Вилла «Мирадор» находилась в конце улицы Сан-Франциско за шестифутовой стеной с чугунными воротами. Ограды балконов второго этажа здания, с которых свисали бугенвиллеи, повторяли витой рисунок въездных ворот. От жаркого послеполуденного солнца окна были плотно закрыты ставнями. Эмме, пришедшей для разговора с сеньорой де Кория, казалось, что и сам дом на время сиесты погрузился в глубокий сон.

Перед тем как отправиться на собеседование, девушка тщательно продумала, что и как сказать по-испански своей нанимательнице. Дверь ей открыла приветливо улыбающаяся служанка-марокканка. Судя по всему, о приходе гостьи ее предупредили. Безмолвно приглашая ее войти в дом, служанка посторонилась. Эмма шагнула в прохладный холл, выложенный мозаичной плиткой.

– Сеньора де Кория просит вас пройти в ее комнату, – сказала молодая марокканка, перед тем как подняться на первую ступеньку лестницы.

В холле на втором этаже было так же прохладно, но намного светлее. В распахнутом настежь окне виднелось дерево. На улице стояло такое безветрие, что ни один лист на ветвях не шевелился. Все дубовые двери, ведущие в комнаты, были закрыты. Подойдя к одной из них, служанка попросила Эмму подождать, постучала и, дождавшись ответа, перед тем как удалиться, громко доложила:

– Сеньорита Редферн.

Эмма открыла дверь и вошла в комнату. После залитого солнцем холла ее глаза не сразу привыкли к полумраку. Однако еще с порога она поняла, что попала в роскошный будуар. Спустя несколько секунд девушка уже смогла разглядеть в нем шелковые бледно-зеленые портьеры, лежавшие на мраморном полу овальные ковры того же цвета, а на туалетном столике – флакончики, пудреницы и шкатулки из зеленого граненого стекла. Только потом Эмма заметила возлежавшую на длинном бамбуковом кресле женщину.

Леонора де Кория была в изящном неглиже из тончайшего нейлона. С ослепительной белизной ткани резко контрастировала темно-золотистая кожа ее оголенных плеч и шеи. Пышные волосы женщины отливали цветом пламенеющего заката. Желтый блеск огромного, квадратной формы топаза на перстне отражался в карих глазах. Хозяйка напомнила Эмме пышный цветок тигровой лилии.

Не поднимаясь со своего ложа, Леонора де Кория повелительным жестом молча указала вошедшей девушке на кресло. Когда та села, женщина, пряча вязанье, произнесла:

– Сама не знаю, почему я вам назначила встречу на такое время. Обычно до шести я отдыхаю. Хотя какая разница! Главное, что вы меня застали.

Она говорила низким томным голосом, и ее английский, за исключением нескольких звуков, был почти безукоризненным.

– Я могла бы прийти в любое удобное для вас время, сеньора де Кория, – тихо сказала Эмма и еще больше смутилась.

– Несомненно, вас можно принять только за англичанку, – заметила женщина.

В этих словах Эмма уловила укор.

– Ваша фамилия Редферн? Вам двадцать один год. Как давно вы в Танжере?

– Я приехала сюда в начале июля. Должна была выйти замуж, но наша свадьба не состоялась.

«Какие еще подробности моей биографии успел или еще собирается рассказать ей Марк Трайтон?» – подумала Эмма.

– Понятно, – кивнула сеньора де Кория. – Но для меня это не столь важно. Меня больше интересует, что о моих требованиях рассказал вам мистер Трайтон.

– Он сказал, сеньора, что вы ищете для своей родственницы компаньонку, – ответила Эмма и, не удержавшись, добавила:

– Он выразил предположение, что если я вам понравлюсь, то даже несмотря на то, что я владею только английским, вы меня возьмете.

Женщина прищурилась.

– А он хочет, чтобы вы мне подошли? – осведомилась она. – Или мистер Трайтон считает, что если вы подошли ему, то подойдете и мне?

Эмма вскочила с кресла:

– Устраивая эту встречу, он преследовал не свои, а наши с вами интересы.

Леонора де Кория улыбнулась, но теплоты в ее глазах Эмма не увидела. Соединив пальцы в замок, женщина закинула руки за голову.

– Да, конечно, – лениво произнесла она. – Даже Марк Трайтон, которому я в разумных пределах позволяю некоторые шалости, и тот пытается использовать меня в своих интересах. Он направляет мне свою протеже, которая мне совсем не нужна…

Эмма подхватила свою сумочку и приготовилась уйти. Однако эмоции девушка все же сдержала.

– Я, сеньора де Кория, пришла к вам не за милостыней, – заявила она. – Никакая я не протеже мистера, Трайтона! Просто он сказал, что у вас есть для меня вакансия.

Леонора де Кория пожала плечами:

– Ну и что с того? Единственное, что мне хотелось бы знать, – какую роль в этом случае он для меня отвел и не слишком ли вы им увлечены. Если вы думаете, что Марк Трайтон в вас влюблен, то глубоко ошибаетесь. У вас нет никаких надежд.

– О каких надеждах вы говорите? Сеньора, меня же только недавно покинул жених!

– Ну и что же? Вам может показаться, что я вам не симпатизирую, но на самом деле мне вас очень жалко. Вы же еще такая молодая и неопытная. Я старше вас и знаю, как удержать любимого. Любая испанская девушка не устояла бы перед чарами такого мужчины, как Марк Трайтон.

– Но я не испанка, сеньора. Вы же сами это только что сказали.

– Не ловите меня на слове! Я признаю, что не учла вашей гордости англичанки, но Марк с его готовностью изобразить из себя благородного рыцаря… Как бы то ни было, но нам обеим многое стало ясно, и теперь, если вы присядете, мы сможем спокойно поговорить о деле.

Эмма неохотно опустилась в кресло. «Если эта сеньора такая неприятная женщина, то какой может оказаться ее свояченица?» – подумала она и стала отвечать на вопросы Леоноры де Кория.

Да, машину она водит, хорошо плавает, у нее крепкое здоровье и африканскую жару она переносит легко.

– А что Марк рассказал вам о Пилар? – наконец спросила сеньора де Кория.

– Он сказал, что она и по сей день глубоко скорбит по своему умершему брату и что вы хотели бы ее из этого состояния вывести. Тогда я ответила ему, что с этой задачей лучше всего могли бы справиться вы, сеньора. А мистер Трайтон сказал, что причину, по которой эту задачу хотят возложить на компаньонку, объясните мне вы.

На губах Леоноры де Кория появилась улыбка, но тут же исчезла.

– Какой же Марк тактичный! – тихо произнесла вдова. – Вызвал у вас симпатию к Пилар, а меня не стал представлять монстром. Придется мне его за это поблагодарить. Ну что ж, буду с вами более откровенна. Пилар так сильно переживает смерть Хайме, потому что она его очень любила. Понимаете?

– Да, понимаю, – кивнула Эмма, стараясь скрыть неприязнь, которую вызывала в ней эта женщина.

– Вот и хорошо. Теперь мне не надо подробно объяснять вам, почему я не убиваюсь по богатому мужу так, как это делает его сестра. Видите ли, не я его выбрала, а он меня. Вы понимаете, что страдания Пилар меня раздражают. В них я вижу для себя укор. Более того, это дитя постепенно переносит свою любовь и на меня. А я уже этим пресытилась. В представлении Пилар я – скорбящая по мужу образцовая английская вдова. Понимаете, я для нее – это то, что осталось от ее горячо любимого брата. Когда я снова выйду замуж, все изменится!

– А что станет с Пилар, когда вы выйдете замуж? – осторожно спросила Эмма.

– Думайте о своем будущем, а не чужом, – отрезала Леонора. – А вдруг я предложу вам место компаньонки Пилар? Скажу вам прямо, что о моем браке в течение ближайших месяцев речь не идет. А к тому времени, я надеюсь, девочка с вашей помощью успокоится и сама станет невестой. Поэтому если в течение, скажем, шести месяцев вы себя хорошо проявите, то я смогу рекомендовать вас другим.

– Спасибо, – сухо ответила Эмма. – Вы полагаете, что за такой короткий срок можно повлиять на вашу золовку? Кроме того, о каком браке может идти речь, если ей к тому времени еще не исполнится восемнадцати? Разве можно заставить девушку ее возраста думать о браке?

– Она выйдет замуж, когда ей это посоветуют. Я же это сделала. Но я с вами согласна, повлиять на Пилар за такой короткий срок будет трудно. Если только какой-нибудь приличный молодой человек не обратит на нее внимание. А сейчас она еще наивный и неуклюжий ребенок, который собственной тени боится. Я хочу, чтобы вы занялись ее воспитанием, отвлекали от грустных мыслей и научили радоваться жизни. Будете ходить с ней по магазинам, советовать, что ей надеть. Я заметила… – Леонора еще раз бросила взгляд на костюм из зеленой чесучи, который был на Эмме, и продолжила: – что у вас неплохой вкус. Правда, одеты вы, по нашим меркам, чересчур строго. Но для компаньонки Пилар, которая пока не придерживается никаких стандартов, это вполне нормально.