можно обратиться в трудную минуту и быть уверенной в нем.

После разговора с Виктором я начала собирать нужные для Маринки вещи.

– Я могла бы поехать и на автобусе, – как-то равнодушно проговорила Маринка.

– Могла бы, – согласилась я, – да только в таком деле каждые полчаса имеют значение.

Маринка впала в оцепенение и только иногда всхлипывала тихонько. Накидав в сумку все, что могло пригодиться, я вдруг выпрямилась и посмотрела на Маринку.

– А где был нож? – спросила я.

– Какой еще нож? – не поняла Маринка и огляделась по сторонам.

– Нож, которым убили Ингу, – нетерпеливо пояснила я, опять раздражаясь от ее несообразительности, – ты же сказала, что горло перерезано. Чем? Ножом, скальпелем, саблей? Где лежал этот предмет и что это было?

Маринка молча смотрела на меня и усиленно вспоминала.

– Не было ножа, – неуверенно ответила она наконец и уже тверже добавила: – Точно, не было. По крайней мере я его не видала.

В это время в дверь позвонили. Тихо ойкнув, Маринка зажала рот руками и застыла. Она была очень напугана. Я решила не искушать судьбу, на цыпочках подошла к двери и осторожно заглянула в «глазок».

– Это Виктор, – сказала я, разглядев стоящего за дверью. Почему-то я с облегчением вздохнула. Немного помедлив, я отперла дверь.

Виктор вошел, как всегда, молча и кивнул нам обеим. Маринка тут же прикрыла за ним дверь и заперла ее на два замка.

Виктор, посмотрев на Маринку, поднял на меня глаза; я, отведя его на кухню, все ему рассказала.

Внимательно меня выслушав, Виктор кивнул, большего от него и не требовалось.

Отправив Маринку с Виктором и строго-настрого запретив ей выезжать из деревни до моего особого сообщения, я, выключив во всей квартире свет, принялась размышлять о сегодняшних событиях.